Дебютная постановка Романа Кочержевского — «Мертвые души» — была удостоена премии «Золотой софит». Спустя год в театре Ленсовета выходит спектакль «Утиная охота» по пьесе А.Вампилова — вторая работа молодого режиссера.
- «Утиная охота» — ваш собственный выбор или предложение театрального худсовета?
- У каждого режиссера есть свой список пьес, над которыми хочется поработать. И дело не в заголовках, а в смыслах, которые за ними скрыты. Первоначально я предлагал другое произведение, но ситуация изменилась, и мы вдруг решили обратиться именно к этой пьесе. Это сумма обстоятельств, влияние внутренних ощущений и того, что происходит вокруг. Наша постановка не про бытовую сторону этой истории, а про то, что скрыто внутри ее персонажей.
- Эта пьеса из советского времени, но при этом не очень советская.
- В том-то и дело. Она, безусловно, отражает советское время, но все это могло бы произойти и сейчас. Игорь Владимиров и Юрий Бутусов не раз говорили о том, что иногда нужно потерять первую страницу книги, чтобы лучше прочесть ее содержание. Опыт и ожидания искажают восприятие. Например, мы знаем, что «Мертвые души» — это текст Гоголя, поэтому мы всегда ждем Гоголя под этим заголовком, а это очень ограничивает. Разумеется, можно сделать пьесу Вампилова в бытовом ключе, снабдив ее советскими реалиями, но если сместить фокус внутрь человека, окажется, что действие может происходить когда угодно и в любой стране.
- Эта пьеса про сегодня?
- Она по внутреннему состоянию созвучна сегодняшнему дню. Она напрямую связана с моими внутренними переживаниями. Хотя я не могу сказать, что главный персонаж Зилов мне близок или похож на меня по психологическому типу. Тем не менее я узнаю какие-то общие отправные точки. Я не исключаю, что со мной может произойти что-то подобное.
- Вы вкладываете в Зилова что-то свое?
- Я не буду лукавить: конечно, все, над чем я работаю, имеет ко мне прямое отношение. Меня волнуют те же темы, я испытываю похожие страхи — происходящее со мной в каком-то смысле с ним соприкасается. Не сюжетно, конечно, речь не о количестве женщин. Я пытаюсь исследовать наши с ним пересечения и понимаю, что если автор что-то подметил, значит, для него это имеет значение. И если мы говорим на эти темы, значит, нас они касаются.
- Вы ориентируетесь на узнаваемость заголовков? Например, на «Гамлета» зрители точно пойдут, а к новому названию интерес не проявят.
- Лично я об этом не думаю. Мы играли спектакли непопулярных авторов, и сами волновались о том, как зрители будут воспринимать сложный текст и сюжет. Но при этом люди приходили, причем аудитория была совершенно разновозрастная. Часто говорят, что все ставят одно и то же: Шекспир, Чехов и так далее. Современных авторов много, но ставят их реже. Просто Чехов и Шекспир всегда актуальны, они вне времени, в них столько смыслов, что все время хочется обращаться именно к их текстам. А для современной драматургии нужно набраться смелости и опыта.
- Но у вас уже есть зрительский пул, который открыт для любых ваших экспериментов.
- Есть неспокойные люди. Их, как и нас, что-то тревожит. Мы предлагаем пьесу как повод обсудить важные темы, приглашаем зрителя к диалогу. Мы представляем свою коллективную работу — это всегда несколько высказываний.
- Это не только режиссерское высказывание?
- Это всегда совместная работа. В этом смысл и ценность нашего пребывания в театре. Мы внимательны к предложениям изнутри, мы вместе собираем целое, вместе
ошибаемся, вместе разламываем и деконструируем текст, продираясь к смыслам. Все, что мы придумываем — это результат наших внимательных совместных чтений. Нужно забыть историю пьесы и просто увидеть в ней людей.
- Как читать с чистого листа и при этом не терять исторический и биографический контекст?
- Это всегда параллельная работа. Мы не занимаемся музейной деятельностью. Наш процесс очень живой, он напрямую связан с нами — с артистами. У каждого из нас есть свой багаж: опыт, внешний облик, голос — это не чистый лист бумаги. И у нас ко всему есть личное отношение: что-то мы принимаем, а что-то отвергаем. У каждой пьесы есть своя история и связанные с ней штампы. У нас нет задачи их преодолеть, играя не так, как до этого играли другие. Мы просто стараемся рассмотреть детали. И тут очень важно быть в правильной компании.
- Вы проводите кастинг внутри театра или сразу видите артистов для определенных ролей?
- Всегда по-разному происходит. Иногда интуитивно знаю, что кто-то подходит, а иногда артист не соответствует персонажу внешне, не подходит по возрасту, но идеально отражает его настроение. У нас огромная компания, мы все очень разные — это как большой оркестр. Я думаю не о том, кто эти артисты, а о том, кто эти люди в жизни. Мы
смотрим разные фильмы, слушаем разную музыку, разговариваем по-разному и репетируем тоже все по-разному — все это имеет значение.
- Устоявшиеся амплуа не работают?
- Самое ценное — находиться в постоянном поиске. За время работы с Юрием Николаевичем (Бутусовым – прим. ред.) мы научились быть в состоянии непокоя. Если все спокойно и размеренно — это беда. Наверное, можно заранее иметь план работы и сформированное видение, но в нашей компании это не работает. И вообще вся эта история не про амплуа, а про людей, с которыми ты готов или не готов пойти в разведку относительно какого-то материала. И это всегда большой риск.
- В процессе, когда спектакль уже живет на сцене, могут ли происходить еще какие-то изменения?
- Да, такое бывает. Мы убираем и добавляем какие-то тексты, меняем полностью музыку. Случалось и сцены менять местами после нескольких лет жизни спектакля. Были варианты сцен, которые не вошли в первоначальную версию, а потом мы их включили. Иногда так происходит с вводом другого актера. Мы стараемся отталкиваться от индивидуальности артиста, другой человек — другой смысл, и его появление зачастую меняет комбинацию тем. И получается совсем другой спектакль.
- То есть спектакль — это абсолютно живой организм?
- Да, и он, как любое живое существо, болеет и погибает. Юрий Николаевич (Бутусов – прим. ред.) об этом много говорит, беспокоится, что не может присутствовать на каждом своем спектакле, ведь у него иногда одновременно идут спектакли в трех разных городах. Тем не менее он старается всегда быть рядом, что-то меняет, корректирует. Может все с ног на голову поставить. Это и есть поддержание жизни: мы кормим спектакль новыми смыслами, акцентами, настроениями. Мы и сами меняемся. Есть спектакли, которые мы играем 7 лет. А 7 лет назад мы были другими людьми. Существует эффект второго спектакля, когда на премьере все получилось, а на утро перед вторым спектаклем ты проснулся другим человеком, и голос у тебя другой. Или партнер тебя в этот день по-другому увидел. Я думаю, что внимательный зритель замечает эти изменения и видит, как мы играем спектакли в определенных обстоятельствах. Тексты, которые мы произносим, иногда сами по себе приобретают новый смысл. Актер на сцене произнес текст, вдруг сам его услышал, и все в зале услышали и осознали, насколько это остро и актуально именно сегодня. А завтра уже нет.
- Вы проводите параллели между «Мертвыми душами» и «Утиной охотой», там наверняка есть смежные темы?
- Если прослеживать творческий путь разных актеров, режиссеров, кинорежиссеров, можно увидеть, как соединяются иногда несвязанные произведения. Я не могу сказать, что осознанно выбираю одно произведение за другим, но этот выбор
произошел. И наверняка там есть параллели, и именно в моем случае одно вытекает из другого. Если я на это обратил внимание, значит, для меня это существует.
- Сколько времени вам нужно, чтобы сделать спектакль?
- Всегда все по-разному. Иногда есть внутренняя потребность делать быстро, но мне необходим большой подготовительный период. Мне нужно самому пройти долгий путь, чтобы прийти на репетиции с багажом. А дальше — дело трех-трех с половиной месяцев.
- Выбор музыки к спектаклю — это длительный поиск?
- Нет поиска, мы все слушаем много разной музыки, мы все время в ней находимся. И когда дело касается музыки, мы, как будто находясь в своей библиотеке, просто снимаем с полки то, что нужно в данный момент. Подбор музыки — это очень органичный процесс. Мы не можем много об этом говорить, но зато сразу чувствуем — то или не то.
- Чьи оценки для вас важны?
- Я вообще об этом не думаю. Иногда кажется, что сегодня был хороший спектакль, а он был ужасный. Но есть глобальное внутреннее ощущение правильности выбранного направления. Оно лежит за пределами всех ошибок. И вот это ощущение не врет. И надо много работать — в этом ключ. Для меня, по крайней мере. Когда все получается на сцене, получаешь такой заряд энергии от зала, что не можешь уснуть ночью
после спектакля. И не потому, что так устал, а потому, что энергия, которую ты получил, переполняет. Много отдается и много возвращается — это большое счастье.
Беседу вела Динара Белоус
