ПУСТОЕ ПРОСТРАНСТВО

 

 

 

 

В афише спектакля «Макбет. Кино» указано: автор - Юрий Бутусов. Освобождённое им пространство сцены Театра имени Ленсовета готово вместить любое действие. Почему бы не «Макбета»?

Определение происходящего скромным словом «драма» - чистое лукавство. Если у этого спектакля и есть жанр, то самое подходящее слово - «шаманизм». Автор успешно выступает в роли шамана. Именно поэтому свет чередуется с тьмой, аффективно громкие «истории» - с апатично тихими. Важны музыкальные и пластические ритмы, повторяющиеся движения и действия, а текст и сюжет не обязательны. Или тоже становятся частью ритма. 

Шаман, как известно, является избранником духов. Критерием истинности он полагает свои индивидуальные экстатические переживания. Чтобы связаться с другими духами, нужно быть мастером камлания, уметь входить в транс и потом путешествовать в мирах, тобой же и созданных. 

Спектакль, созданный шаманом, непременно должен быть долгим, потому что необходимо время, чтобы несколько сотен человек впали в транс и «поплыли в лодке ритма» в какие-нибудь миры. Но если вы не способны впадать в транс, то вам будет трудно.

Однако автор предлагает вам пустое пространство, и можно заняться наполнением его различными смыслами и соединением ассоциаций в любые цепочки. 

Можно так. Вы смотрите на происходящее как бы из вагона поезда. Не зная, как начался «сюжет за окном» и как он закончится. Вас завораживает сам процесс смены «сюжетов». Поезд идёт долго, времени у вас много. Вы можете отвлечься, съев пару яиц, курицу или выпив стакан чая. И снова вернуться к жизни за окном - процесс появления сюжетов не изменился. В конце концов, вы прибываете на ту же станцию, с которой уехали. Вас сильно прокамланили, и некоторая растерянность вкупе с опустошённостью грозит обернуться депрессией. 

Но эффект может быть и обратным: вы вышли на станции другим, но по-другому - пустым, звонким и готовым к новому наполнению.

Можно так. «Кадры спектакля» подобны деталям Lego, из которых можно складывать любые композиции, создавать любые «вещи». Фантазия автора безгранична и причудлива, формы плодятся и множатся, разбираются и собираются на наших глазах. Изощрённость процесса поражает, и ты понимаешь, что складывать можно не пять часов, а десять, пятнадцать... Детали могут повторяться в различных комбинациях, кочевать из одной «вещи» в другую. Последовательность не важна. Каждая «вещь» самодостаточна. 

Важна ли шаману публика? И да, и нет. Да, потому что впавшее в транс сообщество усиливает шамана, разгоняя его энергию, как коллайдер элементарные частицы. Нет, потому что шаман внутри процесса, а публика вовне. Автор спектакля между «да» и «нет» талантливо выбирает «и». Он виртуозно управляет и той толпой, что на сцене, и той, что в зале. Жонглирует ритмами, меняет способы существования актёров, а то и просто «вбрасывает» их в яростный танец минут на десять. И публика резонирует, втягивается в этот дансинг, охотно участвуя в ритуале. Молодые актёры самозабвенны, они восторженно растворяются в режиссёре, они - его медиумы. Периодически четвертая сцена рушится: создатели спектакля на всякий случай проверяют - там ли ещё зрители? И заверяют - ребята, мы про вас не забыли! И делают это подкупающе легко и остроумно.

Для чего старается шаман? В чём его миссия, которой пропитано всё действо? Он исцеляет души больных и заблудших.

И тут нам нужно вспомнить о леди Макбет и её синдроме навязчивых состояний. После убийства Дункана ей постоянно хочется отмыть от крови руки. И хотя крови нет, желание неизбывно. Само заболевание психиатры «обнаружили» много позже Шекспира. А другой гений - Пушкин - точно описал психофизическое состояние человека, страдающего подобным неврозом: «Душа горит, нальётся сердце ядом, Как молотком стучит в ушах упрек, И все тошнит, и голова кружится, И мальчики кровавые в глазах... И рад бежать, да некуда... ужасно! Да, жалок тот, в ком совесть нечиста»... (Из монолога Бориса Годунова.) Чувство вины, страх, ощущение грязи разъедают человека изнутри. 

Диагноз есть, правда, неизвестно, кто его обладатель. Возможно, Юрий Бутусов полагает, что все мы - слабые психастеничные представители сумасшедшего мира, все мы страдаем одним недугом и нуждаемся в ритуале исцеления. И он сам, и актёры, и публика - все в одной лодке. А почему бы и нет. И тогда те, кто уходят со спектакля, - или не хотят лечиться, или здоровы. Но их не стоит называть «людьми, не понимающими искусства».

Все наши театральные поиски сводятся к тому, чтобы люди, сидящие в зале, ощутили реальное присутствие невидимого. Это очень просто звучит, и этого очень трудно достичь. Но затем люди и ходят в театр. Это снова Питер Брук. 

Невозможно утверждать, что невидимое есть в спектакле «Макбет. Кино». Но невозможно и утверждать обратное. Невидимое этим и прекрасно. 

Ирина ЖУКОВА