Норвежский драматург Юн Фоссе – один из самых востребованных в современном европейском театре. Начавший как новеллист и прославившийся как драматург, Фоссе, тем не менее, постепенно сходит с драматургических «подмостков». По его собственному признанию, написание пьес больше не приносит ему удовольствия. Его нынешним пристанищем стала поэзия, впрочем, она всегда была его творческим «гражданством». Но мир продолжает воспринимать его как «нового Ибсена», присуждая ему все новые национальные и зарубежные премии.
На русской сцене спектакли «по Фоссе» несколько раз ставили в конце 1990-х. Но по каким-то причинам имя одного из самых популярных европейских драматургов не закрепилось тогда ни в памяти зрителей, ни – что самое обидное – в памяти наших режиссеров. Премьера спектакля Юрия Бутусова «Сон об осени», которая состоялась 3 февраля этого года в возглавляемом им театре имени Ленсовета, будем надеяться, поможет изменить сценическую судьбу драматургии Юна Фоссе в России.
Как такового сюжета в пьесе нет. Мужчина и Женщина встречаются на кладбище и рассуждают о любви и смерти. Но рассуждают так, что чтение текста завораживает, как мантра. Текст написан столбиком с заданным поэтическим ритмом, который реализуется при помощи речевых повторов. Героев всего пятеро: Женщина, Мужчина, Мать, Отец и Грю (бывшая жена Мужчины). Из всех персонажей, как видно, имя есть только у одного – анонимность героев, похоже, «фирменный» знак драматургии Фоссе. Имена героев неважны: то, что с ними происходит, происходит вообще с людьми. Любовь делает жизнь человека счастливой, но конец всему – смерть, и она примиряет все, даже время. Оно в пьесе Фоссе «безымянно», как и герои: вчера, сегодня и завтра в «Сне» взаимопроникают друг в друга и меняются местами. «Ничего не бывает давно», – произносит героиня, как бы отрицая прошлое. «Случилось все и ничего», – повторяет Женщина в финале. Юн Фоссе как будто вторит другой сновидческой пьесе классика скандинавской драматургии Августа Стриндберга, «Игре снов»: «Времени и пространства не существует; цепляясь за крохотную основу реальности, воображение прядет свою пряжу и ткет узоры <…> Герои расщепляются, раздваиваются, испаряются, уплотняются, растекаются, собираются воедино».
В спектакле Театра им. Ленсовета художник Александр Шишкин поделил пространство сцены на две части. Одна – выдвинутая в зал эстрада, обрамленная круглыми, напольными светильниками; она же – набережная, «озвучиваемая» плеском морских волн, наверное, Северного моря. Другая – уходящий вглубь сцены как бы неф церкви со стоящими по бокам высокими канделябрами, и висящей под потолком церковной люстрой. Эти два пространства разделяет – пока раздвинутый – зеленый занавес. В центре эстрады насыпана горка из песка – «отголосок» фоссовского кладбища. Дуализм бутусовского «Сна» выражен в противопоставлении оппозиций: здесь – там, жизнь – смерть, мир – Бог. Этот дуализм подчеркивается контрастностью белого (сцена) и черного (арьерсцена) цветов. Но черный все-таки доминирует: в костюмах актеров и сценографии. А черные воздушные шары под потолком зрительного зала усиливают ощущение траурной торжественности спектакля. Все это «двоемирие» соединяет ряд уличных струнных светильников, как будто протянутых от Владимирского проспекта через все пространство сцены и зрительного зала. Здесь они становятся знаком городских улиц, где попутчиками оказываются все участники спектакля – и актеры и зрители. Мы бредем по людным проспектам в суетном поиске счастья, но конечный пункт назначения – молчаливая вечность, рассеивающая наши мечты.
Мужчина (Виталий Куликов) и Женщина (Ольга Муравицкая) стоят по разные стороны эстрады («кладбища» жизни?). Поэтический диалог Фоссе звучит из уст актеров вполне прозаично и буднично. Но все же ощущение надвременья возникает благодаря голосам героев, которые доносятся как бы издалека, из прошлого или из будущего, комментируя давно произошедшее или то, что еще только произойдет. Тема встречи Двоих на длинном пути одиночества не романтизируется ни Фоссе, ни Бутусовым. Мужчина и Женщина будут сходиться и расходиться, вспоминать своих бывших, и снова возвращаться друг к другу. Недаром одна из повторяющихся музыкальных тем спектакля – песня Дэвида Линча «So glad you’re gone” («Так рад, что ты ушла»). Но все же любовь (которая в этой пьесе часто рифмуется со словом «секс», как слово «Бог» – со словом «смерть») одна из составляющих смысла жизни и ее завершения: «Именно любовь/ свела нас/ здесь/ одиноких/ вместе/ Мы знаем оба/ Мы знаем/ Может как раз любовь/ спасает/ умерших/ может быть…».
Одна из ранних пьес Фоссе называется «Кто-нибудь когда-нибудь все-таки придет» (1996) – уже в ней заложен мотив ожидания кого-то, кто сделает жизнь человека счастливее (здесь он, очевидно, подражает «В ожидании Годо» Беккета – пьесе, ставшей вектором и в творчестве Юрия Бутусова). В «Сне об осени» герои как будто с самого начала ждут смерти. В спектакле Бутусова они все-таки сначала ждут счастья – и не замечают Смерти, преследующей их буквально по пятам. Роль Смерти – странного незнакомца на ходулях в длинном пальто – исполняет Сергей Волков (хотя в программке напротив его фамилии написано «Мужчина в молодости, Отец, Сын»… и Смерть добавляю я). Он держит в руках связку черных воздушных шаров и вручает их почти каждому действующему в данный момент герою.
Лаура Пицхелаури исполняет роль Матери Мужчины, проживая на сцене все возрасты своей героини: от молодой, полной сил и влияния мамаши до скрючившейся, поседевшей старухи с дрожащими руками. Появляясь на сцене в черном платье с незастегнутой спиной и длинным шлейфом, она грациозно всходит на стремянку, возвышаясь над подругой своего сына, как египетская пирамида. Женщине приходится выстроить целую баррикаду из табуретов, чтобы добраться до недосягаемой в своей идеальности Матери. Она манит Женщину за собой элегантным жестом руки, как бы предлагая пройти тот же путь, который все еще проходит она сама. В рапиде герои двигаются под композицию Дэвида Линча по кругу – Мать, Женщина, Мужчина, Смерть – пока Сын строит песочный замок на будущей могиле отца. «Free in my house, free in my truck, free on the street, free at last…”, – уже звучит не как гимн свободе от ненужных отношений, а как приговор к одиночеству. «Я боюсь ты умрешь/ Я так боюсь одиночества/ И я так боюсь за него/ Я знаю что он/ умрет/ Все мы умрем…», – кричит Мать на марионетку-Отца, качающегося из стороны в сторону, как маятник. И вдруг сцену буквально загромождают крестами из картонных коробок, склеенных скотчем, а посередине на кровати, как на смертном одре, лежит Мужчина. Умер? Спит? И то и другое? Смерть, кстати, постоянно присутствует на сцене, в этот момент она сидит на стремянке у задника с неизменными черными шарами в руке и ждет своего счастливого часа.
А смертей в «Сне» несколько: герои умирают, воскресают и снова разыгрывают смерть. Как часто в постановках Бутусова, переход из жизни в другую реальность не очевиден: монтажная композиция спектакля позволяет актерам переходить из одного состояния в другое. В этом спектакле, в конце концов, все преодолевают границу зеленого занавеса, перемещаясь в пространство вечного сна, где произносят свои финальные реплики. Произносит их и сама Смерть: «Любовь и смерть, только любовь и смерть». Занавес закрывается, и, кажется, что спектакль закончен: эстрада пуста и хочется воскликнуть шекспировское: «Что жизнь? Тень мимолетная, фигляр, / Неистово шумящий на помосте/ И через час забытый всеми..». Но это не «Макбет» и даже не «Макбет. Кино» (хотя этот спектакль мог бы стать его продолжением) – драматургия Юна Фоссе очень «подходит» режиссуре Бутусова, строящейся в основном на театральных ассоциациях и ритме (который Фоссе, кстати, уже задает в своих текстах). И конечно, темы: одиночество, отношения полов, смерть, мистика, сны и грезы о лучшей жизни – это и многое другое волнует обоих. Поэтому можно определенно сказать, что диалог драматурга и режиссера на сцене театра Ленсовета состоялся. И знаете, хочется его продолжить!
Любовь Боярская
