В Театре им.Ленсовета Иван Поповски поставил комедию Шекспира
Театр им.Ленсовета пригласил на постановку знаменитого ученика Петра Фоменко Ивана Поповски. У македонского режиссера опыт немалый: около тридцати спектаклей от Москвы до Парижа. В Петербурге он – дебютант.
Иван Поповски прошёл хорошую школу, он чувствует слово, мелодию, пространство. Уже «встречался» с комедиями Шекспира: ставил «Сон в летнюю ночь» в 2015 году. Ещё одна шекспировская «ночь» – хороший выбор. Пьеса музыкальна и дерзка, независимо от переводов (режиссёр смонтировал пять версий: от Михаила Лозинского до Давида Самойлова). Несмотря на почти водевильный сюжет, комедия философична. Тема её – борьба видимости и реальности.
Никто не знает, как выглядела фантастическая Иллирия «Двенадцатой ночи», хотя Николай Акимов в Театре Комедии (1964) придавал ей черты солнечных средиземноморских городков. Яков Фрид снимал «Двенадцатую ночь» в Ливадии, Алупке и Царском селе. В спектакле Театра им.Ленсовета всё аскетично и лишь указано намёком. Ни дворцов, ни пейзажей. Художник Эмиль Капелюш обозначает море ассиметричным занавесом-парусом, солнце - светом, скалы, стены - серым полукружием. А на передний план выдвинуто театральное закулисье. Ещё до начала спектакля мы с любопытством рассматриваем на авансцене экзотичные аппараты для имитации шума волн, шуршания морской гальки, бури.
Буря переходит в песенку про музыкантов и любовь. В прологе её поёт Капитан – вскоре он превратится в шута Фесте (Александр Сулимов). Впрочем, поют и танцуют все персонажи, как это было и в легендарном «Укрощении строптивой» Игоря Владимирова (с Алисой Фрейндлих). Иван Поповски пригласил современного композитора Алексея Иващенко, который стилизовал музыку под старинную, её исполняет ансамбль оркестрантов во главе с Ильдаром Казахановым.. Звучит в спектакле и Шуберт, и «Влюблённый солдат» Энрико Каннио, и романс Неморино из «Любовного напитка». Правда, Доницетти введён, скорее, чтобы посмеяться над позёром Орсино.
Костюмы Яны Глушанок по-театральному условны и разнообразны. Загорающий на красной подстилке «дачник» Мальволио в чёрных коротких штанишках явно не из сценической эпохи Возрождения. Всё несколько пародийно. Скажем, якорь на лысине хрипатого морского волка Антонио (Всеволод Цурило) снижает его брутальность. Героическая лысина оттеняется «кудрями, чёрными до плеч» у молодых влюблённых и даже у Эгьюйчика.
Происходящее комически преувеличено. Если Галина Тюнина в «Мастерской Петра Фоменко» закрывала прекрасное лицо длинными волосами, то ленсоветовская Оливия - Лидия Шевченко выходит через зрительный зал с чёрной прозрачной фатой метров на пять. Под гротескно длинной вуалью скрываются пять прислужниц. Некоторые с бородой. Если Эгьюйчик у фоменок (Юрий Степанов), изображая «прославленные» прыжки сэра Эндрю, только приподнимал ногу, то на Владимирском проспекте Виталий Куликов, пластически очень одарённый, демонстрирует почти балетные па.
Измученная кораблекрушением Виола (Владислава Пащенко) постоянно «опадает» в обмороке на руки заботливых матросов. Впрочем, это цитата из постановки Евгения Каменьковича – не случайно Поповски посвятил свою премьеру «основоположникам театра «Мастерская Петра Фоменко». Одна из них, Галина Тюнина, работала с молодыми актрисами Театра Ленсовета по технике речи и передала кое-что из своих приёмов.
Разумеется, сходство между московским и петербургским спектаклями ощутимо лишь в деталях. Они очень разные. Пожалуй, Оливия – бурная и в то же время трогательная Лидия Шевченко (каким тоненьким голоском она поёт свои песенки!) и есть главная изюминка нового спектакля.
Страсть Оливии к Цезарио загорается мгновенно, и вскоре красавица не может её сдержать, валит на пол, исступлённо целует мнимого юношу. Девушка (Цезарио-Виола) несколько «фраппирована», хотя эротизм разлит в воздухе и в сценах Виолы с Орсино (Александр Крымов). Интуитивно они уже нашли друг друга. Любовные безумства не знают границ. Оливия защищает своего женственного избранника со шпагой в руках. Виола, убедившись в её противоестественной влюблённости, падает, как подкошенная. Дуэты властителей (герцога Орсино, графини Оливии) с Виолой-Цезарио - самые яркие лирические эпизоды спектакля. Молодые отважны и стремительны. Орсино с опасностью для жизни вздымается на вершину спинки герцогского кресла, а Себастьян (Дмитрий Хасанов) повисает вниз головой в сцене ареста.
Если определять стиль постановки Поповски, то его можно охарактеризовать как иронический неоромантизм. И всё же публика, знакомая с комедией Шекспира хотя бы по фильмам, с нетерпением ждёт фарсовых сцен с Мальволио, Эгьюйчиком, сэром Тоби. Пьяницу, гуляку сэра Тоби Бэлча в Театре им.Ленсовета играет Евгений Филатов, хорошо известный по «полицейским» телесериалам. Филатов более подвижен и «алкоголичен», чем его предшественники, но нельзя не понять Марию, стремящуюся выйти за него замуж.
Светлана Письмиченко – актриса вне амплуа. Может всё. Не случайно она сыграла главную роль в «Добром человеке из Сезуана». Её Мария умна, насмешлива, кокетлива и умеет быть очень жёсткой по отношению к нахалу Эгьюйчику. Из всех комических фигур спектакля Мария получилась наиболее современной и реалистичной.
Роль Мальволио играет Сергей Мигицко. Вопреки театральному стереотипу он не изображает надутого индюка. В течение всего действия Мигицко меняет обличья. В первой сцене – пасторская строгость и ханжество (чётки, очёчки, чёрная феска). Мигицко поначалу приглушает свою природную комедийность. Зато в сцене письма он переходит к буквальному «разоблачению» Мальволио. Полуобнажённый управляющий валяется на полянке, мечтает, играет босыми ногами, ерошит свои непокорные седые кудри, торчащие в разные стороны. В следующей сцене его тоже не узнать. Перед нами рыкающий, начальственный брюнет (покрасился), которому нечто в голову бросилось. Когда он в финале весомо бросает: «Я отомщу», мы понимаем: шутки в сторону.
Самое необычное режиссёрское решение шут Фесте - Александр Сулимов. Шут появляется в прологе и эпилоге, как бы задаёт смысловой и музыкальный тон спектаклю. Сулимову обычно удаются флегматичные, странные (не без сумасшедшинки) персонажи, растягивающие гласные. В качестве вокалиста он до сих пор не был известен. На Сулимова Поповски возложил неблагодарную задачу напомнить зрителю: не так уж у нас всё весело и приятно. В финале актёр, исполнив печальную песенку про вечный ливень, сворачивается клубочком перед занавесом и, похоже, умирает, а на смену ему приходит молодой «дух шута Фесте» (Иван Шевченко). Он обеспечивает преемственность «шутовских поколений» и заодно пророчествует.
Тем не менее комедия есть комедия, и спектакль (как и первый акт) вершится зажигательной ирландской джигой. В танце участвуют все герои, включая и «оппозиционера» Мальволио. Банальная истина: спектакль играют актёры и публика. В постановке Поповски эта мысль воплощается буквально. Все выходы исполнителей происходят через зал. Под конец притомлённые актёры укладываются на сценическом круге, подложив под голову подушки, но через минуту вскакивают и начинают бросаться ими друг в друга. Потом в зрителей. Последнее время в театре полюбили метать в зал воздушные шарики. Подушки весомее, ощутимее. Впрочем, покалеченных не было, и зрители совсем развеселились.
Евгений Соколинский