|
Юрий БУТУСОВ мэтром пока не стал. Но и из "весовой категории" молодых экспериментаторов, несмотря на возраст, уже перешел в более солидную. Питерским театралам его, наверное, представлять не надо: "Калигула", "Войцек", "В ожидании Годо", "Смерть Тарелкина", созданные с группой единомышленников - нынешних кинозвезд, - сделали его знаменитым. В столице он отметился пока только стремительным фарсовым "Макбеттом" Эжена Ионеско в Сатириконе. Некоторые критики до сих пор гадают: зачем нужен был Ионеско, когда есть Шекспир? Видимо, вняв этим недоуменным голосам, Бутусов теперь решил не искушать судьбу и вместе с Константином Райкиным поднял глыбу шекспировского "Ричарда III" .
- "Ричард III" - первая пьеса Шекспира в вашем послужном списке?
- Да, поэтому мне и интересно, и трудно. Низкий поклон Константину Аркадьевичу за это предложение.
- Вам уже прилепили ярлык абсурдиста. И наверное, справедливо: вы ставили Беккета, Ионеско, Пинтера, Камю. Насколько органично вписывается в этот ряд Шекспир?
- Шекспир вписывается в ряд тех драматургов, с пьесами которых я хотел бы работать. Беккет, Ионеско, Шекспир - это великие драматурги из одного ряда. Надеюсь, что они меня не отвергнут.
- Вы всегда говорили, что вас интересуют мятущиеся души. Благополучный человек вас не интересует?
- А разве театр занимается благополучием? Театр занимается болезнями.
- В одной статье было написано, что любая пьеса для Бутусова - это повод для создания собственного площадного, балаганного театра. Вы с этим согласны?
- Конечно, я хотел бы заниматься авторским театром и считаю, что будущее за ним. Я стараюсь, чтобы мои режиссерские "послания" были в каждом спектакле. А что касается языка, то, наверное, есть какие-то пристрастия. Но это происходит совершенно естественным образом. Я об этом не задумываюсь. Как мне интересно, так и делаю.
- "Ричард III" тоже задуман в стилистике площадного театра?
- Там есть фарсовая природа. Но в каждом спектакле она имеет свой оттенок, свои нюансы. Ведь фарс, комедия - это только слова, за которыми кроются какие-то серьезные поиски того, что называется жанром, стилем. Тут могут быть миллиарды оттенков.
- Учитываете ли вы в своих поисках потребности современного зрителя?
- Я ведь тоже зритель. Поэтому не могу не учитывать себя. Кажется, еще Гротовский говорил, что режиссер - это просто хороший зритель. Я стараюсь быть таким, много смотрю, пытаюсь воспитывать свой вкус.
- Есть ли у вас какие-то особые зрительские пристрастия?
- Я получаю наслаждение на спектаклях Фоменко, Някрошюса.
- Может ли вас что-то вывести из себя на спектакле?
- Такое бывает, когда я чувствую, что со мной разговаривают как с неумным человеком. Когда ко мне относятся, как к плохому зрителю. Когда я чувствую приемы, в которых есть неуважение ко мне.
- А вы предполагаете, например, что зритель должен так же хорошо знать пьесы Шекспира, Беккета, Мрожека, как вы?
- Я ничего такого не предполагаю. Я уверен только в одном: человеку, который придет в театр, должно быть интересно. В спектакле "Макбетт", например, нет ничего такого, чего невозможно понять, не будучи заядлым театралом. Там все элементарно просто. Есть даже места, которые слишком иллюстративны.
- Большинство своих спектаклей вы поставили со своей питерской командой. Теперь стали работать в других театрах. Обычно в своей команде вырабатывается свой особый, "птичий" язык, который и языком-то иногда не назовешь. Достаточно междометия, и все становится ясно.
- Да, там был свой особый язык. Но, может быть, это и плохо, потому что, как только он возникает, тут же начинает умирать творчество. И когда появляются новые люди, новая ситуация - это хорошо. Ты стараешься сделать их своими единомышленниками. Ведь самое сложное в театре - это ансамбль. Никакая звезда сама по себе не способна сделать спектакль хорошим.
- Раз вы сами заговорили о звездах, то не могу не задать банальный вопрос. Вы сейчас работали со звездой - Константином Райкиным. Вы всегда друг друга понимали?
- Понимание не дается сверху. Оно приходит во время работы. Мы искали и, как мне кажется, нашли общий язык.
- Вас, наверное, приглашают в разные театры. Но вы опять выбрали Сатирикон. Почему?
- Во-первых, я не мог отказаться от такого предложения. Во-вторых, я хотел работать с Константином Аркадьевичем. Мне это и лестно, и страшно одновременно. В-третьих, здесь есть группа людей, с которыми мы работали над "Макбеттом". Я их люблю, мне с ними интересно. Помимо того, что они талантливые актеры, они еще и хорошие люди.
- Это важно для вас как режиссера?
- Очень! Есть такое выражение: "Хороший человек - не профессия". Иногда хороший человек - это больше чем профессия.
- Вы постоянно работаете с художником Александром Шишкиным.
- Не знаю, кто важнее для ребенка: папа или мама. Для спектакля важнее всего, чтобы хорошо играли актеры. А что касается сценографии, то для меня она уже и есть часть режиссерского замысла. Каждая деталь должна иметь функциональное значение. Это и учитывает художник, когда получает задание. Во всех моих спектаклях важное значение имеет пространство. Я так научен. По-другому не умею.
Для меня отношения с художником - это парные творческие отношения, и мы абсолютно совпадаем с Сашей во вкусовых пристрастиях.
- Вы реагируете на критические статьи, или они для вас, как для многих режиссеров, пустой звук?
- Нет, я читаю, реагирую. Конечно, иногда что-то может рассердить и обидеть. Я - нормальный человек.
- Можете ли вы что-то изменить в спектакле после какой-то статьи?
- Нет, она просто может испортить настроение или улучшить его. Единственное: если статья написана с уважением и интересом, она может заставить о чем-то подумать и взглянуть на вещи по-новому. Я могу с ней согласиться.
- Влияют ли на ваше творчество какие-то внешние факторы, например политика, экономика, социальные процессы, происходящие в стране?
- Скорее - нет, чем да.
- Значит, вы могли бы работать в Англии, Америке, Африке, находясь в башне из слоновой кости?
- У меня был такой опыт. Я знаю, как это сложно. Мы порой просто не ощущаем связи с нашей средой. Это естественным образом входит в нас, и мы не обращаем на это внимания.
- Есть ли разница в зрительском восприятии ваших спектаклей в Питере и Москве?
- Мне кажется, что в Москве более открытая публика, чем в Питере. Но я могу и ошибаться. В Москве я ощущал очень хороший прием. Но когда мы привезли "Макбетта" в Питер, там к нему отнеслись более прохладно.
- Вы сейчас "в свободном полете". Вас это устраивает, или вы все же хотели бы иметь свой театр?
- Конечно, хотел бы. Я считаю, что репертуарный театр - единственно правильная модель его существования. Может быть, она проходит стадии кризисов, иногда кажется, что она умирает. Но все мои друзья-режиссеры, работающие на Западе, нам завидуют. Потому что сильнее русского театра нет. Это касается и школы, и развития, и духа.
Беседу вел Павел ПОДКЛАДОВ
|
