Top.Mail.Ru

«The Demons» – «The Doors»: пустыня боли.

Елена Немыкина,- Интернет-журнал "Musecube", 2015, 24 декабря

19 и 20 декабря на сцене Театра имени Ленсовета при полном аншлаге состоялась премьера спектакля «The Demons». Режиссер Денис Хуснияров представил пьесу современного шведского драматурга Ларса Нурена (Lars Norén) «Демоны» в формате концертного выступления. Две семейные пары с отчаянной неистовостью в щепки раскалывают свои любовные лодки под живое звучание музыки «The Doors» – культовой американской группы конца 1960-х–начала 1970-х.

                 

 

Наша коллективная память хранит целый ряд клише, внушенных нам со школьной скамьи классической русской литературой, которые дружно проявляются сразу же, как только мы попадаем в какую-то общую для нас ситуацию. «The Demons» Хусниярова – подходящий повод вытащить на поверхность общеизвестный постулат Л.Н. Толстого, золотыми буквами высеченный в скрижалях прописных истин, о том, что все несчастные семьи несчастливы по-своему. Вытащить, еще раз внимательно посмотреть на него и усомниться.

Франк (Олег Федоров) и Катарина (Анна Алексахина) – давно живущая вместе бездетная семейная пара. Томас (Олег Андреев) и Йенна (Юстина Вонщик) – еще молодая семья с двумя детьми. На этом различия заканчиваются. Страдают все одинаково и канонически: требуют своего и злятся, если не получают, устают друг от друга и от самих себя, собственноручно разрушают свою жизнь под повторяющийся тысячелетиями один и тот же рефрен:

«Любимый, мы можем остановиться?»

 «Можем. Но хотим ли?»

 Франк и Катарина смотрят друг на друга, не видя, говорят друг с другом, не слыша, обнимают друг друга с ненавистью. Бессознательно пытаясь избавиться от собственной боли, постоянно бросаются словами, как камнями. Их разговоры превращаются в яростную битву, в которой проигрывают оба. Даже за фразой «я тебя люблю» – только гул пустоты, от соприкосновения с которой остается очередной болезненный след. Совместная жизнь для них – ежедневно совершающаяся катастрофа, но ни один не может отпустить другого.

 У Йенны и Томаса при наличии другого сценария, содержание примерно то же самое. Они говорят на будничные темы, но делают это, скорее, автоматически, по привычке, чтобы не сидеть в тишине в доме, где нет телевизора. Сплошная глухая вата никчемных слов, в которой все персонажи вязнут все глубже. Франк и Катарина страдают от отсутствия у них детей, а Йенне и Томасу не нужны их собственные, потому что они и сами не нужны друг другу.

                                  

 

«The Doors» в постановке Хусниярова – еще один действующий персонаж. Местами кажется, что главный. Рифма «The Demons» – «The Doors» легко считывается и в самом переводе названия спектакля на английский, и в дизайне афиши, и в оформлении программки.

 Музыку «The Doors» по заряду энергии можно сравнить с ветряной электростанцией, чей главный генератор Джим Моррисон вопреки всем законам физики приводит в движение мощные воздушные потоки, заставляет пространство вокруг себя расширяться до бесконечности и выходит за его пределы. Ему удавалось делать это при жизни. Ему удается делать это и сейчас – спустя 44 года после смерти. В его песнях всё та же сила ураганного ветра, разрывающего легкие. Иногда воздух внутри его текстов и музыки настолько плотный, что вдыхаешь его частями и разгоняешь по всему телу, которое становится то легким до бесплотности, то таким тяжелым, что остается только наблюдать, как оно медленно погружается на дно безымянной темной реки. Где же еще обитать демонам, если не там.

У энергии есть важное свойство – она сохраняется. К ней можно подключиться, если знать, где источник. Этим тайным знанием определенно обладают актеры, которые не просто «музыкально оформляют» основное действие, но создают единственно возможное для него пространство (вокал – Сергей Перегудов, гитара – Роман Кочержевский, ударные – Кирилл Фролов, клавишные – Евгений Стецюк). Дело не во внешнем сходстве, хотя попытки приблизиться к нему здесь налицо. Важна не игра в группу «The Doors» и даже не диалог с ними, а попадание в унисон, существующий на какой-то непостижимой частоте, которую нужно суметь поймать. Только тогда могут возникнуть те самые обертоны, которые не воспринимаются на слух, но их вибрация ощущается каждой клеткой тела. Такое со-звучие бесценно. И оно в этом спектакле есть.

Сценограф Николай Слободяник превращает все сценическое пространство, а вместе с ним и зрительный зал в концертную площадку. В глубине сцены – изображение «The Doors», которое оказывается занавеской в ванной комнате. Сама ванна находится на возвышении, притягивая к себе взгляд, как та точка перспективы, к которой сходятся все линии выстроенной композиции. Ванна окружена белыми вазонами с цветами и в меняющемся освещении она иногда вызывает ассоциации с каким-то погребальным сооружением. С одной стороны, это единственный символ некоего помещения, где якобы находятся герои пьесы, с другой – то самое ружье, которое в результате выстрелит, хотя выстрел услышат только те, кто про него заранее знает: смерть Джима Моррисона в собственной ванной до сих пор вызывает множество толков и пересудов.

Точка пересечения музыки «The Doors» и спектакля «The Demons» – боль. Выжженная пустыня боли, которую каждому приходится преодолевать в одиночку, даже если рядом номинально есть люди.

 Для Моррисона боль – это мощный стимул создавать в беспрерывном процессе саморазрушения. Его пустыня плавится под палящим солнцем, которое он сам зажигает и выставляет самую высокую температуру, его сухая вода блестит рукояткой и лезвием ножа касающегося кожи, его пустыня заполняет и убивает его. Он знает, что в конце концов она его поглотит, и вытягивает из нее все ее химеры и миражи. Он заполняет ими свою поэзию, и, как заклинатель змей, заставляет их танцевать под свою музыку.

Для героев пьесы Нурена боль – это только средство самоуничтожения, они не способны ничего создавать, их парализует страх боли. Испытывая ее непрестанно, они не признаются в этом даже себе. «Как они могут справиться с любовью, если они боятся чувствовать себя?» – эти слова Джима из эпиграфа к спектаклю и есть ответ на вопрос: «Что с нами не так?». На боль, как и на любовь, надо решиться. Это два сильнейших катализатора, заставляющих душу расти. «Вы должны встать за право чувствовать вашу боль». Без этого любое мучительное переживание несовпадения – с любимым человеком, с внешним миром, с самим собой – бесплодно: шуршащий горячий песок в пустыне, на котором ничего не может вырасти. Моррисон возводил из этого песка миры. Франк и Катарина, Томас и Йенна пересыпают его сквозь пальцы, получая только ожоги.

Режиссер Денис Хуснияров выстраивает мизансцены так, что психологически нелегкий текст пьесы перемежается песнями или непрерывной лентой вплетается в строчки стихов и в музыку, и за счет ее магнетизма будто приподнимается над самим собой, избавляясь от серой бытовой окраски утомительных семейных разборок. На сцене параллельно существуют два мира, которые, как два противоположных зеркала, не соприкасаются друг с другом, но предоставляют эту возможность своим отражениям: мир «дорзовской» музыки и мир, в котором пребывают персонажи пьесы. Сложно сказать, какой из них более реальный. Когда-то Джим Моррисон утверждал, что свои первые песни он «списал» с фантастического концерта, который происходил у него в голове. Иногда спектакль «The Demons» кажется действом, созданным в воображении музыканта. Он отстраненно наблюдает за героями, направляет на них прожекторы, подсвечивая их лица, постоянно находится рядом, будто смотрит и одновременно создает одно и то же кино – про них, про себя, про нас.

Спектакль становится поводом поговорить или помолчать об утрате любви и смысла, о саморазрушении и демонах, которые всегда пляшут на костях и обломках отношений, чувств и человеческих душ. На наших собственных костях и обломках. Наши собственные демоны.

 

Это героям пьесы или нам кажется, что мы не можем жить без человека и вместе с тем всей душой ненавидим его привычку растягивать свитер? Они или мы уверены, что в детстве все нас любили, но экзема на коже, как бывает у недолюбленных, не проходит? И мы, и они говорим, что любим, а на деле требуем от любимых только того, что нужно нам, забывая спросить об их желаниях. Мы верим в ангелов, но чаще порождаем демонов.

Каждый когда-нибудь обнаруживает запрятанный глубоко внутри себя мунковский «Крик». Он не вызывает жалости – только ужас. Поэтому о нем не говорят, его не замечают, в нем не признаются. Потому что никогда не знаешь, что делать с такой болью. И с истерзанным самим собой.

Спектакль начинается с песни «The End» («Конец»).

                 Спектакль заканчивается песней «The End».

 В этой гипнотической музыке – вся безысходность неизбежности, ее принятие и очередная звездная ночь в пустыне. Один на один со своей собственной Вселенной. Погружаясь все глубже в песок, постепенно происходит избавление от страха – страха конца и связанной с ним боли: «только тот, кто уходит, может вернуться». Нет большего начала, чем конец, довыстраданный до прозрачной сути. Без завершения не бывает начинания, как не бывает любви без боли. Научиться отпускать – это великая наука. Научиться любить – единственная возможность смысла. Во всяком случае, в этом отдельно взятом мироздании.

В «The Demons» именно музыка «The Doors» диктует ритм, задает структуру, углубляет и расширяет текст пьесы. В данном случае это не вызывает противоречий. На протяжении всего спектакля не покидает ощущение, что видишь одно из воплощений того самого рок-театра, к которому так стремился Моррисон, где музыка смешивается со структурой драмы и раздвигает ее границы.

«Мы прячемся в музыке, чтобы раскрыться», – говорил Джим.

 Мы ходим в театр за тем же. Осознанно или нет. Ищем свои двери. Вглядываемся в своих демонов, имя которым – легион. Но прежде, чем их побороть, надо признать их существование.

В финале высокой нотой, эхо которой перекрывает весь остальной текст, звучит фраза Йенны: «Иисус ходил по воде. Как это Он не боялся?» Верный или неверный, но с отсылкой к тому же источнику, где повествуется о хождении по водам, ответ возникает сразу: «Боящийся несовершенен в любви». Наши демоны – в наших страхах.

Спектакль завершается последним стихотворением Джима Моррисона:

Мысли вовремя

И невпопад.

Попутчик стоит

Возле края дороги,

Выбросив вверх большой палец,

И просчитывая все

Возможности…

Пожалуй, самое время отправиться в очередную дорогу.

 Пожалуй, самое время перестать бояться самих себя и научиться ходить по воде.

Елена Немыкина

 В репортаже использованы фотографии с сайта Театра имени Ленсовета.