Его поступление в ЛГИТМиК было скандальным - Игорь Владимиров просто "украл" его и еще нескольких студентов из Свердловского театрального училища. Любимый воспитанник Владимирова, он дважды покидал свой театр - первый раз, перебравшись вслед за женой в Красноярск, где отработал сезон в местном театре, второй раз, за "неповиновение" Мастеру - Игорь Владимиров болезненно воспринял работу Владимира Матвеева с Семеном Спиваком, и на художественном совете большинством голосов Матвеев был исключен из состава труппы. После этого была работа в театре у Семена Яковлевича Спивака. Но было возвращение. И Владимиров дважды принимал "блудного сына" обратно.
Он, действительно, незаурядная личность, художник, раздираемый жаждой публичного признания своего гения. По своему же определению работает в одном амплуа - "большой артист". В октябре 2001 года за роль Каренина в спектакле Геннадия Тростянецкого "Каренин.Анна.Вронский." Владимир Матвеев был удостоен Высшей театральной премии Санкт-Петербурга "Золотой софит". Заслуженный артист России.
- Вы помните свою первую встречу с Игорем Владимировым?
- Конечно. Потом оказалось, что она все и решила, а не мое чтение Лорки и Евтушенко, вполне банальное, наверное. Меня Игорь Петрович увидел и спросил: "Что ты такой белый?" А был конец лета, я - от природы рыже-белесый, а тут и вовсе выгоревшие волосы, и мои руки в ужасе потянулись к голове, я прямо за волосы схватился, думаю: "Это конец! Ему нужны черненькие". Оказалось, что он меня про лицо спрашивал, я был бледный, испуганный провинциальный пацан. И вот эта-то моя неадекватная реакция ему и приглянулась, как он мне сам гораздо позже рассказывал.
- Владимиров был строгим учителем?
- Конечно. И это правильно. Я очень быстро понял для себя, что когда он хвалит - хорошо, а когда ругает - еще лучше. Те, кто обижались на резкие слова, не дошли даже до последнего курса. И настоящие артисты это понимают. Помню, Елена Соловей репетировала в "Победительнице" Арбузова, это был ее дебют в нашем театре. Владимиров говорил ей очень резкие, беспощадные, горькие слова, все удивлялись, как она терпит, ведь "звезда" же. А она ангельским голоском: "Это значит - он обо мне заботится, он за меня болеет, я ему небезразлична".
- У него были любимчики?
- Были, но им всегда было сложнее, чем простым гражданам, потому что с любимчиков был больше спрос. На них было больше обид, если они заинтересовывались чем-то на стороне. Вот я, например, уходил из театра дважды. Но возвращался.
- Вам довелось играть с замечательными партнерами - Фрейндлих, Дьячков, Петренко, Соловей: Вы подстраивались под них, учились у них?
- Учился, конечно. Но не подстраивался. Я быстро понял, что если сцена - моя, я ее веду по сюжету и по мысли, то будь ты хоть кто рядом - мое дело главное. Правда, по молодости бывало, что чувствуешь отклик зала сильный, и "прибавишь" чересчур много. И платить за это приходилось. Помню, позволил себе лишнее в "Укрощении строптивой" в роли слуги, так Алиса Фрейндлих - Катарина - за мной по сцене гонялась, пока не шлепнула - наказала, значит, за актерское своевольничанье. Она строга была на этот счет. Конечно, и профессиональные уроки они сильные давали. Поразил меня однажды Алексей Петренко. Мы играли вместе в "Жестокости" Нилина, он - кулак, связавшийся с бандитами, я - следователь-пацан. Сцена допроса, я на табуреточке за столом протокол веду. Совсем молоденький, роль большая, все внимание - на себя, чтобы состояние удержать, эмоцию, не сфальшивить. А Петренко вдруг решил пугнуть меня, видимо, заметил, что я - как котенок, ничего не вижу и не слышу. Говорит: "А что, если я сейчас возьму табурет и как дам тебе по голове?" И как замахнется табуретом! И я упал на пол - не как персонаж, а как артист. Хотя по смыслу сцены это для сюжета вполне оправдано было. Но это я уже потом сообразил, а в тот момент он меня просто "смахнул" своей энергетической волной. Не у каждого актера такая сила есть. Он ею владел. Я тогда понял, что такое эта самая энергетика.
- В театр сейчас приходит новое поколение актеров, чем оно отличается от Вашего?
- Оно отличается от нашего тем, что они хуже обучены. В том возрасте, в котором они сейчас, мы умели гораздо больше. У нас был богаче репертуар. Например, актеры с нашего курса в 24-25 лет уже отыграли все главные роли в спектаклях по Вампилову, Шекспиру, да и другим авторам, которые сейчас молодым артистам и не снились. Дело в том, что мы счастливо совпали с золотым периодом Владимирова в театре. После учебы мы бегали на спектакли, мест в зале для нас не было, мы стояли за "деревяшкой" - за последним рядом. А учились мы на работах таких мастеров, как Петренко. А сейчас, я считаю, великие учителя ушли, от этого страдает школа.
- Что, по-вашему, исчезло из театра за последние лет 30?
- Исчезла мощь! Мощь, экспрессия и энергетика, которую великие артисты передавали в зрительный зал. Если называть петербургских артистов, то это Симонов, Юрий Толубеев, Юрский, живой, слава богу, но который не с нами, а в Москве, Копелян, Стржельчик - это если мужчин брать. И сейчас просто таких нет. И когда мне говорят, что мой Каренин производит сильное эмоциональное потрясение на зрительный зал, то я счастлив, потому что я чувствую себя наследником этих великих людей. Но я не про талант - я не любуюсь собой - я хочу, чтобы зритель рыдал вместе со мной, страдал, переживал открытой душой. Вот эта мощь взаимодействия со зрительным залом, к сожалению, сейчас пропала. Она просто ушла. И это самое печальное, что произошло в театре за последнее время. Именно, чтобы душа и сердце зрителя во время спектакля работали так, чтобы он уходил - в хорошем смысле - опустошенный, усталый, перестрадавший вместе с нами и так далее. Когда вот это происходит на каких-то спектаклях, редких очень, это именно то, ради чего должен жить театр.
- Со словом "роль" связаны глаголы: "получить", "сделать", "провалить". Они все относятся к Вашим ролям?
- Это Вы к тому, были ли у меня провалы? Мне кажется, в личной жизни провалов было больше. А в театре - были не мои роли. Я честно трудился, но не получал удовольствия. Ведь театр - это как сеанс психотерапии. Актер - испытатель возможностей человеческой нервной системы. В театр ходят посмотреть на человека в стрессовой ситуации. Мы возвращаем зрителю здоровье через очищение эмоциями.
- Но "Ваших" ролей было все-таки больше?
- Это покажется нелепым, но все самые-самые "мои" роли начинали репетировать другие артисты. То есть, я был в театре, но меня не видели до поры, до времени. На Шаманова в "Прошлым летом в Чулимске" Вампилова я "влетел", когда спектакль был практически доведен до премьеры. И я сыграл премьеру, а потом и сотый спектакль. Это было "мое". А с Ихаревым была еще запутаннее история. Я был назначен в спектакль на роль Глова - старшего, которого сейчас блестяще играет Сережа Мигицко. И одновременно репетировал Незнамова в "Без вины виноватых" Островского, с Кручининой - Фрейндлих. И какая-то неведомая сила носила-носила меня между двумя репетиционными комнатами, и я уже тогда ощущал, что спектакль с Фрейндлих обречен. И так оно и вышло - в период репетиций Алиса Бруновна объявила о своем уходе из театра. Тогда Владимиров все силы бросил на "Игроков" - тут-то я и стал вдруг Ихаревым. А спектакль был признан лучшим спектаклем того сезона в городе. И до сих пор он - "визитная карточка" нашего театра.
- Получается, что никто никогда не думал, что артист Матвеев будет играть завтра?
- Получается, что так. Я этому не удивляюсь. Все равно, мое приходит ко мне рано или поздно. Потому что мое место, моя частичка, мой уголок в нашем театре есть. И эту свою нишу в Доме я ощущаю.
- Нашли ли Вы своего режиссера?
- Я могу работать с любым режиссером, и работал с совершенно разными людьми, потому что Владимиров - это один человек, Спивак, с которым я работал несколько сезонов - совсем другой, а Тростянецкий - это третий. И все они фигуры очень яркие, сильные. Я со всеми находил общий язык, потому что мне интересно все. И когда качество режиссуры совпадает с шикарным материалом, как, например было у Спивака в "Танго" Мрожека или в "Каренин.Анна.Вронский." у Тростянецкого, то создаются такие вещи, о которых люди помнят до сих пор. Сейчас Михаил Александрович Левшин позвал в театр "Приют комедианта" репетировать Шейлока в "Венецианском купце" Шекспира, и я пошел, совершенно не зная человека, но материал и само предложение для меня оказались необычными: я никогда не думал, что мне кто-то предложит сыграть Шейлока. Придя туда и немного поработав, я понял, что Левшин - человек очень интересный. И вот мы сейчас сочиняем спектакль, и дай бог, в районе Нового года он созреет. Если говорить о том, с кем бы мне хотелось сыграть - хотелось бы встретиться на площадке с Леонидом Мозговым, который меня потряс в фильмах Сокурова, с Сергеем Юрским и Олегом Табаковым.
- На сегодняшний день существует масса коммерческих проектов. Должен ли актер в наше время быть талантливым, чтобы стать известным?
- К сожалению, талантливым сейчас быть необязательно. Если говорить о наших ребятах, которые постоянно участвуют в подобных проектах, они очень много теряют. Если смотреть по последней "Убойной силе", в каждом кадре видно, что Косте Хабенскому уже неловко в этом участвовать. Видно, что артист ходит по обочине кадра и хочет, чтобы это скорее все кончилось. Может, я ошибаюсь, но это мое впечатление. Конечно, популярность - это чудесно и замечательно, но это не цель творчества. А поскольку у них на это уходит очень много времени... В свое время, когда у Игоря Петровича мы играли по 30 спектаклей в месяц, он нам запрещал участвовать в телевизионных спектаклях, в кино, он просто не подписывал разрешения. И у нас, практически у всех, не сложилась ни киношная, ни телевизионная карьера, только Мигицко немного больше сумел сделать, и я сейчас понимаю, что Игорь Петрович в каком-то смысле нас спасал. Неизвестно, что бы из нас вышло, если бы мы так распылились. Взять хотя бы Михаила Боярского. Он уже работал в театре, когда мы пришли. И когда началась его бешеная популярность, когда он стал сниматься в пяти-шести фильмах одновременно, и в результате ушел из театра, то, я считаю, что он безумно много потерял. Это был замечательный и, в какой-то степени, уникальный театральный артист. В кино у него все время одна и та же маска, а в театре он был очень разный: и характерный, и трогательный, и лирический, и смешной - совершенно разный. И в итоге и театр потерял, и он театр потерял. Поэтому популярность плюс деньги - это прекрасно, но если ты делаешь карьеру, то ее, по большому счету, можно сделать только в театре.
Диана Яворская
