Top.Mail.Ru

Пролетая над гнездом интеллигенции

Екатерина Омецинская, Санкт-Петербургский курьер, 8 декабря 2011г.

Если вы до сих пор не понимаете, почему Антон Павлович Чехов определил жанр своей пьесы «Чайка» как «комедия», то ступайте на малую сцену Театра им. Ленсовета на одноименный премьерный спектакль Олега Левакова, и вам будет подарен шанс понять очевидное.

 
 

О количестве «Чаек», летающих по сценам Отечества, лучше не задумываться, но, порой кажется, что режиссеры выбирают эту пьесу для постановки всего по трем причинам. Первая: потому что считают постановку этой пьесы обязательным, программным пунктом своей творческой биографии. Вторая: потому что думают, будто смогут найти в Чехове нечто новаторское, отвечающеее духу современности. Третья: потому что искренне полагают, что зритель без «Чайки» (для рядового зрителя - крайне занудной вещицы) и театра не мыслит. Леваков под эти «стандарты» никак не подходит, ибо он, берясь за «Чайку», явно руководствовался лишь одной, весьма личной причиной: он просто ПОНЯЛ пьесу, которую уж как сто лет с лишним большинство режиссеров трактуют, как невероятную трагедию непонятого и загубленного талантов. Более того, в ленсоветовской постановке есть то, от чего уже минуте на пятой действия ловишь себя на неприлично счастливой улыбке, неизвестно откуда набежавшей на лицо. А все потому, что в спектакле кроме понимания утерянного ныне человеческого сообщества интеллигентов, вечно раздираемых между стремлением к идеалам и приземленной жаждой признания (отчего, собственно, и происходит сплошная комедия жизни, приводящая иногда к весьма печальному финалу), есть самое дорогое - атмосфера эпохи.

Но что такое режиссерское понимание без актерского «попадания»? Кажется, у Анатолия Эфроса есть высказывание о том, что правильность игры актеров познается при замене «четвертой стены» толстым стеклом: если зрителям все происходящее на сцене остается понятным и в полной тишине, то игра точна... В «Чайке» Левакова она точна - дальше некуда. Впрочем, даже привычного зазора между зрительным залом и сценой (часть зрителей и вовсе находится прямо в пространстве спектакля - в интерьерах имения Аркадиной) в этой «Чайке» нет. Есть барский дом с галереей второго этажа, оформленный с намеком на мотивы модерна - скругленные линии зеркал, многочисленные фото в рамочках, венские стулья, люстра со стеклярусом и вешалка с барьером (по моде), конторка, покрытая зеленым сукном, горка, где стоит заветный графинчик с водочкой, огромный стол, за которым все соберутся в последнем действии (в первом он - сцена, на которой представляет вместе с Ниной Заречной свою пьесу Костантин Гаврилович Треплев, во втором и третьем - разбитый на четыре части он являет лабиринты комнат господского дома и террасы, где нежатся на солнышке герои на полосатых половиках).

Милые подробности чужого быта (художник Владимир Фирер), уголок посторонней жизни, в который допустили зрителя с тем, чтобы он окунулся в море кажущейся легкости бытия. Здесь все подтрунивают друг над другом, поверяют сердечные тайны, снаружи юморят и смеются, но внутри размышляют, страдают, и бесплодно борются... с собой. Маша (Юлия Левакова) - «вся в черном», но с многообещающим декольте, едва прикрытым прозрачной тканью, Треплев (Роман Кочержевский) - босоногий мальчик, застрявший в детских обидах на мать и увязнувший в любви к Нине, сама Нина (Дарья Циберкина) - поначалу искренний ребенок с роскошными плечами и спиной, одетый в светлые платья, а после изможденная, безумная женщина, упакованная в глухой костюм. Аккуратист Медведенко (Эрнест Тимерханов) каждый раз занудно складывает свои калоши в мешок, циничный реалист доктор Дорн (Александр Солоненко) лениво несет по жизни себя и свое знание о конечности человеческого существования, умирает от любви к нему востроглазая Полина Андреевна (Маргарита Алешина), конфузится застенчиво-наглый «ходок», баловень судьбы Тригорин (Александр Сулимов), страдающий от ремесла, в котором он уже утерял смысл и назначение таланта... Наигрывает актриса до мозга костей - неглупая женщина Аркадина (Инесса Перелыгина - Владимирова), жесты и гримаски которой Маша принимает за чистую монету и пытается перенять, не отстает от сестрицы и Сорин (Олег Леваков), артист в душе и по повадкам, которому ничего кроме службы по казенному ведомству и вовсе не досталось от жизни, хохмит управляющий, отставной Шамраев (Сергей Кудрявцев), бесконечно просится купаться скучный слуга Яков (Евгений Стецюк)... Всяк на своем месте в этом удивительном многоголосье из прошлого, которого не вернуть. Ни одного «холостого» хода - действием и смыслом наполнены каждый жест и каждая минута!
Но живут эти люди, бытие которых кажется сначала наивной Нине таким многозначительным и важным, с внутренней мыслью, что жизнь (как и лото, в которое они играют) - «штука скучная, но если к ней привыкнуть, то - ничего»... И каков же тогда смысл жизни, который чайка-Заречная, пролетев над оплотом интеллигенции, кидается искать? Поиски будут безуспешны: не видящая и не нашедшая смысла легкокрылая интеллигенция вымирала-вымирала и вымерла, как мамонты, смысла не искавшие и не имевшие. Ну, не смешно ли это?

Екатерина Омецинская