В воскресенье, 27 февраля, на малой сцене театра имени Ленсовета состоялся показ спектакля Евгении Богинской «Морфий» по одноимённому произведению М.А. Булгакова.
Что чувствует зависимый человек? Эйфорию? Страх? Счастье? И да, и нет. Есть нечто более глобальное, что будет кружиться у него в голове, перетекать по венам, и, наконец, отдавать в сердце. Что слышит зависимый человек? Обычный мир? Шум? Музыку? И да, и нет. Звук пульсирует в его ушах, он становится громче, чтоб вскоре оборваться, но позже возникнуть вновь. «Морфий» — произведение о вреде наркотиков? И да, и нет. Зависимость не так проста, как кажется.
Главный герой булгаковского «Морфия» — Поляков. Врач, ставший морфинистом, чей дневник публикует его друг и бывший однокурсник Бомгард. Именно образ Полякова встаёт в головах даже тех людей, которые весьма поверхностно знакомы с произведением. В спектакле Евгении Богинской главных героев куда больше — можно даже сказать, что они практически равноправны. Судьбы Бомгарда и Полякова раскрываются параллельно, чтоб позже сойтись в одной точке и слиться воедино. На самом деле, они сливаются с самого начала. Их объединяет даже не одна профессия, даже не то, что оба они работали в сёлах. Всё куда проще. Оба врача, которых вы увидите на сцене, — один человек. Иван Шевченко играет и Бомгарда, и Полякова. Различать их зрителю помогает табло в глубине сцены, на котором загорается имя героя и дата записи в дневнике Полякова. Ещё одна деталь, позволяющая различать врачей, — очки. Бомгард носит их для солидности, а его коллеге они не нужны. Но в действиях принимают участие и другие герои. Один из них регулярно просачивается и в наши жизни — голос. Внутренний голос.
Согласитесь, он очень красив? Даже когда насмехается над нами, играет на наших нервах и с нашими чувствами, заставляет паниковать… Но всё же остаётся красив. Вкрадчивый грубоватый голос. Не очень громкий, но и не тихий, идеального тембра, тягучий, плавный, но легко превращающийся в резкий и отрывистый… Его эхо раскатывается по черепной коробке. Но нельзя сказать, что он является нашей частью.
«Голос» Бомгарда и Полякова действительно красив во всех смыслах. И тоже заключён в одном человеке. Владислава Пащенко также играет второстепенных внесценических персонажей, но играет лишь голосом — в отличие от Ивана, показывающего различия в образах, поведении, мыслях врачей. Её тембр и звуковой диапазон позволяет девушке изобразить даже хриплый мужской бас. И всё-таки внутреннее «я» является её главной ролью. Лицо Владиславы остаётся строгим и спокойным, холодный взгляд направлен прямо. Она может в этот момент быть страдающей и корящей себя фельдшером Анной, но сохранять образ циничного внутреннего голоса.
«Морфий» пропускает зрителя за кулисы человеческого разума, туда, где бьётся сознание, силясь справиться с зависимостью. Он позволяет взглянуть, что представляет собой это мучение, рассмотреть его во всех подробностях. Конечно, дело не просто в познавательной информации — в круговороте чувств и эмоций люди могут узнать себя. Ведь каждый по-своему зависим. Не обязательно эти маленькие слабости бьют по физическому здоровью, часто они даже не бросаются в глаза. Первую «дозу» можно получить случайно, но после уже будет поздно. Однажды избавившись от боли и заменив её пустотой, уже не захочется возвращаться из сладкого мира. Да, у каждого свой «божок», вот только легче от этого не становится. Поляков стал морфинистом из-за боли в животе, она лишь послужила предлогом. В первую, очередь наркотик помогал ему забыть, как же мучительно жить с разбитым сердцем. А когда вместо сердца у тебя пустота, то кажется, будто существование становится гораздо приятнее. Но лишь на мгновение.
Что же чувствует зависимый человек? Ту самую приятную пустоту и лёгкость в груди, эйфорию, которая вскоре сменится страхом и злостью. Но главное звено в этом вечном круге — боль. Она иногда отступает, лишь на пару мгновений, омерзительно шепча при этом на ухо: «Я ещё вернусь». Её присутствие можно ощутить даже в самые приятные моменты. И она возвращается. Страх, стыд, отвращение, смешиваясь с ней, вынуждают искать пути избавления от такого мучения, толкая жертву на новый круг. Но ведь выход есть всегда…
Что слышит зависимый человек? Плавные звуки растекаются внутри головы, шум смешивается с ними, унося с собой все мысли, оставляя их где-то далеко в сплетении вен. Поляков слышит такую музыку. Звук живой электрогитары в этом потоке ощущается будто капли на воде. Владислав Амелин идеально подгадывает, когда новая «капля» должна сорваться с его струны. Эта музыка погружает нас вместе с врачом всё глубже в мир безумия. Вот уже картины на стенах расплываются, неужели на них бывают помехи? Морфинист недоумённо снимает картину с гвоздя, но изображение всё так же остаётся на стене.
Такой эффект, вероятно, создаётся с помощью проектора, но, возможно, есть некая хитрость. В любом случае, сценическое оформление весьма технологично и необычно. Два блока в металлических рамках проворачиваются, демонстрируя комнату врача или его больничный кабинет. Одна их сторона оклеена обоями, другая же покрыта кафелем, что служит прекрасным экраном. Такое устройство позволяет изменять место действия, не затрачивая при этом много времени и сил на перестановку и смену декораций. Зеркало с секретом закрывает список технологичных сценических решений, но о нём чуть позже.
Так неужели «Морфий» несёт в себе лишь простую мораль о вреде наркотиков? Может быть и так, но в первую очередь спектакль демонстрирует прекрасный психологический портрет зависимого человека. Боль будет преследовать каждого, кто хоть немного привязан к чему-либо. Порой бороться с ней становится совсем невыносимо. Совсем скоро Поляков, чьё изображение зеленовато-чёрными разводами загадочным образом расплывается в зеркале, словно пятно бензина, найдёт выход. «И как я сразу не догадался о таком методе лечения…» Скоро музыка в его голове исчезнет. Скоро прозвучит выстрел. Скоро записки молодого врача с пустотой вместо сердца окажутся у другого молодого врача. Скоро голос навсегда замолкнет. Скоро…
Текст: Алиса Витковская
Фото: Юлия Смелкина