ВЕРЮ!

Игорь Тальков

Интервью с Бутусовым не будет. Как понял, так и пиши.

Вера Матвеева, ответственный работник театра им. Ленсовета

 

 

Великий Габриэль Гарсиа Маркес, в предисловии к одному из своих произведений, обратился к читателям с извинением. Маркес сказал примерно следующее: "Простите, я знаю, вам будет трудно читать это. Пусть вас хоть как-то утешит тот факт, что мне еще труднее было это писать".

Новый спектакль выдающегося (теперь уже это можно утверждать смело) театрального режиссера Юрия Бутусова "Макбет. Кино", поставленный им в театре им. Ленсовета, идет без малого пять часов. Прибавьте сюда три антракта - и получится шесть. Зритель обескуражен. Узнав о том, сколько длится спектакль, он убеждает себя воздержаться, на сей раз, от похода в любимый театр или на любимого режиссера. Кто-то из тех, кто уже успел приобрести билет на премьеру, еще вчера казавшийся заветным, пытается сбыть его кому-нибудь у окошка ленсоветовской кассы. Многие из тех, кто все же рискнул, покидают бутусовского "Макбета..." в антрактах: кто в первом, кто во втором, самые упертые - в третьем.

Да, такое вот обидное для театра поведение публики продиктовано, прежде всего, продолжительностью спектакля: "Шесть часов! Куда это годится?" (Премьерные показы были назначены на 19.00. В ночи - тех, кто досидел-таки до конца, а таковых, к счастью, тоже оказалось в достатке, - развозили по домам бесплатные автобусы. Честь и хвала театру им. Ленсовета, оказавшемуся готовым пойти на любые финансовые и организационные жертвы во имя Искусства.)

Но преждевременные уходы и категорическое неприятие частью зрителей нового ленсоветовского творения связаны не только с пугающей длительностью, но и с гипертрофированно своеобразной трактовкой, пожалуй, наиболее кровожадной пьесы Шекспира. Мало того, что тема, заявленная в оригинальном "Макбете", сугубо неприятна, мало, что текст пьесы, да еще и в переводе А.И.Кронеберга, исключительно тяжел для восприятия сегодняшним ухом, так еще и - нате вам, пожалуйста, - к ней приплетены иные темы, не менее важные и более чем непростые.

Главных дополнительных тем, а точнее векторов развития в "Макбете. Кино" три (кстати, слово "кино" в названии очень неубедительно, т.к. далеко не точно: оно определяет лишь малую часть всего того, что прибавлено Бутусовым к основному - а основному ли? - сюжету).

Первый доп. вектор: кропотливое исследование театрального искусства, в т.ч. новаторских направлений театра современного, т.е. всего того, что современный театр пытается на наших глазах, с равной долей успеха, изобретать.

Второй вектор: филигранно встроенная в канву готового спектакля демонстрация его сотворения, причем особо не разъясняемая.

Третье: ироничный анализ зрительского восприятия и точный диагноз таковому.

И первое, и второе, и третье, и непосредственно сам шекспировский "Макбет", - всё тут настолько блестяще по отдельности сделано и настолько искусно все отдельное в спектакле Бутусова переплетено между собой, что никак нельзя не признать всем тем, кто хотя бы что-то из этого понял, что Бутусов - гений. Истинный гений. Человек уникальный, обладающий уникальными: головой, талантом и фантазией - а еще колоссальной работоспособностью и сверх-ответственностью по отношению к своему ремеслу. Одним умом, талантом и фантазией, без благословенного Богом адова труда, многочасовые энциклопедии мирового театра, начиная с античных времен и заканчивая будущим, не создаются.

Кажется, Бутусов угадал и выявил своей новейшей постановкой всё, что только способен выразить в творчестве истинно творческий человек.

В "Макбете. Кино" заоблачно божественное идет в параллель с низменным дьявольским (отсюда соединение Бога и ада в словосочетании предложением выше). Как смертоносно прекрасна в своем танце Лаура Пицхелаури, как мерзостна в своем чарующем искусительстве ее героиня, леди Макбет.

В "Макбете. Кино" есть и ослепительная натуралистичная красота и слепящее бутафорское уродство. Абсолютный контраст - две грани мироздания. Достаточно вспомнить сцену, где окровавленные, руками гримеров, воины, с торчащими из носа и ушей чуть ли не частицами мозга, воссоединяются в танце с тремя полуобнаженными, от природы красивыми актрисами, ведьмами, вдоволь наслушавшимися музыки - музыка для ведьм звучит так долго, что зрители начинают покрикивать (так и задумано): "Хватит! Бутусов, на сцену!"

И Бутусов, ничего не желающий здесь сокращать, сознательно вступающий в борьбу с устоями зрительского сознания, и тем самым совершающий самый настоящий художественный подвиг, в один из прекраснейших (танцевальных, заметим) моментов на сцену выходит. Он танцует в толпе "макбетовских" выродков, среди своих талантливо выдресерованных талантливейших актеров, под песню Майкла Джексона. И ты понимаешь, все в этом мире возможно, в частности, возможна смесь любых, даже самых разнородных ингредиентов, если это делает Мастер. Если дело делает гений.

В "Макбете. Кино" - исследование театра. Вот перед зрителем предполагаемый театр древности: персонаж-ветер (как еще можно было изобразить стихию сотни лет назад?). Вот театр XIX века: не адаптированный под текущий момент, архаичный перевод с английского. Есть здесь и элементы советского культмассового примитивизма: персонаж в искусственной медвежьей шкуре, точно привет от Брежнева. Есть даже будущее: исполнители без предупреждения меняют друг друга местами (поживем - увидим, как не имеющие дара псевдо-открыватели псевдо-новых псевдо-форм примутся клонировать и этот ярко заявленный Бутусовым ход). Но в основном в "Макбете. Кино", что справедливо, исследуется настоящее. На мировых театральных подмостках творится повальное (преимущественное, чудовищное) экспериментаторство. В 9 из 10 случаев экспериментируют полные дураки и такие же бездари. Которые в рамках нормального классического художественного театра явили бы себя существами еще более серыми, чем мыши. Видимо, все же не такие они дураки - эти бездари. По крайней мере, им достает ума осознавать свою серость. (Или последнее происходит на уровне подсознания?) И вот стада бледно-серых существ, проникая в театры, и прочие, прочие, прочие учреждения, начинают являть из себя якобы властителей дум, гипер-новаторов, опять же якобы знающих, как и что отражать в искусстве. Главное, они будто бы знают, что такое - искусство, ко всему прочему эти полноценные идиоты и проходимцы абсолютно уверены, что именно они этому искусству принадлежат.Искусству принадлежит Юрий Бутусов и его "Макбет. Кино", в котором за пять часов просмотра невозможно выявить даже придирчивым глазом ни одной неталантливой придумки. Разумеется, в "Макбете. Кино" не все понятно (большой художник всю жизнь к этому шел, а мы разберемся за пять часов, пять минут?); для невдумчивого, для ленящегося думать человека, равно как для посредственности, тут непонятно почти все. Как в кинематографе непонятен Тарковский (не к "Сталкеру" ли с "Ностальгией" отсылает нас приписка к шекспировскому названию?). Но это вовсе не сканворд, с множеством неверных определений (в большинстве сканвордов главное - не загаданное слово распознать, а рассекретить его суженное бестолковое определение).

Бутусовский спектакль - это именно энциклопедия, но не научная, а художественная, с массой мудреных, но очень важных статей - элементов мира, человеческого бытия. "Макбет. Кино" - это, если угодно, иконопись в одном из лучших на земле храмов. Раскройте пошире глаза, осмотритесь в таком храме - вам всё и вся за мгновение станет милым и ясным? Ничего не стает - за мгновение. Но это совсем не значит, что ничего того, что вы не увидели, не надо было рисовать. Трудитесь смотреть. Умейте созерцать - долго, старательно, подобающим (для великого сотворения) образом. Не преуменьшайте масштабы прекрасного. Не стремитесь всенепременно к легкодоступным, кратковременным наслаждениям. Ищите жемчуг на глубине. Ищите - и обрящете.

В "Макбете. Кино" - виртуозная, зашифрованная демонстрация создания подлинного произведения искусства. То есть здесь предпринимается попытка дать возможность зрителю заглянуть в недра художественного изыскания, войти за кулисы, в режиссерскую лабораторию, увидеть продукт творческого труда не на выходе, а в процессе его изготовления. Вот постановщик, допустим, уже выкурив не одну сигарету в своем заваленном бумагами кабинете, желает закурить новую. Вследствие поиска зажигалки, которая предусмотрительно куда-то подевалась, режиссер случайно видит пред собой неизвестно откуда взявшийся (Богом творчества посланный) портрет Алена Делона. Знаменитость на портрете тоже курит. А не прикурить ли мне от него? Так рождается элемент спектакля. Творцу всё на пользу. И здесь тема вторая согласуется с темой первой. Демонстрация создания произведения сливается с исследованием современного театра. Все черт-те что тащат сейчас в свои спектакли. Но случайное, ничем особенно не продиктованное, но эффектное, уместно лишь тогда, когда это не ставится во главу угла, когда это не вывешивается как знамя, когда это не специально придумано, сугубо из желания выпендриться, а только тогда, когда это дается от Бога. Далее следующий образ, не обозначенный на сцене, но рождаемый в фантазии зрителя: постановщик, ворочается на диване, - сна нет, и еще долго не будет, - решая, кому поручить заглавную роль: Бровину, Куликову, а может, и вовсе Цурило: последний более всех походит фактурно, но потянет ли? В результате на сцене, уже перед зрителем, в образе Макбета предстают то Бровин, то Куликов, а то и Цурило. И эту мешанину никто никак не поясняет. Никто не говорит во время действия: "Стоп, Ваня, теперь пусть наденет парадное платье убийцы Виталик". Зачем это озвучивать? Достаточно несколько раз мимоходом сказать со сцены слово "репетиция" и - sapienti sat (мудрому достаточно, умный поймет). Но гениальное не являлось бы столь очевидно (очевидно не для всех - конечно, не для всех) гениальным, если бы смена актеров была продиктована желанием режиссера всего лишь намекнуть на свои начальные рабочие раздумья. В своем спектакле Бутусов не просто тасует исполнителей роли Макбета - он перетаскивает с места на место самих героев. А как бы повел себя на месте Макбета Дункан? А как бы тот? А как бы этот? Чем тот отличен от того?..

А как бы ты - зритель - поступил на месте тирана? Осуди его, оправдай, делай, с ним что хочешь, но сначала пропусти его через себя. Вот попробовал это сделать Бровин, вот Куликов, вот Цурило; зритель, теперь твоя очередь.

В "Макбете. Кино" - анализ зрительского восприятия. Диагноз ставится наиточнейший. Мало кто в зрительном зале не скажет про себя, в момент безмятежного восседания у звуковоспроизводящего устройства полуголых колдуний: "Ну хватит уже. Идите скорее вон. Давайте скорее следующих". Но Бутусов специально не спешит "давать следующих" - видимо, ожидая, пока кто-то из публики (пусть кто-то подсадной) это свое внутреннее недовольство озвучит. Озвучено. Следующие явились. А за ними новый вопрос: а почему, собственно, юные ведьмы-красавицы полураздеты? Не для того ли, чтобы следующие, то бишь окровавленные воины, смогли забыть свои предсмертные муки, глядя на их сиськи (привет Никите Михалкову)? Но воинам Бутусова, в час близости смерти, не до сисек (извини, Никита Михалков). Им просто хочется жить - и они выживают. В итоге - сиськи во всей своей красе так и не показаны. Как не раскрыта полностью вещуньями тайна смерти Макбета. Еще момент: у идиотика из уха выпал наушник - привычное звучание мира утрачено, идиотик растерян. В другом эпизоде, предугадав, что зрителей, по мере тягучего продвижения спектакля вперед, в зале будет оставаться все меньше, Бутусов выводит на сцену никуда не спешащего пианиста, изначально сулящего массу забавного (то, что каждым легко воспринимается) и вдруг - начинающего вызволять из-под воображаемых клавиш нечто чрезвычайно серьезное: черт его знает, что именно, да и какая разница?! Актрис, изображающих в эти минуты зрительниц, одну за другой, точно ветром, со стульев уносит. А пианист все играет, играет. До тех пор пока его самого не вышвыривают за сценические пределы. Наверняка, - рассуждает постановщик, показывая эту сцену, - кто-то точно также, после первого действия, второго, третьего, захочет взять за шиворот и тряхнуть, что есть силы, меня: мол, давай, брат, заканчивай, все равно ведь, ни фига не понятно.

И все же понятно. Понятно, что это - Искусство. Что в "Макбете. Кино" все продумано, все не случайно. И что понять, если не все, то очень многое, здесь доступно. Главное - захотеть. Главное - не полениться. Главное - вспомнить, что мозг человека способен не только прибыля считать, что душа способна воспринимать подлинное и без объяснений. В общем, надо довериться. Юрий Бутусов и его измученные, но очень счастливые (повезло ребятам) актеры, веры зрительской стоят. Настоящего зрителя - стоят. Того зрителя, в чью шкуру влезал Станиславский, когда изрекал свое знаменитое: "Не верю!"

Такого зрителя "Макбет. Кино" - "Макбет" театра им. Ленсовета - "Макбет" Юрия Бутусова образца 2012 - не подвел. Частица "не" восторженно убирается: Верю!