Режиссер — о системе Станиславского, современном театре и молодом поколении
Главный режиссер Театра имени Ленсовета Юрий Бутусов показал в Москве спектакль «Сон об осени». Впереди у режиссера — мастер-класс для молодых актеров в рамках фестиваля «Сезон Станиславского. Летний фестиваль губернских театров». С Юрием Бутусовым встретился корреспондент «Известий».
— Говоря о событии, посвященном Станиславскому, невозможно не спросить, что вы думаете о его академической системе.
— Я думаю, что система Станиславского — это величайшее изобретение человечества. Есть вещи, которые являются фундаментом театральной жизни. Это не только обучение актера, но и такое понятие, как ансамбль. Я также считаю поразительным и великим, что Станиславский придумал и написал замечательную книгу «Этика», в которой заложено самое главное, что нужно знать о театре.
— Вы в своей работе используете эту систему?
— Конечно, использую. Это фантастический метод обучения артиста. Мне вообще кажется, что режиссер и педагогика — неразделимые вещи.
— Вы не раз признавались, что любите сопротивление. Позволяете ли своим артистам спорить с вами на предмет видения роли?
— Мы находимся в диалоге, поэтому они просто-напросто должны это делать. У нас есть общая цель — сделать спектакль. И это единственное, что представляется для меня важным. Любой диалог, даже если это критика, спор или конфликт, должен быть направлен на достижение результата. Если это происходит, то всё в порядке.
— Существует вероятность, что вы будете работать с актерами, которых мы ежедневно видим на экранах в популярных телепроектах, таких, например, как «Кухня»?
— Я не знаю, кто снимается в «Кухне». Конечно, артисты должны сниматься. Желательно, чтобы они делали это у хороших режиссеров в хорошем кино, что случается не так часто…
В театре тоже не каждый спектакль является шедевром. Но когда работа на телевидении становится самоцелью и актер не может дать мне того времени, которое мне бы хотелось от него получить, мы не работаем вместе.
— Беспокойство для вас, цитирую, «очень важная среда». Не устаете жить в постоянном треволнении?
— Я не знаю, устаю я или нет. Видимо, это уже свойство характера и беспокойство действует на меня плодотворно, кажется важным. То нахожусь в этом самоедстве, то пытаюсь из этого выйти. Иногда получается, а иногда нет. Но даже эта борьба для меня очень благоприятна.
— Бывают моменты, когда вы чувствуете себя счастливым?
— Бывают, но я бы не хотел говорить об этом.
— Тогда почему вы считаете, цитирую, что «счастье — не самое главное в жизни, гораздо важнее познание и служение»?
— Потому что мне так кажется. Не очень понятно, что такое счастье. А эти вещи понятны, во всяком случае мне. Но когда работаешь, например, на репетиции и у тебя что-то получается, охватывает такое хорошее чувство, что мне кажется: может быть, это и есть счастье? В глобальном смысле мне кажется, что каждый человек, в котором живет осознание того, что его занятие — это служба, что это важно в каком-то высоком смысле, живет не зря.
— Меня заинтересовали ваши слова о том, что жизнь необъяснима, а театр отражает жизнь. Означает ли это, что зритель, выходя со спектакля, должен находится в состоянии непонимания?
— Это не очень простой вопрос, потому что все люди под пониманием понимают разное. Кто-то пытается разобраться в сюжете, поэтому не «отпускает» себя и не получает понимания на эмоциональном уровне. А в театре понимание прежде всего связано с эмоцией и чувством, а не с философией и концепцией.
Когда говорю, что театр отражает жизнь, я имею в виду именно это. К этому нужно стремиться. Всё, что происходит в театре, связано с чувственным пониманием, с чувственным миром. И уже по возможности, насколько Бог дал, зритель подключает к этому разум, голову.
— Что вы хотите дать своему зрителю? Когда-нибудь задавались таким вопросом?
— Для меня это не просто вопрос, а постоянный критерий измерения моей работы. Я думаю, каждый человек, который занимается театром или кино, так или иначе говорит об одном и том же. У каждого есть своя тема, свое внутреннее движение, в котором он пытается разобраться и его же передать. Если посмотреть на всё, что ты делаешь, можно вычленить конфликт — это то, о чем ты всё время рассуждаешь, возможно, даже в разных плоскостях.
У меня есть одна тема: взаимоотношения внутреннего мира, твоей души и того, что ее окружает. Насколько это сложно? Как в этом разобраться? Душа и тело находятся во взаимосвязи, в очень сложных и противоречивых взаимоотношениях: порой побеждает тело, а бывает — душа. Об этом мне хочется говорить. А еще мне всё время хочется, чтобы человек выходил из зала с надеждой. Возможно, я сейчас немного упрощаю, но я чувствую, что это очень важный момент.
— Вы как-то признались, что в последнее время вам всё реже нравятся чужие постановки.
— Скорее всего, это связано с тем, что сейчас много политизированного, функционального, прикладного театра. Из театра ушла поэзия, преобразование мира — это тенденция сегодняшнего дня, и она мне не нравится. Мне стало не хватать Фоменко и Някрошюса, их особого языка. А прямой прикладной язык меня не вдохновляет.
— В какой точке развития, на ваш взгляд, находится сегодня российский театр?
— Несмотря на пессимистические слова, которые я произнес в начале нашего разговора, мне кажется, что наш театр развивается. Появляется много молодых режиссеров и, как следствие, много интересного. Когда я говорю негативные вещи про театр, я подразумеваю то, что мне кажется излишним.
Сегодня российский театр вливается в контекст европейского. Если говорить по-простому, то даже возвращение на сцену Брехта значительно расширило возможности психологического театра в России. Не уничтожает психологический театр и внимание к пьесам абсурда, к новым формам, которых существует великое множество.
Всё это развивает театр, потому что фундамент русской школы никуда не девается, напротив, он только обогащается этим и, в свою очередь, обогащает направления, связанные с поисками. Это взаимное влияние всем на пользу.
— Такой мощнейший рупор общественного мнения, как социальные сети, входит в вашу жизнь?
— Никоим образом. Но тем не менее жизнь развивается так, что мне приходится ими пользоваться. Иногда хочется поделиться своим мнением, а другой возможности это сделать, кроме социальных сетей, нет. Я отношусь к ним с уважением и интересом, понимаю их необходимость, но для себя их использование стараюсь ограничивать.
— Но отзывы о своих постановках читаете?
— Сейчас почти нет, но был период, когда пытался это делать. В какой-то момент понял, что там столько неадекватного, как в ту, так и в другую сторону, что я перестал их читать, ограничившись профессиональным мнением.
— Каким вы видите молодое поколение?
— Я сталкиваюсь с молодым поколением достаточно часто, потому что преподаю. Люди, с которыми сводит меня жизнь, вызывают у меня восторг, интерес и уважение. Я вижу, как они талантливы, любознательны, и в том числе социально активны. Это тоже вызывает во мне уважение, потому что я социально не активен. Могу сказать, что мы были хуже.
