Близится к завершению «Пушкинский год», когда театры наперебой посвящают свои премьеры 225-летию со дня рождения А.С. Пушкина. Одним из лучших спектаклей по произведениям великого русского классика можно смело назвать «Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях», поставленную режиссером Марией Романовой на Малой сцене Санкт-Петербургского государственного академического театра имени Ленсовета.
Недаром этот спектакль, премьера которого состоялась в феврале, за полгода успел обзавестись солидной фестивальной судьбой. В апреле получил диплом XXXII фестиваля «Театры Санкт-Петербурга — детям» в номинации «Лучший драматический спектакль» (и диплома «Лучшая работа актрисы» была удостоена Наталья Шамина за роль Царицы Злой).
В июне участвовал во Всероссийском театральном фестивале «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», проходившем в нашем городе в преддверии пушкинского юбилея. В сентябре представлял петербургскую культуру в программе XXIV Международного Волковского театрального фестиваля в Ярославле под девизом «Пушкин: современники и современность». В октябре станет участником VII Большого Детского фестиваля под руководством Сергея Безрукова в Москве. Уверена: украсит еще не один театральный фестиваль и получит не одну заслуженную награду.
Каллиграфический режиссерский почерк Марии Романовой давно узнаваем. Она «пишет» ровной, изящной кружевной вязью, как отличница в прописи. «Строки» эти украшают вензеля и завитушки, но это не те излишние «украшательства», за которые учителя могут пожурить, а часть пленительного сценического текста, придающая ему неповторимую индивидуальность.
«Сказка о мертвой царевне...» Романовой прекрасна, как, впрочем, и все ее детские сказочные постановки. Спектакль нежнейший, чарующий и чистый, как душа ребенка. Гениальный пушкинский текст звучит здесь негромко, с огромным пиететом к каждому слову. Выбраны очень верные, грамотные интонации. Подача — бесхитростная, ирония — мягкая, иллюстрации — ажурные, ощущения — самые благостные. Это спектакль-игра, спектакль-колыбельная, подкупающий своей честностью разговор, полный волшебного очарования. Он построен на доверительно-уважительном отношении в парадигмах «режиссер-материал», «театр-публика» и «родитель-ребенок» и олицетворяет идеальный творческий, образовательный и воспитательный процесс.
Манера изложения сюжета (режиссерская, актерская, сценографическая) такова, что часть текста иллюстрируют нарочито прямо, но при этом подчеркнуто условно, как в детской игре, а часть, напротив, оставляют на откуп зрительскому воображению. Все зрители — и обычные, с открытым незамутненным сознанием, и придирчивые профессиональные — не сговариваясь, применяют к спектаклю два эпитета: «кружевной» и «ажурный», и видят в нем две главные в художественном плане вещи: детскую раскраску и сказку на ночь. И то, и другое как раз и работает на доверие и на развитие воображения, особенно детского.
Мария Брянцева, главный художник Театра им. Ленсовета, оформила спектакль в черно-белом ключе. Фрагменты декораций и бутафории — в основном контурные силуэты из картона или тонкой фанеры, белые либо частично заштрихованные черным карандашом или фломастером. Это предметы, персонажи и природные явления: дуб или яблоня, собака или волк, лес или терем, даже те самые богатыри — то, что довольно густо «населяет» сказку.
Скажем, семь богатырей — это один продолговатый предмет с фигурками воинов в руках «главного в отряде» в исполнении Максима Сапранова. Как в детстве, когда одна палочка может быть чем угодно одной силой воображения.
Использован прием с видео-проекцией, что плетет на заднике кружева — морозные ли узоры на стекле, интриги ли Злой Царицы. Видео рисует небо и дождь, который плачет вместе со страдающим Королевичем Елисеем, что мечется по свету с криком «Я жених её!» в поисках своей пропавшей невесты и кличет ветер, который могуч и гоняет стаи туч. Оттенки серого — в вязаной кольчуге богатыря, синего — в ночном небе, зеленого — в вихре бури (художник по свету Андрей Лебедь). Перекличка с кружевоплетением и вязанием — в двух клубочках: светло-бежевый изображает хлеб, красный с тревожным бубенчиком — наливное яблочко, которое ядовито, с его помощью Царица Злая отправит Царевну в царство мёртвых.
Костюмы пятерых актеров, исполняющих только одну или сразу несколько ролей, выдержаны в кремово-белых и черных тонах. Разумеется, все положительные персонажи (Добрая Царица, она же Царевна — Алиса Рейфер; Королевич Елисей — Сергей Филипович; Царь, богатыри, Чернавка, Солнце, Месяц, Ветер — Максим Сапранов) светлы и символизируют чистоту, а единственный отрицательный — Царица Злая (Наталья Шамина) — темен до черноты, как истинная сила зла, но лишь на первый взгляд.
Впрочем, рассказчик, сказочник, означенный в программке как Автор и Зеркало (Дмитрий Хасанов), тоже в черном. Но у него это, скорее, нейтрально-формальный цвет, дань дресс-коду официального лица — бесстрастного зеркала, которому все равно, что и кого отражать, и которое в любом случае говорит вкрадчивым голосом правду, только правду и ничего, кроме правды, а потому бесцветно, прозрачно: воздух в пустой черной круглой раме, абрис в череде иллюстраций.
Автор выходит к зрителям заранее, еще при свете в зале, как бы до начала основного действия, и из-за такта, мелодичной увертюрой, вежливо и ласково, обволакивающе-убаюкивающим голосом начинает общаться со зрителями — как с маленькими, так и большими. Затем проходит из зала на сцену, и в постепенном затемнении, под укачивающие звуки музыки, начинает рассказывать сказку, будто действительно читает ребенку книжку на ночь. Впрочем, чинные манеры доброго сказочника и внешний лоск не мешают Автору-Хасанову вживаться в сказочное повествование: то уютно сворачиваться калачиком-котом, то делать сладкие потягушки, то шаловливо пускать зеркальцем солнечных зайчиков в зрительный зал.
Кроткими милыми зайками выглядят и Царевна, и Королевич Елисей. Он кудряв, горяч, обаятелен, улыбчив. Она очаровательна, кротка и похожа на принцесс, какими их рисуют девочки всех времен: ролевая модель, на которую крошки хотят быть похожими.
В целом же все в спектакле происходит как сквозь вечернюю дрему: будто снится зрителям-слушателям чудный сон, как снился он пушкинской Татьяне Лариной из «Евгения Онегина».
А к Злой Царице в исполнении Шаминой удивительным образом подходят реплики из чеховской «Чайки»: «Отчего вы всегда ходите в черном? — Это траур по моей жизни». Любопытная деталь: роскошное черное платье героини, что «черной зависти полна», при каждом движении шуршит, словно змея шипит, тогда как все светлые одежды всех прочих при движении совершенно бесшумны. В отношении злой царицы вообще не все так однозначно — и это не просто интересный ход, а сильнодействующее, как антибиотик, средство. Злоба, ревность, коварство, отчаяние, да и сама судьба и доля сей героини таковы, что она отравляет все вокруг, но при этом калечит и губит сама себя.
Кровавая ненависть и смертельный яд, исходящие из злой царицы, режут глаз несколькими красными пятнышками, напоминающими капли крови, цвета смерти (у Пушкина тема смерти рефреном проходит даже сквозь самые гуманные произведения). В спектакле Романовой это и отравленный клубочек-яблочко, и алые губы, и крупные бусины на шее злой царицы. Здесь яркие вкрапления — мощный выразительный прием, к тому же весьма элегантный.
Во всем, что касается Натальи Шаминой и ее персонажа, важна каждая мелочь. Актриса работает роскошно, глубоко, обстоятельно. Она не боится быть нелепой, неприятной. Ей хватает мужества быть к себе безжалостной, но героиню свою она жалеет. Ее царица пудрится беспрестанно, чтобы буквально стать «всех белее». Она чуть ли не с садизмом разматывает красный клубок, словно жилы и саму жизнь из Царевны тянет. Она с ужасом всматривается в зеркальце, отмечая уходящую молодость, ускользающую красоту, и, по сути, играет катастрофу, трагедию женщины сильной и слабой, жестокой и ранимой одновременно. А на реплике «Тут тоска ее взяла, и Царица умерла» так просто, обессиленно и обреченно стаскивает шикарный свой парик, видавший виды и лучшие времена, и предстает настолько душевно обнаженной и потерянной, что у публики всех возрастов перехватывает дыхание.
Мария Кингисепп
