В день 200-летия Николая Гоголя Театр им. Ленсовета подарил зрителям премьеру - бессмертного «Ревизора».
Первая реакция у всех одинакова: «Гоголь в Ленсовета? Да это не их автор!» Впрочем, то же говорили про Шекспира и Островского, пьесы которых столь же нежданно появились в репертуаре театра на Владимирском. Гоголя-то хоть юбилеем оправдать можно... Но оправдывать верно сделанный к юбилею ход никому не пришлось. После «Ревизора» начинаешь вновь верить, что этот актерский ансамбль «потянет» любой жанр и любого автора, настолько хороши исполнители - каждый на своем месте. Говорят, правда, что игравший на премьере Хлестакова Виталий Куликов первоначально не входил в режиссерские планы Сергея Федотова. Мол, чуть ли не сам на роль напросился... Но и замечательно, что напросился! Замечательно - от первого явления Хлестакова с типичным выражением петербургского скучающего снобизма на лице (ох, как свойственно это выражение нашей молодежи и по сию пору!) до прощального изящного выхода в окно (ну чем не подколесинское бегство от женитьбы?). Между этими четкими опорными точками роли актер производит такой фейерверк жестов, пируэтов, гримасок, отражающих некую внутреннюю борьбу, что просто залюбуешься.
Столь же детальна и игра прочих участников спектакля. Вот Земляника (Александр Новиков) протягивает ладонь для рукопожатия. Оно уж вроде как и состоялось, ан в характере попечителя богоугодных заведений нет привычки торопиться. И рука зависает на несколько мгновений, словно в изумлении от того, что действие уже свершилось. Вот слуга Хлестакова Осип (Олег Леваков) привычно (уж, поди, не первый годок) кормит с ложечки своего барина и столь же запросто, словно равного (а и правда, чем же они не ровня сейчас?), награждает его за панику подзатыльником. Вот сам городничий (Сергей Мигицко) так и норовит чмокнуть руку заезжего «ревизора» или примерить на себя фрак петербургского модника, будто светскую столичную жизнь на себя прикинуть... А громоподобный, лишенный деликатности, нарочито неуместный в судейской должности, как слон в посудной лавке, Ляпкин-Тяпкин Олега Андреева со своим басовитым «Да-а-а!» (более убедительным, нежели пространные монологи мавра Отелло)?.. И далее по списку ролей так же великолепны все - до последнего слуги трактирного в исполнении Романа Баранова, внезапно замирающего от откровения, что проезжий господин, оказывается, не может не кушать... Столь точной режиссурой пластики спектакль, бесспорно, обязан Сергею Грицаю, но и это не все достоинства постановки. Действие удивительным образом разложено на музыку (педагог по вокалу Нина Рогова). Музыка и рукотворна - ложки в руках у Земляники, задающие оперные (?!) «навороты» его наветам, и традиционна - бряцание семейства городничего на фортепиано, и напевна - ох как играют голосами актеры, распевающие песню про Кудияра, но всегда имеет четкую смысловую тональность.
Среда существования героев комедии изобретена художником Ириной Долговой. В ее основе - классический павильон на сцене. Типичные обои «полосочкой» словно заплесневели, подернулись зеленовато-серой пленкой, проросли болотными корнями, пронизавшими «мамкой ушибленную» Россию. Стены эти волшебные - в финале (Хомы тут только недоставало!) они пропустят через себя, «испарят» всех «лишних» героев, оставив лицом к лицу с правдой одного только городничего с семейством (Анна Алексахина и Анастасия Самарская)...
Словом, идите в театр и смотрите Гоголя. И умрите там со смеха, умрите, чтобы воскреснуть обновленными, ибо сказано классиком: «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!» Слова-то эти до сих пор остаются правдивыми...
Екатерина Омецинская
