За что артист получил «Золотую маску»?
В этом году высшую национальную премию России «Золотая маска» в номинации «Лучший актёр» получил 23-летний Сергей Волков из театра им. Ленсовета. Что же в его работе было выдающегося?
Что такое война?
Елена Петрова, АиФ-Петербург: - Сергей, что для вас значит «Золотая маска»?
Сергей Волков: - Награда - это, в основном, ожидания, возлагаемые на тебя другими людьми. Они думают: «Вот, тебя отметили в 23 года, давай, покажи нам, за что?»
А какого чёрта я должен оправдывать чьи-то ожидания? Я делаю то, что люблю. Вот и всё.
- Но сами-то ожидали, что вас удостоят такой чести?
- Моё самолюбие, которое в эти дни непомерно раздулось, говорило: а почему бы и нет? Но потом в голову стучалось: среди номинантов Олег Табаков, Пётр Семак... Их имена ставили меня на место. Ну, а когда узнал о награде, возникло ощущение болезненной галлюцинации, не верил тому, что со мной происходит. Это было похоже на встречу с Дедом Морозом в детстве.
Родители за церемонией наблюдали в Интернете, мама рассказала, что всю ночь плакала. Папа тоже вроде всплакнул… В мою родную школу в городе Дзержинске пришли репортёры и взяли интервью у учителей. Вот это верх успеха! (смеётся)
- Спектакль «Кабаре Брехт», в котором вы сыграли главную роль, театр показывал в Москве. Как реагировала столица?
- Там был особый зритель. И жутко разный. Ребята, прошедшие в театр по входным билетам и простоявшие весь спектакль на балконах, и те, кто отдали за билет 15 тысяч рублей. Но во время спектакля они переплелись, сплотились и были очень внимательны. Я давно хотел сыграть этот спектакль именно в Москве. Там эти тексты звучали острее, чем в Петербурге.
- Что вы имеете в виду?
- Брехт трезв и циничен в отношении людей, стоящих «над нами». Он жил в кошмарное время фашизма и сталинизма, и для Брехта-драматурга оно было плодотворным. Когда возникает цензура, гигантское количество оппонентов, это настолько активизирует, что вынужден находиться в бешеном ритме самосжигания. Просто гореть! Брехт не вступал в прямой конфликт с властями, посмеивался из-за угла, переезжая из страны в страну. Возможно, это расходится с тем, что вкладывают у нас в понятие «настоящий мужчина». Но он защищал то, что любит, и тех, кого любит. Его можно назвать трусом, но быть героем, мне кажется, тоже не самый лучший вариант.
Поговорить на такие темы в наших сегодняшних реалиях со сцены московского театра и ещё получить за это высшую национальную премию - опыт необычный и радостный. Это говорит о том, что жюри «Золотой маски» не сковано в своём выборе каким-то влиянием со стороны.
Для меня лично важна критическая позиция Брехта, осознавшего, что верить нельзя абсолютно ничему, до всего необходимо доходить своей головой, ощутить своими костями суть проблемы. Путь не самый радостный, но зато тогда он именно твой.
- Для Брехта очень важна тема войны...
- Наш спектакль - абсолютно пацифистский. И наивный в какой-то степени. Всё просто: война - это безумие. Но в ночь, когда произошли теракты в Париже, городе, который я давным-давно люблю, и где живут мои друзья, я ощутил звериное хотение крови виновных. И как мне при этом произносить тексты о том, что война - это безумие, если я хочу уничтожения какой-то определённой группы людей? Постепенно, за три-четыре спектакля, начал своей кожей понимать Брехта, который мечтал выжечь фашизм, но при этом не хотел войны. Театр - хорошая для меня школа.
Чем поймать зал?
- Значит, искусство и театр могут активно формировать человека?
- Да, но не в больших масштабах. Даже если попадёт хотя бы в одного человека - замечательно. Когда я сам вижу что-то мощное, прекрасное, меня разрывает и сшивает заново.
Я уже по-другому смотрю на людей, природу вещей и события. Если со мной такое случается, возможно, и с другими тоже.
У нас есть детский спектакль «Странствия Нильса», и я получил письма от ребят четвёртого класса, им по 11 лет. Один мальчик написал: «Мы смотрим на вас так, будто вы делаете то, о чём мы думаем, но не можем об этом сказать». Если театр вот так попадает в детей, то почему бы ему не ворваться и во взрослых.
- Но чтобы дать зрителю сильное переживание, актёр и сам должен играть «на разрыв аорты»?
- Для меня главное в театре, когда актёр рискует абсолютно всем: здоровьем, своей «репутацией», психикой. Важен прямой контакт со зрителем, чтобы он становился партнёром: ты его вводишь в состояние нервного диалога, и он тоже несёт за что-то ответственность. Каждый спектакль - бой, а если это просто работа и спокойное любование своими переживаниями - мне незачем в такой театр ходить, я ужасно мучаюсь.
- А что вам даёт работа в кино?
- В кино у меня опыта маловато, играл в сериалах, когда был студентом Театральной академии. Потом понял, что не хочу иметь к этому отношения, - стыдно.
Кино - другая профессия. Оно, в силу того что я участвовал в создании вещей не самого высокого уровня, не давало того, что даёт театр. Это космический опыт, когда ты поймал зал, когда все эти абсолютно разные люди слушают тебя и сосредоточены настолько, что не шевелятся и ждут твоего следующего слова. Невероятная штука. Но и на кино надежду не потерял: после получения награды активно зовут на кастинги и в Петербурге, и в Москве. Грандиозных предложений пока не вижу, но интересные - имеются.