|
Занимаясь как-то арифметическими подсчётами, я пришёл к выводу, что на весь театральный Петербург найдётся лишь три-четыре актёра мужеска пола, у которых на сцене горят глаза. Горят они, разумеется. По-разному. У героев Владимира Матвеева - горят яростью, смешанной со страхом или восторгом.
Любопытная у него специализация: экстаз отрицания. Начинал он с роли шулера Ихарева, влюблённого в колоду краплёных карт («Игроки»), был униженным Наполеоном («Адъютантша Его Величества»). Совсем недавно «родились», благодаря фантазии артиста, вор, убийца, ревнивец Бессудный («На бойком месте» А.Н.Островского) и Каренин («Каренин. Анна. Вронский.»). Впереди маячит Шейлок из «Венецианского купца», требующий в качестве расплаты за обиду человеческое мясо.
В подтексте всех лучших ролей Матвеева - обида, оскорблённое человеческое достоинство, которое требует выхода, компенсации. Бессудный понимает, что супруга его обманет - страдает и бесится от бессилия, играет с огнём, позволяя жене миловаться с проезжающими «в строго ограниченных рамках». На первый взгляд, зверь зверем, смотрит на всех окружающих взглядом василиска, но на самом деле он боится оказаться в смешном положении. И, конечно, оказывается.
Вукол Ермолаевич, на счету которого, видать, кровь доброго десятка христианских душ, не только получает по лбу в результате неудачного разбоя - домашняя ситуация заставляет его голову окончательно пойти кругом. Мы видим оскаленные зубы, с шумом вырывающееся дыхание. Нет возможности остановиться, нет возможности изменить что-то. Василиск превращается в растерянного тюфяка. Интересны контрасты, крайние состояния, интересно показать русского ревнивца с африканскими страстями, который сам себе Яго. Бессудный, разумеется, комичен, однако его необузданность оставляет сомнение: ведь может сдуру и порешить свою шуструю Дездемону.
Каренин далёк от уголовника с постоялого двора. Пытается жить «правильно», но страсть затягивает в свой омут. Владимиру Матвееву приходится труднее всего - партнёры, что ни говори, фигуры романтические. Каренин играется с внешней издёвкой при внутреннем трагизме. Лицо и маски меняются от эпизода к эпизоду. В этой роли требуется сыграть целый конгломерат взаимоисключающих черт и характеристик: от «человека-машины» до «святого», от «дурака» до «совести петербургского общества». В сцене, когда у Алексея Александровича впервые рождается сомнение в жене, мы наблюдаем раздвоение Каренина. Чувствуется интонация гоголевская или даже интонация Достоевского. Тем, кому дорог прежде всего страдающий Каренин, театральная версия Матвеева - Тростянецкого может показаться излишне гротескной. Но перечтите роман, и там на каждом шагу встретится «визгливый голос», «писклявый тон», «плешивая голова». Каренин - Матвеев пробует наедине с собой разные варианты поведения, интонаций. То берёт напыщенный тон Огурцова из «Карнавальной ночи»: «Я - государственный человек», то обращается с задушевной интонацией к залу с просьбой войти в его положение, то говорит: «Мне больно» - с «турецким» акцентом. В начале второго акта он оборачивается мольеровским рогоносцем, вспоминая товарищей по несчастью и рисуя на стене их рога, всё более кустистые, примеривается к роли неумелого дуэлянта, которому женщины приносят пистолеты, «ставят» решительный подбородок при выстреле. Его страсти гуляли до сих пор в высших государственных сферах. Глаза загорались при мысли о проблеме инородцев и комиссии по орошению - теперь ревность и отчаяние делают солидного, умного мужчину жалким и нелепым, голос срывается на фистулу. Правда, на сцене не только человек, который поворачивается разными сторонами своего существа, нам показывают и то, как воспринимает его жена.
События прослеживаются во многом через сознание Анны - Елены Кривец. Она - самый естественный человек постановки. Полная, сильная, красивая, Анна - таран: сокрушает всё на пути своей страсти. После встречи с Вронским зачем-то рядом оказался муж, и положительнейший Алексей Александрович вдруг представляется ей чудовищем: разваливающийся на составные части шамкающий старичок, уши - с ладонь, ест противно, почавкивая, пофыркивая, высовывает чуть не до подбородка длинный язык. О, этот вампирчик, читающий книжку «Поэзия ада» и сурово ведущий женщину в спальню, как жертву на заклание!
Традиционный Каренин (если здесь уместно говорить о традиции) - воплощённая благопристойность и спокойствие. Каренин Матвеева постоянно возбуждён. Как ни странно, в этом спектакле он - более страстная фигура, чем Вронский. Каренин постоянно протестует: против Государственного совета, против жены, измены, неприличия. Он собственник, но пылкий собственник. Может бояться дуэли, однако в этом страхе - лихорадочность, мрачный комизм. Не случайно Каренин поставлен впереди Анны и Вронского в названии композиции Тростянецкого. Режиссёру интересен Каренин не потому, что он самый «симпатичный». Злых красок ни режиссёр, ни актёр не жалеют. Но, вопреки распространённой точке зрения, Каренин способен к кардинальным изменениям. Анна и Вронский, при всех внешних переменах, остаются самими собой, поступают согласно своим желаниям. Каренин ломает себя и постигает то, что ему было прежде недоступно. Этим интересен герой Толстого, этим интересен сам Матвеев. «Золотой софит» за роль он получил недаром. Вероятно, образ Каренина - самое сложное из того, что он до сих пор делал. Удивительное разнообразие красок, очевидная филигранная сделанность, и при том всё сцементировано темпераментом, искренней болью: «За что?». Мир рушится, однако Каренин идёт навстречу страданию и в конечном итоге оказывается самым бескорыстным человеком, способным к пониманию другого.
Прошли времена, когда мы искали на сцене героя «без страха и упрёка». Теперь настоящий герой привлекает масштабом противоречий, а не красотой профиля и незамутнённостью взгляда. И Каренин, безусловно, среди таких настоящих. Другое дело, когда ещё встретится такая роль?
Евгений Соколинский
|
