Вышла книга выдающегося театрального режиссера Игоря Владимирова «Как нарисовать птицу». Игорь Владимиров не ставил перед собой задачу проследить историю Театра имени Ленсовета 60–80-х годов. Полагаю, самому Игорю Петровичу не было очевидно, во что выльется планируемый томик. Он с видимым удовольствием размышлял вслух со свойственной устной речи беглостью, неофициальностью – оформление этих размышлений принадлежит уже составителю Ирине Кошелевой. Прежде всего «Как нарисовать птицу» – автопортрет Игоря Владимирова, знаменитого актера, режиссера: таким он был. Удалось сохранить живую интонацию его речи. Передан юмор, взрывчатый темперамент, обидчивость, женолюбие и многое другое. Владимиров говорит: «Лично я верю только человеку, который способен рассказать правду о самом себе». Он и рассказывает откровенно. Как скучал, когда играл Лопухина в инсценировке «Что делать», как приходил в бешенство от чужого успеха. Или, объясняя приемы обольщения драматурга, Игорь Петрович бросает фразу: «В этот миг я глубоко порядочен». Здесь возникает вопрос, должен ли был редактор спустя 13 лет после смерти автора его править, сокращать текст. Думаю, когда Владимиров говорит о себе, – нет. Когда говорит о других – да. В приватном разговоре он мог походя заметить: «Ну, конечно, Яковлева была потаскушка». В книге это замечание имело смысл купировать. Или описание похорон артиста Юрия Бубликова со всеми женами, любовницами и любовниками любовниц. По крайней мере было бы полезно в предисловии составителей раскрыть историю создания книги, позиции составителя. Здесь мы подходим к теме адресата. На мой взгляд, Владимиров не рассчитывал на узкий театральный круг. Он любил широкую аудиторию. Театралу жгуче интересно описание репетиционного процесса во всех его подробностях. Несмотря на небольшой тираж книги Владимирова, раскупать ее будут главным образом поклонники Театра имени Ленсовета. В связи с этим хочу высказать еще одно запоздалое пожелание. Не хватает примечаний или аннотированного именного указателя. Владимиров упоминает множество имен, молодому поколению зрителей уже незнакомых. А хотелось бы понять, кто есть кто. Я не подвергаю сомнению труд людей, работавших над книгой. Труд великий (он занял несколько лет). Составители придумали удачную структуру книги с распределением текста по главам. Удалось выстроить определенный сюжет. Вот молодой режиссер приходит в театр, здесь он трудно выстраивает взаимоотношения с актерами (глава «Режиссер-актер»). Достигнув высокого уровня доверия, находит свой путь в театре, яростно его отстаивая. Это театр игровой, по преимуществу условный (глава «Стихия игры»). Меня особенно заинтересовала глава «Цепь компромиссов». Правда, я бы назвал ее «Режиссер сомневающийся». Не часто режиссер рассказывает о своих пробах и ошибках. Наконец режиссер приходит к необходимости воспитать актерскую смену (глава «Вороне где-то бог…»). Действительно, почему Театр имени Ленсовета выстоял? Потому что у театра было две подпитки: Молодежный театр 1970-х на малой сцене и курс Владислава Пази. Наконец лирический финал книги: нежный «сон об Алисе». Вспоминаются ее руки, ресницы. «И я начинаю чувствовать, как одухотворение сердца, оставленное этой неудержимо ускользающей во мрак красотой, становится нашим общим, единым». Книга складывалась в тяжелый период для театра и автора, когда ушла Алиса Фрейндлих, а надежды на театр с новой звездой (Еленой Соловей) не оправдались. Отсюда, наверное, и особая запальчивость интонации. Игорь Петрович постоянно спорит. Очень много с глупыми критиками. С ужасными актерами, норовящими задавать массу ненужных вопросов. С драматургами, желающими сохранить пьесу такой, какую написали. Конечно, сегодня о чем-то спорить уже нет смысла. Скажем, об искажении классики. После «Лира» режиссера Константина Богомолова («Приют комедианта») и вспоминать-то классиков смешно. Когда-то эпатажное «Укрощение строптивой» в Театре имени Ленсовета кажется спустя полвека чем-то солидным, академичным. Но в большинстве случаев, Владимиров-спорщик увлекает. Он провоцирует читателя на диалог. Нередко я целиком на стороне автора. Скажем, когда он рассуждает о мюзикле и музыкальном спектакле. Совершенно верно: бродвейский классический мюзикл отлит в законченную идеальную форму. Делать новую постановку, подражая или возражая, глупо. Пример тому – «Моя прекрасная леди» в Мариинке. Собственный музыкальный спектакль определил на десятилетие успех Театра имени Ленсовета. Так называемые проблемные советские постановки вроде «Микрорайона», «Последнего отца» забыты, а «Укрощение строптивой» или «Трехгрошевая опера» памятны всем. Конечно, у людей внутри театра – свой взгляд на книгу. Они прочтут свою фамилию и крякнут по поводу недипломатичных строк, относящихся к ним или коллегам. Но даже если Мастер кого-то обидел, вспомнятся его живые репетиции, мужское обаяние, энергия – все это прекрасно отражено в книге. Вспомнят свою молодость, как вспомнил ее я. Думаю, «спиритический сеанс», которым является новая книга, состоялся. Дух Владимирова вызван.
Евгений Соколинский
