Спектакль начинается закадровым будничным телефонным разговором двух приятелей. Один спрашивает: слушай, а ты помнишь, как умер Гамлет? Понимаю, дурацкий вопрос, но хоть убей, забыл. Второй в ответ что-то невразумительное промямлил, но так и не вспомнил… Незамысловатый эпиграф сразу определил координаты спектакля: Гамлет — не какой-то бренный человек, а долгоиграющий сгусток смыслов, миф, который, как известно, не умирает, а кочует из века в век, из поколения в поколение.
Премьерная постановка худрука Санкт-Петербургского театра им. Ленсовета притягивает к себе внимание не только свежестью высказывания ведущего в России специалиста по Шекспиру. Но и скандальным увольнением автора постановки в марте этого года. Городские чиновники, воспользовавшись конфликтом директора театра и «неугодного двору» экспериментатора Бутусова, буквально выжили последнего с поста худрука. А заодно и из Петербурга. Изгнание это было разыграно будто по законам шекспировского универсума, где поиски высшей правды разбиваются, как волны об утесы жалких, но всепобеждающих людских пороков. «Гамлет» стал последней премьерой Юрия Бутусова на ленсоветовской сцене.
По-японски аскетичная сценография. Огромная белая стена так и останется незапятнанной; по диагонали сцены — средневековый пиршественный стол, он же и подиум, и дорога. Несколько стульев, неотесанные доски для эшафота и несколько сотен пустых бутылок — вот и весь реквизит спектакля. Под звуки современного ритмичного техно актеры периодически громыхают склянками, расставляют на столе и вновь убирают эту живописную тару: в ней разлита невидимая река времени — сколько же выпито, сколько же пролито… Художник Владимир Фирер выстроил беспредметное пространство, материально отображающее образ заглавного героя — бесполую чистоту, утерянное родство с миром, отчаянно одинокую натуру «маленького принца» из Эльсинора.
В этом монохромном мире естественно воспринимается игра с гендером. Бутусовский Гамлет — хрупкая женщина с хриплым сломанным голосом, более смахивающая на подростка. Он/она то в золотом платье на краю обрыва, то в простой серой майке и рваных джинсах. Прима театра им. Ленсовета Лаура Пицхелаури в течении четырех часов на сцене мечется изящно и пластично, сдавленно шепчет, монотонно гудит длинными монологами, срывается на скрежет в голосе — и телом, и словом оглашает катехизис Гамлета. Офелия же, напротив, — мужчина. Федор Пшеничный с белым лицом и красными губами талантливо амбивалентен и изворотлив. Лишь в развязке спектакля Офелия вернется в женское обличье (Юстина Вонщик) и отыграет на высоких нотах сумасшествие перед своей смертью.
5
© Театр имени Ленсовета / Юлия Смелкина
Офелия — Ф.Пшеничный и Ю.Вонщик
Гертруда, по пьесе наделенная мощной символической нагрузкой, — королева-мать, главная женская сила бытия, любовь и неоднозначность, — у Бутусова лишена эмоций и качеств, непроницаема и почти безмолвна (с этим успешно справляется Евгения Евстигнеева). Она тоже, как и Офелия, скорее белая маска театра Кабуки. Под стать им как будто с картин Брейгеля-старшего сошедшая парочка друзей-соглядатаев — Гильденстерн и Розенкранц потрясающе сыграны Сергеем Волковым и Всеволодом Цурило. Два этих абсурдистских персонажа — то ли горе-гангстеры из комедийного боевика, то ли слабоумные с открытым ртом и текущей из него слюной — собственно и воплощают столь узнаваемый макабр действительности. Бутусов отчеркивает Гамлета его окружением. Исключение составляют лишь вечные драматургические антиподы — грациозный Призрак (Виталий Куликов) и расчетливый авантюрист Клавдий (Сергей Перегудов). Они такие живые, совсем не марионеточные. Один — далекий Бог, другой — искушающий Дьявол. И меж ними оловянный солдатик с сабелькой — самурайский персонаж Лауры Пицхелаури. Каждая значительная интерпретация шекспировской трагедии стремится определить наше время и нас самих. Иначе зачем? Ведь в философском смысле Гамлет — зеркало между сутью и иллюзией. Смотреть в это зеркало, долго не отводя глаз, — удел безумцев или бесстрашных. Гамлет Юрия Бутусова — скорее и есть такая попытка настроиться на идеалистический камертон в дикой какофонии зла. Сегодня, в век, вывихнутый всеобщей нетерпимостью, так к месту его дерзновенная пытливость. Гамлет, мучительно сомневаясь, все же противостоит козням бытия и ловушкам сознания. Его задача — отнюдь не месть, а исцеление «презренного мира», которому впору вправить суставы.
2
© Театр имени Ленсовета / Юлия Смелкина
Гамлет — Л.Пицхелаури, Призрак — В.Куликов, Горацио — Р.Кочержевский
С момента увольнения Бутусова каждый показ его спектакля превратился в импровизированный митинг поклонников и учеников режиссера. Оскорбленная произволом «начальников» театральная молодежь выходит на финальные аплодисменты с плакатами, в протестных футболках со словом «Буду!». Именно эта реплика стоит жирной точкой в завершении спектакля: стоит Гамлет посреди пустоты с гигантским деревянным мечом в руках и устремленным в неизвестную даль взором. Его верный друг Горацио (Роман Кочержевский), нарезая круги, и чуя беду, кричит: «Вы не будете фехтовать сегодня!». А щупленький Гамлет упрямо повторяет: «Буду!»
Хочется верить, что он действительно будет, хоть звук его камертона меланхоличен и тих и, кажется, вряд ли будет услышан…
