"Макбет. Кино", Театр им. Ленсовета, Санкт-Петербург
Постановку известного произведения стоит делать лишь тогда, когда ею можно добавить что-то к восприятию пьесы (романа etc). Казалось бы, аксиома. Вопрос лишь в том, как определить, что именно можно считать дополнением. «Макбет. Кино» Юрия Бутусова в этом смысле странный спектакль. Вроде ни нового прочтения, ни иной трактовки образов здесь нет. Лишь фирменный стиль режиссера и появляющийся с его помощью ракурс.
Самое важное и, пожалуй, ключевое отличие «Макбета» от всех остальных постановок в том, что он решен как погружение в психоз. Пять часов внутри медленно воспаляющегося и потом разрушающегося сознания обоих супругов, уравненных в правах как соучастники преступления. Леди Макбет прочитает в первый раз письмо со странной, режущей слух формулировкой «милая соучастница моего величия» и станет равнозначной мужу, не больше и не меньше. Все «происходящее» (события пьесы в спектакле лишь обозначаются, с этим связано и небольшое количество использованного текста) совершается лишь в голове этих двоих. Были ли убийства и восхождения на трон на самом деле - неясно. И неважно. Перед нами картинки-воспоминания, будто снятые с памяти, как с пленки. Отсюда и все странности: повторения, размытость, гипертрофированные звуки и лица, даже танцы. Это образы, возникающие как телесная реакция организма на событие, произошедшее в сознании. Пожалуй, самая показательная в этом смысле сцена - долгое бездействие Макбетов после первого убийства. Через простой и ясный прием, всего лишь очень громкое, навязчивое тикание, передается все напряжение находящегося на взводе, издерганного человека, которому от страха и потрясения кажется, что вокруг стало подозрительно тихо. Напряжение таково, что незаметный обычно звук часов бьет по ушам, как звон набата. К этому же разряду относятся безумные, насыщенные животной энергией танцы, разбросанные по актам. Они представляют собой отражение физиологических процессов, работу внутреннего «механизма», который вышел из строя, когда ему дали незнакомую команду. Наконец, это сцена смерти Банко (почти прямая цитата из «Бориса Годунова»), где не остается ничего, кроме ужаса Макбета, ожидающего разоблачения, дорисовывающего на лицах гостей красные маски и видящего окровавленного покойника.
Постановщиков «Макбета» часто упрекают в том, что у них получается не спектакль, а лишь погружение в невроз. Но для Бутусова это становится осознанной целью. Увидеть то, что должны были чувствовать герои, окунуться в придуманный внутренний мир и исследовать его искривления. Здесь как нельзя лучше пришлась сновидческая, мрачная, гротескная эстетика режиссера: вода, черный цвет, бесконечные кружения, выбеленные лица-маски с кровавыми отметинами. Пожалуй, это «идеальный Бутусов»: закрытый внутри своего художественного мира и самодостаточно в нем существующий, как его Макбет, ушедший не в смерть, а в дебри психоза.
Татьяна Боева