Известно, что Всеволод Мейерхольд, будучи уже зрелым режиссером, многие годы мечтал поставить «Бориса Годунова» и «Гамлета». Примеривался, копил опыт, в разных спектаклях пробовал вариации смежных мотивов как бы «этюдно». Вычитал из этих пьес и неоднократно осуществил на сцене знаменитый «монтажный» принцип композиции. Но ставить не решался, считал, что не готов. Мечтал открыть этими спектаклями новое здание своего театра, так и не достроенное при его жизни…
В. Куликов (Зилов).
Фото — Ю. Кудряшова.
Роман Кочержевский для своего самостоятельного режиссерского дебюта взял гоголевские «Мертвые души». И выстроил сценические картины в приемах Юрия Бутусова, рядом с которым, будучи одним из исполнителей, в нескольких спектаклях трудился еще и в качестве ассистента режиссера. Между тем «Мертвые души» с очевидностью обнаружили, что режиссура не сводима ни к набору приемов собственных, ни, тем более, к использованию чужих. А ученичество и эпигонство суть разные понятия…
Для второй своей постановки Кочержевский выбрал «Утиную охоту» Александра Вампилова, едва ли не самую трудную пьесу советского репертуара, в борьбе с которой терпели поражение многие режиссеры. Спектакль получился скучным и плоским. Именно плоским, то есть не имеющем глубины, объема. То, что на этот раз историю «Утиной охоты» на сцене «разыгрывают», представляется мне позитивным поступательным движением в освоении Кочержевским режиссерской профессии. Только прогресс этот ученический, личный и не имеет никакого отношения к поэтике Вампилова. Для подобных упражнений драматургический материал мог быть и попроще…
Мне доводилось писать восторженные отзывы об игравших в спектаклях Бутусова Александре Новикове (Кушак) и Лауре Пицхелаури (Галина). Хвалить Федора Пшеничного (Саяпин) и Наталью Шамину (Вера). Да и исполнитель главной роли — Зилова — Виталий Куликов был на месте в бутусовских «Трех сестрах», «Сне об осени», «Макбете», «Гамлете». Особенно он мне нравился в роли Призрака отца Гамлета, потому что Бутусов, помимо приемов владеющий собственным профессиональным методом, умеет и актерскую фактуру сделать интересным и содержательным материалом художественного образа. В Зилове же не поддержанный режиссурой Куликов равен самому себе. И нет никакого Зилова. Есть Куликов, разыгрывающий текст и некоторые обстоятельства роли. Герой Куликова безостановочно курит, глотает горячительные напитки рюмка за рюмкой, суетится, мельтешит, прячется за какое-нибудь бытовое действие, подменяя им суть того, кем и чем должен быть на сцене…
В. Куликов (Зилов), О. Федоров (Официант).
Фото — В. Васильев.
О жене Зилова Галине Вампилов писал, что «в ее облике важна хрупкость, а в ее поведении — изящество… на ее лице почти постоянно выражение озабоченности и сосредоточенности». Видимо, в соответствии с этой ремаркой Лаура Пицхелаури, играющая Галину, от начала и до конца изображает «красивую скорбь», то и дело застывая в картинных позах. Но и ее персонажу скорбная мимика и картинная пластика глубины не прибавляют. А дуэтные сцены Зилова и Галины, поддержанные режиссером только средствами негромкой «атмосферной» музыки, остаются сценами выяснения отношений между разлюбившими друг друга супругами. Нет в них не только «второго плана», но даже и нерва…
Александр Новиков, умеющий рассмешить зрителя неожиданной интонацией или гримасой, не теряет названного свойства и в роли Кушака. Между тем и ему роль эта славы не прибавит. Что тут играть? Ну Кушак и Кушак. Тип такой…
Сильные средства в режиссуре, конечно, есть. Вот в начале действия переоделись в полумраке и расселись на стулья все действующие лица спектакля. Улыбаясь и как бы разминаясь, «играют» разговор Зилова с мальчиком Витей, принесшим похоронный венок. Самого Вити на сцене нет, а реплики его распределены между всеми другими персонажами. Сидящий перед всеми лицом к зрителям Зилов берет гитару, как бы намереваясь сыграть, но внезапно вскакивает и шарахает гитарой о планшет сцены, разбивая ее на мелкие кусочки: когда же, наконец, закончится этот проклятый дождь! На ум приходят крылатые слова городничего из гоголевского «Ревизора»: «Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?» И другие, бальзаминовские, из Островского: «У меня, маменька, вкусу очень много»…
Нет в этом спектакле никаких подтекстов и игры планами ни в режиссуре, ни в исполнении актеров. А из известных вампиловских «символов», рассыпанных в пьесе, режиссером оставлен только один — дождь. Воды в спектакле много, очень много. Льется она на планшет с колосников. Разбрызгивается из бытового опрыскивателя Олегом Федоровым, играющим официанта Диму; плещется в расставленных на сцене многочисленных трехлитровых банках; поливают друг друга из бутылок герои еще и в бурной вакхической сцене новоселья. Однако эта «большая» материализованная вода никаким символом не становится…
Сцена из спектакля.
Фото — Ю. Кудряшова.
Премьеру «Утиной охоты», рецензировать которую я вызвался еще весной, по известным причинам пришлось ждать долго. Все это время я думал о пьесе, о причинах очередного взрывного интереса к ней у сегодняшних режиссеров. Мечтал о спектакле, искал подсказок и намеков в том, что декларировал режиссер и на сайте театра, и в предпремьерном интервью: каким и о чем будет спектакль?.. И не находил ничего содержательного, имеющего какое-то отношение к Вампилову и его «Охоте».
Кто там «горячо и убийственно дышит в спину» и «гонит» 33-летнего актера, осуществляющего свою вторую самостоятельную режиссерскую работу? Почему обретение семьи и ответственность за нее могут стать решающим побудительным мотивом к постановке именно «Утиной охоты»? Отчего «отправной точкой спектакля» является «тема одиночества»? При чем тут «советское» и «не советское», то или иное время?.. Пьеса Вампилова не о том или ином времени, а о безвременье. Потому и актуальна вновь «Утиная охота», уже ставшая классикой. А герой всякого безвременья — «лишний человек», потому и интересна вновь фигура Зилова сегодняшнему театру и зрителю. В конце концов, лишний человек — это не какой-то особенный характер или тип. Лишний человек — это состояние общества, в котором человек, человеческое оказываются лишними, неудобными, невыигрышными, невостребованными…
Лучшего из возможных Зиловых я видел уже давно и уверен, что лучше быть не может. Олег Даль родился, чтобы воплотить Зилова. А Зилов был написан для того, чтобы его сыграл Даль. Правда, лучшим Зиловым Даль был не в фильме Виталия Мельникова «Отпуск в сентябре», поставленном по «Утиной охоте» и собравшем блестящий актерский ансамбль, а в картине Анатолия Эфроса «В четверг и больше никогда» по сценарию Андрея Битова. Потому что Зилов — не персонаж, не характер, а тема. Человек не плохой и не хороший, а находящийся в точке тектонического разлома личности. Он живой, пока еще живой и в своих достоинствах, порывах, и в своих недостатках, компромиссах, предательствах. Потому он и интересен в разные времена. Потому именно его и делает центральным героем своей пьесы сверхчуткий драматург Вампилов…
Сцена из спектакля.
Фото — Ю. Кудряшова.
Очень давно, едва начав преподавать, я проповедовал студентам: для того чтобы сыграть Зилова, надо в нем играть Гамлета. И наоборот — актуальное воплощение Гамлета требует играть в нем Зилова. Помимо того, что Зилов был каждым из нас, он таил в себе некую загадку, нес в себе сгусток проблем, содержал заострение и масштаб. Не масштаб личности, но масштаб вопросов, прораставших раздумьями о смысле бытия и о природе современного человека. На первый взгляд, сопоставление Зилова с Гамлетом может показаться курьезным. Что такого выдающегося может предложить нам вампиловский герой? Он бездельничает на службе, совершает подлог, изменяет преданной жене, соблазняет юную и доверчивую барышню, предает память отца, на похороны которого так и не уедет. Между тем он — единственный из героев «Утиной охоты», способный мечтать. А по Чехову это и есть измеритель человеческой состоятельности: «Человек обязан мечтать». Как и у Чехова, любовь у Вампилова — способ вырваться из рутины повседневности. А утиная охота Зилова — это его «в Москву, в Москву». И важно не столько пристрастие Зилова к жестокому охотничьему промыслу, сколько то, что он всегда и неотвратимо мажет. Он страстен, у него руки трясутся, и этот тремор — знак его человечности. Несостоятельность его как охотника равна его одушевленности как человека. В социальной матрице «Утиной охоты» Зилов единственный недоопределившийся, амбивалентный, не занявший свою клетку в расчерченной таблице. В момент этого самоопределения и изображает его драматург, исследуя внутренние вибрации героя.
В конце концов, и шекспировский Гамлет совершает ряд «неблаговидных» и жестоких поступков, но не этим нам интересен. Он сын «вывихнутого века», безвременья, «лишний человек», мечущийся в поисках самого себя, своего пути, своей миссии. Со времени написания «Утиной охоты» прошло более полувека, но Зилов по-прежнему остается русским Гамлетом. И метания его не только не утратили актуальность, но стали еще более непреложными вопросами нашего бытия…
Л. Пицхелаури (Галина), В. Куликов (Зилов).
Фото — Ю. Кудряшова.
Между тем символичным представляется мне завершение спектакля Кочержевского. Зилов, представленный силуэтно, в глубине сцены «обозначает» положенную по пьесе попытку застрелиться из ружья и тут же охотно отдает его подоспевшим друзьям. Снова все персонажи вываливаются на сцену, веселые и улыбающиеся. А фонограммой звучат голоса артистов, читающих вампиловские описания-характеристики героев, не раскрытые в спектакле средствами игры и постановки. Никакой открытости, амбивалентности этот финал не содержит. Я бы сказал, что в этом спектакле просто нет финала. Никакого. Между тем еще один литературный шедевр в свой актив режиссер записал…
«Безумство храбрых» не всегда является достоинством. Режиссура — дело еще и ответственное. Кочержевский и выдвигающий его театр настойчиво заявляют, что он режиссер. Если так, то пришло время «по-взрослому» отвечать за свои режиссерские «дерзости». И спрос ровно таков, каковы заявленные претензии. В том числе и в плане репертуарного выбора…
P. S. Очень понравились мне афиша и программка «Утиной охоты» — с непроявленным силуэтом человеческой фигуры из нарезанных бумажных полос и буквой «У» в виде подбитой падающей утки — по-настоящему вампиловские и по содержанию, и по форме.