Это Шекспир, мрачный, концентрированный, приправленный кошмарными сновидениями в духе Фрейда, с обостренными и по-достоевски амбивалентными чувствами, доведенными до точки кипения. Главный режиссер театра Юрий Бутусов и его молодой коллега и последователь Роман Кочержевский заперли своих персонажей в герметичном пространстве, оголили их тайные страхи и очевидные пороки. Персонажи заблудились даже не в трех соснах, а в одной комнате, так напоминающей зрителю сумрачные петербургские квартиры.
Квадрат здесь не что иное, как выстроенная режиссером модель мира, рамки, за которые любой артист мечтает выйти. Комната-декорация на глазах трансформируется в пространство для игры, репетиционный зал для отработки этюдов и импровизации. Почти все актеры в черном: черные костюмы, платья, лосины. Выкрашенные в черный цвет стены, несколько дверей и окон, вырезанных на скорую руку, необработанный реквизит, который давно не бывал в бутафорском цехе, ‒ так художники Мария Лукка и Александр Мохов создают атмосферу актерской мастерской. Здесь все условно. Этюды повторяются и наслаиваются, музыка обрывается – окантовочные «швы» выполнены наружу. Именно из этих на первый взгляд разрозненных и распадающихся сценок соберется спектакль «Комната Шекспира» – квадрат, как известно, архетип порядка и целостности.
Сцена окажется рингом, на котором Деметрий (Н. Волков) и Лизандр (А. Крымов) забыв о красавице Гермии (В. Фаворская), бьются за любовь Елены (С. Никифорова). И, наконец, любовный четырехугольник неизбежно образует замкнутое на себе пространство, в котором на фоне взаимного мучительства быстро загораются, но долго не гаснут яркие и разрушительные вспышки страсти.
Реальность уплывает из-под ног, растворяется в темноте, и ты медленно погружаешься в тревожный сон. По воле режиссера-мистификатора сновидения, как часто бывает, сначала успокаивают обманчивым правдоподобием, а потом увлекают тебя в нескончаемые лабиринты абсурдистской игры. Отныне мир живет по законам сна. Актеры (Г. Субботина, Е. Филатов, А. Новиков) готовят спектакль к свадьбе Тезея (М. Ханжов) и Ипполиты (Г. Журавлёва), но оказывается, что от текстов остались только бессвязные фразы. Служители Мельпомены взбунтовались, им подавай роли героев. Это один из тех кошмаров, когда человек не принадлежит себе, он исполняет чужой, неизвестный ему сценарий, а тому, что задумал он, никак не суждено случиться.
Страх замкнутого пространства становится нестерпимым. Двери заперты, но ни один ключ не подходит, заколоченные окна лишь изредка впускают свет (значит, за пределами комнаты уже наступило утро?) и вездесущего чертика Пака (С. Волков), которому позволено изящно балансировать между двумя мирами. От волшебного шекспировского леса остались только засохшие ветки, охраняющие выход из зловещей комнаты. Одежда проиграна в карты. Зеркало предательски отражает обнаженное тело. Ты бежишь, но остаешься на месте, не успевая за стремительно развивающимися событиями. Они только отдаляют тебя от предмета страсти. Грохочет музыка Rammstein и утяжеляет твою поступь. Ты окончательно провалился в воронку сна.
В «Комнате Шекспира» любовь ‒ игра, примеряющая разные маски. Она по-театральному красива, но как любая стихия несет в себе хаос и разрушения. Спектакль начинается с короткого пролога ‒ убийства птицы-Ипполиты (Г. Журавлёва) стрелой Амура (М. Ханжов). Из граммофона льется нежный романс, а прекрасный мучитель в
белом костюме ангелочка наслаждается страданиями умирающей жертвы. Так и остальные герои петербургской трагедии (в отличие от шекспировской комедии) не упускают возможности истязать друг друга любовью. В спектакле выстроен, по сути, параллельный Шекспиру безысходный мир.
Тезей (М. Ханжов) и Ипполита считают дни до свадьбы и придумывают новые способы изощренных пыток. И вот, подвенечное платье в клочья, а свадьба так и не состоится.
Жертвы любовной путаницы, которую срежиссировал Оберон (И. Батарев) и воплотил в жизнь пронырливый эльф Пак, преследуют друг друга, впечатываются в стены, теряют человеческий облик, ползают, даже лают. Но случаются и редкие минуты затишья перед новой бурей. Оберон и Лизандр, устроив перекур прямо на авансцене, соревнуются в остроумии – кто знает больше цитат из классиков о любви. Мудрый Фёдор Михайлович быстро пресекает наивные разглагольствования ‒ любовь без страдания невозможна.
Пак появляется то тут, то там в тяжелом черном сюртуке, с комически большими картонными рогами на голове и в круглых очках прилежного школьника. Ему тоже не чуждо насилие. Он вливает зелье в рот влюбленным, иногда душит их букетами роз, упиваясь своей властью над слабыми человеческими созданиями. А мстительный Оберон тем временем хитростью выманивает у Титании (Л. Шевченко) мальчика-пажа и бросает супругу в объятия человека с головой осла (М. Овчинников). Хорошо, что это только сон. И в нем волшебным образом все возвращается на круги своя.
На сцену все чаще падают крупные хлопья снега, напоминая, что сновидения совсем не в летнюю, а в промозглую зимнюю ночь. Контраст получается замечательный. Страсти постепенно затухают. Запорошенные снегом персонажи успокаиваются, и мучительный сон переходит в новую стадию, после которой наступит долгожданное пробуждение. Но и тогда не отпускает страх не проснуться и одновременно жгучее желание вернуться в ту же комнату и посмотреть этот сон с самого начала. Хотя полеты во сне никогда не повторяются. Впрочем, как и наяву.
Елена Омеличкина