Владислав Пази возвратился в родной город после многих лет работы в театральной провинции и как-то легко и естественно "прописался" со своими спектаклями на петербургской афише. Его постановки, ставшие фаворитами зрительского внимания, получали престижные премии. Поэтому назначение Пази на должность главного режиссера Театра им. Ленсовета было воспринято как естественное и разумное. При этом он умудрился не вызвать у коллег по цеху ни злобы, ни зависти, ни сплетен. Словом, впору говорить о феномене Владислава Пази.
- Помнится, когда вы вступили в эту должность, много писалось о том, что вот, мол, пришел руководитель, который разрушил стереотип режиссера-диктатора, а тут вижу: на стене вашего кабинета, прямо над столом, висит такая классическая плетка Карабаса Барабаса, причем, по-моему, не игрушечная, а самая настоящая. Это символ вашей власти в театре?
- Конечно. Товстоногов говорил, что театр - это добровольная диктатура, и я с ним согласен. Хотя и не являюсь диктатором по призванию. В каком смысле диктатура? Все решения должны быть приняты в этом кабинете и неукоснительно выполняться. Если не исполняются, необходимо принять меры к исполнению. Вот для этого иногда и нужен этот инструмент. В переносном, конечно, смысле...
- То есть без крика, унижения не обойтись?
- Да нет, конечно. Модель такого тоталитарного театра давно умерла, она сейчас не действует. Об унижении вообще речи нет. Орать иногда приходится, ну просто для того, чтобы собрать внимание всех. Но этого я тоже не люблю делать. Есть другие, необидные средства. Хотя по определению человек, руководящий театром, кого-то все время ущемляет, обижает. Ставишь того, а не этого драматурга, этот актер обиделся, что дали роль, а тот, что не дали...
- Вы всегда говорили, что самое главное завоевание русского театра - это театр-Дом с большой буквы. Но ведь мы небогатая страна, и город наш бедный, не хватает на самое насущное. Оправдано ли такое количество этих домов?
- Но у нас нет возможности содержать другой театр. Ведь все эти антрепризы, расплодившиеся в последние годы, это же не театры. В Англии, допустим, существует - я сейчас не помню точную цифру - чуть ли не 200 частных театров. Но это театры - есть здание, есть владелец, который отвечает за предприятие и организует его жизнь. У нас ничего такого не возможно.
- Почему не возможно?
- А потому, что у нас нет частных антрепренеров, у нас другая традиция. И потом частный театр не может полностью окупиться.
- Так ведь зрителю наплевать куда ходить: в частный или государственный...
- Зрителю наплевать, а театру не наплевать, потому что он не может существовать на деньги, которые платит зритель. Зрители у нас бедны, деньги платят небольшие, меньше даже, чем в кино. Богачи в театр не ходят, а если ходят, то на то, о чем продудели по TV, где есть несколько знаменитых физиономий, куда не стыдно отвести подругу... А репертуарный театр не может себя окупить. Но его изо всех сил надо сохранять, потому что это национальное достояние, нашему театру завидуют. И потом в Питере не так уж много театров. Жизнь покажет, нужны ли они все. Но ведь как бывает - театр умирает, а потом приходит какой-нибудь настоящий лидер и начинается возрождение. Это вопрос правильного менеджмента, говоря сегодняшним языком. Надо уметь рачительно управлять театрами.
- Современный режиссер должен быть и менеджером?
- Обязательно.
- Но вы ведь этому не учились, как овладели смежной специальностью?
- Сначала в этом не было нужды. Я не был членом партии, и меня к руководству не подпускали. Потом, когда времена изменились, я возглавил театр, который любил, и по общему решению труппы стал главным режиссером. Ну а дальше - опыт, сын ошибок трудных... Мне пришлось там быть и директором, и я понял, что это правильно, хотя трудно. Я и здесь, в Театре им. Ленсовета, директорствую. В театре должен быть один руководитель. Тот, кто решает художественные вопросы, должен решать и финансовые, определять, на что тратить деньги. Иначе начинаются нелепые конфликты... Когда наши молодые режиссеры приходят и говорят: "Я хочу и то и это, а как это сделать - ваши проблемы" - беда. Есть бюджет, и в него надо уметь вписаться. Так живут театр и кино во всем мире. Нельзя изображать из себя Моцарта, который, кроме нот, ничего не слыхал и не хочет. Театр - это производство, и его надо знать.
- Не кажется ли вам, что жанр мюзикла, который так теперь популярен в Москве, для нашего театра не слишком органичен, что он привнесен к нам искусственно?
- Я к мюзиклу отношусь хорошо. Когда ставил спектакль в Америке, посмотрел много бродвейских мюзиклов. Это настоящее искусство. Ведь недаром нынче мюзиклы переносят со сцены на сцену, как когда-то переносили балеты Петипа. В каком-то смысле это сходные явления. Мюзиклы идут по всему миру, мы как бы включились в процесс глобализации. Если нашей публике интересен мюзикл, то почему она не должна его видеть? С другой стороны, должно идти развитие русского музыкального театра. Я видел мюзикл "Норд-ост". Это вполне достойная работа. Сделана по американским образцам, но на русский сюжет. Будь там несколько шлягеров, которые распевала бы вся страна, то вообще все было бы блестяще. Когда-то и в Театре Ленсовета было немало музыкальных спектаклей. Правда, Владимиров шел прежде всего от драматического театра, через актера, его мало интересовали постановочные эффекты. И звезды тогдашней ленсоветовской сцены Алиса Фрейндлих и Михаил Боярский дали замечательные образцы в этом жанре. Мы тоже собираемся ставить нечто в этом роде.
- Что именно, можно узнать?
- Названия пока не скажу, сообщу только, что это будет спектакль по Достоевскому, его мы поставим к юбилею города. Ведь наше своеобразие заключается еще и в том, что у нас очень поющая труппа. А Достоевский замечательный автор для мюзикла, для музыкального театра.
- Вы много гастролировали, участвовали в фестивалях, какие впечатления от "их" театра?
- Да, мы объехали почти всю Европу. Чего только не видели... На одном авангардном фестивале в Италии, где на сцене "играли" компьютеры и демонстрировались различные виды половых извращений, наш спектакль "Войцек" выглядел почти старомодно. Но не могу сказать, чтобы что-нибудь там произвело сильное впечатление. Кроме, пожалуй, одного моноспектакля, который поставил француз, а играл китаец. Сначала этот китаец был снят на пленку, а потом он играл параллельно со своим изображением, и это изображение зависело от его движений. Тело во взаимоотношениях с изображением этого тела. Не очень понимаю, как это сделано технически, но смотреть было любопытно. Еще был немецкий спектакль, играли две женщины, конечно, обнаженными, но актерски это было очень здорово. Видели спектакли, игравшиеся больными людьми, натурально психически больными. Много чего повидали...
- Так какое же общее впечатление от виденного?
- Мне кажется, мы находимся с ними в разных театральных мирах. Для нас социалистические идеи уже давно отторгнуты, нам интересен индивидуум, личность, мы вновь погружаемся в психологический театр. А в Европе мы видим спектакли, связанные чуть ли не с классовой борьбой. Например, мюзикл "Мизерабль", где финал первого акта похож на то, что можно было увидеть у Охлопкова в каком-нибудь 1950 году, - люди, размахивающие знаменами, поющие революционный гимн, и все это с искренним пафосом... Правда, это редкий случай. Чаще можно увидеть поиски в человеке страшного, подсознательного, пограничного. Много на сцене аномалий половой сферы, которые подаются в эпатажном виде. Потом пресловутая политкорректность. Спектакли, прославляющие брутальность женщины. Или бедные - хорошие, а богатые - плохие, или черные - хорошие, а белые никуда не годятся. Не может быть и речи, чтобы поставить оперу в исторических костюмах. Скучно это. Поэтому в "Борисе Годунове" грузовики, портреты Берии... Хотя видел я и блистательные оперные спектакли.
- Приближается юбилей города, вокруг него бушуют страсти. Вы - режиссер, как бы вы организовали и поставили такой праздник?
- Я петербуржец в нескольких поколениях и воспринимаю этот праздник как факт своей биографии. Будет хороший праздник или не очень, такой получится фейерверк или другой, честно говоря, все равно. Конечно, хочется, чтобы это было достойно Петербурга...
- И как этого добиться?
- Вообще-то сложное дело, требующее особых размышлений. Тут должен во главе быть очень хороший специалист. Не берусь давать советы, но, думаю, необходимо нечто, что будет город объединять. И идея, высказанная художником Эдуардом Кочергиным, что праздник должен проходить на воде, мне кажется правомерной. Нас, петербуржцев, объединяет именно водная стихия. Важно, чтобы не было купеческой разлюли-малины, как в Москве с этим драконом. Чтобы на Невском шел живой, а не заорганизованный карнавал. Мне почему-то кажется, что все будет нормально. Не надо ждать катастрофу. Если и возникнет какая-то пошлость, то она в конце концов пройдет стороной. Чего только наш город не переживал, пройдет и это...
Александр Урес
