В последние 10–20 лет популярным комедийным сюжетом был обмен телами между мужчиной и женщиной. Тот или другой вынуждены были пытаться устанавливать связи с миром и распутывать сюжетные хитросплетения в чуждой и даже враждебной оболочке. Но по пути к финалу гендерные противоречия стирались, герои на собственной шкуре убеждались в том, как нелегко приходится их противникам, и в итоге в вечной «битве полов» наступало перемирие. Создатели спектакля «Жанна», кажется, транслируют идею, что в современном мире женщины и мужчины поменялись местами без надежды на обратное превращение, а война давно проиграна обеими сторонами.
«Жанна» в Театре им. Ленсовета — это женская версия «окончательного решения гендерного вопроса»: Ярослава Пулинович написала пьесу, Мария Романова ее поставила, а Елена Комиссаренко исполнила главную роль. Вокруг ее героини — успешной современной женщины, одинокой и уже не юной — строится действие. Жанна — актуальный вариант рязановской «мымры»: она вдруг обнаруживает, что жизнь, принесенная в жертву карьере, не настоящая, но другой — человеческой, с радостями и слабостями, в которой есть семья, любимый человек, дети, надежда, смысл, — уже, вероятно, не будет. Для того чтобы начался ренессанс, необходимо появление Новосельцева, способного преодолеть косноязычие и сказать какие-то решающие слова. В 70-е годы была хотя бы надежда, что он — способный на поступок — однажды придет. Сейчас героине Комиссаренко ждать некого, и потому она все отчаяннее замыкается в своей беспомощной злости. Мужчины в спектакле есть, и они (за исключением роботоподобного мальчика по вызову) приятные, чувствительные, трепетные, душевные, но не способные ни на какое самостоятельное движение. Потому что все они — «мальчики по вызову».
И. Бровин (Андрей), Е. Комиссаренко (Жанна).
Фото — Ю. Смелкина.
Попытка Андрея — героя Ивана Бровина — совершить благородный поступок (уйти к любимой беременной девочке) приводит к полному краху. Доказывает ему и юной Кате его несостоятельность. И хотя Андрей все действие говорит правильные слова, проявляет человеческое отношение и производит впечатление «хорошего мальчика», незаслуженно пострадавшего за любовь, он вызывает меньше сочувствия, чем «отрицательная» Жанна. Актер, не теряя обаяния, не уходя в карикатуру, представляет нам ничтожество персонажа. Мужчина в роли беспомощной жертвы женской тирании — зрелище удручающее.
Впрочем, женщину и «женское» в спектакле тоже не пощадили. Перед нами их проходит целая вереница: подобострастные карьеристки — сотрудницы Жанны (Наталья Немшилова и Галина Кочеткова) представлены в отстраненной, почти клоунской манере. Ситуация-перевертыш: раньше мужчины, а теперь женщины напиваются в компании друг друга и приглашают «проституток», чтобы отвлечься от душевных переживаний. И за шажок по карьерной лестнице эти женщины легко соглашаются исполнять любую прихоть начальницы.
Есть еще представительница молодого поколения — Катя, невеста Андрея (Вероника Фаворская). Она сыграна актрисой так, как будто увидена глазами своего возлюбленного. Сначала — Офелия в белом платье, невинная, трогательная, легкая, беспомощная. И все в ней — до отвращения у зрителей — такое умильное. Но постепенно, по мере нарастания неудач героя, девушка превращается в настоящую кикимору. Актриса кажется и смешной, и отвратительной, и страшной, когда скороговоркой перечисляет Андрею все его оплошности, грехи и недостатки. И, в общем-то, понятно, почему окруженные такими женщинами мужчины потеряли свою мужественность. Жанна Елены Комиссаренко ничем не напоминает героиню пьесы. В ней она располневшая, увядающая красавица, удушающая своей приторной любовью, вульгарная в проявлениях ярости, такая чуть подрехтованная достатком продавщица. И единственная ее проблема в пьесе — обманутая любовь, приведшая к унылому бабьему одиночеству. Короче говоря, «печалька» в духе телесериалов. Жанна Комиссаренко — тонкая, острая, быстрая, гибкая — змея по внешнему виду и по сущности. Она завораживающе красива и смертельно опасна, по-европейски стильная — за ее обликом не угадать мигрантку из российской глубинки; кажется, что когда-то давно она сбросила с себя свою биографию, как змея кожу. И потому наименее убедительными и вообще необязательными кажутся все экскурсы в ее прошлое. Не так важно, откуда она вышла, в пространстве спектакля эта Жанна (в отличие от героини пьесы) разбирается со своим настоящим.
Сцена из спектакля.
Фото — Ю. Смелкина.
Вообще, хочется заметить в скобках, что все биографии, которые персонажи проговаривают в длинных монологах, повествуя о тяжелом детстве, пьющих и бьющих отцах, слабых матерях, кромешной нищете и тяжелом пути к достатку, — стали общим местом. Десятилетиями персонажи современных пьес смакуют «болячки» провинциальной жизни и повествуют об ужасах 90-х, в данном случае известных драматургу лишь понаслышке. С героиней же Комиссаренко эта биография никак не монтируется. Из монолога на могиле отца, в общем-то, важно одно: эта женщина не умеет прощать. И страдает от этого неумения.
Жанне от актрисы достался масштаб личности: от мелодраматических проблем стареющей одинокой брошенной женщины пьеса сдвинулась в сторону драмы. «Земную жизнь пройдя до половины», героиня Комиссаренко обнаружила, что «заблудилась в сумрачном лесу» и что выхода нет. Она как будто прожила жизнь в летаргическом сне, погруженная в одну заботу — заработать деньги. Много денег. Еще больше денег. Все, кроме работы, эта Жанна свела к минимуму как отвлекающее. Этот минимализм во всем: в интерьере «квартиры» (пустое пространство, разделенное зеркальной стеной), в ее костюме, в том, как она строит свою жизнь, исключая из нее все лишнее: развлечения, отдых, материнство, дружбу. Она позволила себе лишь одно излишество — любовь. И потеряв ее, наконец, проснулась. Потому что та боль, которую причинил Жанне уход Андрея, неожиданно оказалась огромной. И вот в стерильное, холодное и стильное пространство ворвался все разрушающий ураган чувств, от которого она пробудилась и наконец-то задалась вопросом: а что моя жизнь? И обнаружила только пустоту. Для героини Комиссаренко — это драма.
И. Бровин (Андрей), В. Фаворская (Катя).
Фото — В. Васильев.
Пулинович создала несколько версий судьбы Жанны Георгиевны. Сначала пьеса оптимистично называлась «Дальше будет новый день» — именно этой фразой героиня заканчивала историю. Потом была переименована в «Жанну», и в финале хищница, истинная хозяйка жизней (своей и чужих) намекала о намерении забрать ребенка у молодой пары. Это было бы способом продолжить свою несостоявшуюся жизнь, тем же «новым днем» Жанны. В Театре им. Ленсовета спектакль заканчивается иначе (не знаю, чья это версия — театра или драматурга), безысходно. Жанне удается забрать у Андрея ребенка, проходит десять лет, и она снова сидит на могиле отца, жалуясь на то, как не складываются ее отношения с сыном и как плохо ей живется. У Жанны — Комиссаренко нет «нового дня». Этот финал «сильной женщины» окончателен и беспросветен. Она свою жизнь проиграла. Двадцать лет назад, в спектакле Игоря Владимирова «Крошка», героиня Комиссаренко — тетя Поль — говорила, укачивая чужого ребенка: «Мы вырастим этого крошку сильным и здоровым, и тогда кому-то от этого не поздоровится». Сейчас от украденного «крошки» не поздоровилось самой Жанне.
Елена Комиссаренко существует в полемике с пьесой Ярославы Пулинович, быть может, от того, что они принадлежат к разным поколениям и о «кризисе среднего возраста» актрисе известно больше, чем драматургу. Пулинович умеет создать точные, узнаваемые и сложные образы подростков, но ее зрелые или пожилые персонажи, как правило, малоубедительны. Они говорят одинаковыми расхожими фразами и пережевывают свои типичные биографии. Вот и проблемы 50-летней (возраст указан в пьесе) Жанны драматург сводит к предательству любовника и отсутствию детей. Тогда как драма Жанны — Комиссаренко масштабнее: после встряски от измены ее героиня как будто заново видит свою жизнь и с удивлением и отчаянием открывает для себя все, что испортила, чему не придавала значения и что прошло мимо нее уже бесповоротно. Ребенок — только часть упущенного, но не все. И его обретение не решает проблемы, не делает ее жизнь состоявшейся, а саму женщину счастливой. Наверное, для того авторам и понадобился финальный монолог на могиле отца, хотя с художественной точки зрения он выглядит беспомощной попыткой эпилога, не прирастает к истории Жанны — Комиссаренко, потому что актриса уже сыграла свою драму безысходности в конце первого действия. К середине второго пьеса мчится галопом, уходя от подробностей, снижая градус драматизма и «мельча» проблему. Мелодраматично выглядят оба финала. Тот, в котором Жанна вдруг видит выход в том, чтобы присвоить чужого ребенка, выводит спектакль на сериальный уровень. Второй — монолог на могиле отца — как будто подтверждает наивную истину, что злодейка должна быть наказана хотя бы руками приемного сына, предполагаемого источника счастья и новой жизни.
Е. Комиссаренко (Жанна).
Фото — В. Васильев.
Очевидно, что слиться с той Жанной, которая задана в пьесе, умной и утонченной актрисе Елене Комиссаренко было бы недостаточно, потому режиссер идет навстречу и позволяет ей своеобразный комментарий: актриса выходит «из-за спины» героини и читает стихи. А еще рядом с ней все первое действие существует прекрасная саксофонистка — Юлия Колченская, альтер эго Жанны, живая часть ее души. Жаль, что во втором действии саксофон звучит реже и совсем пропадает к финалу.
Мария Романова тоже вступает в диалог с пьесой, хотя и менее конфликтный. Режиссер идет по пути отстранения, жизнеподобную пьесу максимально очищает от быта. Пространство решено условно: некое темное «зазеркалье», которое время от времени прорезает качающийся маятник, отсчитывающий время напрасно растраченной жизни Жанны. Такой же условный способ существования: никто не ест и не пьет, все делают обозначающие еду и питье движения, и часто бытовой диалог переходит в нелепый танец. Это работает на укрупнение проблематики пьесы, поднимая ее до общечеловеческой и актуальной. Важно, что герои — наши современники, и сталкиваются с «болячками» нашего времени: гендерные перевертыши, отсутствие смысла при наличии конкретных целей и одиночество даже рядом с близкими. Слабые мужчины, способные на чувства, и женщины, которые могут быть сильными, очень сильными, еще сильнее. Но не могут быть счастливыми. Само словосочетание «счастливая женщина» потеряло смысл, в обиход вошло и надежно закрепилось другое — «сильная женщина». И, в общем-то, эти два определения уже стали синонимами, потому что других женщин и не бывает.
