Б. Брехт. «Добрый человек из Сезуана».
Московский драматический театр имени А. Пушкина.
Режиссер Юрий Бутусов, художник Александр Шишкин.
Видимо, в Москве этой брехтовской пьесе суждено оформляться в спектакли-события. Постановка Юрия Бутусова в Театре имени Пушкина, в отличие от легендарной, любимовской, не стала вехой рождения нового театрального организма. Однако, оказав театру на Тверском бульваре высокую честь и подтвердив отличные возможности здешней труппы, она стала очевидным событием. Просто высочайшего пилотажа спектакль, не меньше!
Являясь давней поклонницей режиссуры Бутусова, не перестаю радоваться тому, как этот человек свободно существует вне требований какого-либо формата. Как не поверхностно, но глубоко современные спектакли рождаются у него не в результате прилежных исследований на тему «что нынче носят?», а от вольного темперамента, глубокого чувства и безупречного владения профессией. «Добрым человеком из Сезуана», думаю, Театр имени Пушкина и режиссер Бутусов существенно обогатили не только русскую брехтиану, но и мировую. А Александра Урсуляк в ролях Шен Те и Шуи Та у нас на глазах оформилась в трагическую актрису. Парадокс, но это случилось с талантливой Урсуляк не на территории русского психологического театра, но в обстоятельствах условного театра Бертольта Брехта. Вот чтобы в его рациональных параллелях-перпендикулярах, в его жестких социальных парадигмах возникали на сцене такие моменты, от которых чувствительный зритель в зале утирает слезы, это уметь надо! Бутусов нащупал в Брехте поэта, ранимую душу, способную на откровенную сентиментальность. Можно, конечно, приписать это открытие русской транскрипции немецкого автора, но знающие люди утверждают, что Брехт и есть поэт не слабее его великих предшественников-соотечественников.
Стоит ли провозглашать, что нынче история о том, как бессильно добро и как беспомощны боги, особенно актуальна? Можно подумать, при рождении любимовского спектакля и в особенности при возрождении его в 90-е годы прошлого столетия она была менее злободневна! Ну да, ну да, нынче жизненная необходимость превращения доброй Шен Те в злого двоюродного брата Шуи Та - не в бровь, а в глаз. Ну да, теперь перипетии сюжета с покупкой табачной лавки, долгами, судами, взятками за хорошее рабочее место и проч. для нас, в отличие от наших предков, бегавших на спектакль 60-х годов, совсем не экзотика, а азбука повседневной жизни.
Но Бутусов ставит именно притчу о мире, утратившем системы координат, и главное - в том, как это сделано. Как выглядит, звучит и дышит. Художник Александр Шишкин обнажает мрачные внутренности сценической коробки. Приглушает свет, выхватывая из мрака лишь отдельные детали и отдельных героев, отчего на происходящее ложится отсвет вселенской ночлежки, нашего горьковского «На дне». Проецирует на экран огромные портреты милых детишек-близнецов, еще не ведающих о том, как им придется поделить в этом мире функции добра и зла. «Сажает» на сцене голые сухие деревья, не дающие зелени и тени.
Весь спектакль на сцене присутствует ансамбль солистов «Чистая музыка» под руководством Игоря Горского. Партитура Пауля Дессау звучит вживую, она не только в зонгах, она насыщает действие тревожными звуками, почти лишенными гармонии. Зонги звучат на немецком языке, русский перевод бежит красной светящейся строкой. И пока глаз ловит их прямое содержание, душа смущается от тоскливых и отчаянных звуков человеческих голосов.
Здесь всем придумана пластическая партитура, все время от времени двигаются в неких танцевальных режимах. Но это лишь характеристики персонажей. В пьесе, несомненно, заложен прием кабаре, и в нашем, сугубо отечественном, понимании этого слова тут есть где оттанцеваться и отпеться по полной программе, сделать красиво, чтобы перебить разудалой «умцей-умцей» брехтовские тягучие и плотные рацио, чтобы дать измученному зрителю дух перевести. Но от Бутусова вы этого не дождетесь. Рискуя посадить темпоритм, режиссер упорно и честно раскручивает эту щемящую и мучительную историю, где хороший конец отброшен заранее. Финального зонга с утверждением «он должен, должен, должен быть хорошим» здесь нет. Спектакль обрывается отчаянным монологом охрипшей, почти сорвавшей связки Шен Те, которой все еще хочется творить добро, но нет уже ни сил, ни возможностей.
В спектакле возникают две сильнейшие актерские работы. Одна - Александры Урсуляк, худенькой, гуттаперчевой, с хрипловатым и одновременно нежным голосом. Актриса, виртуозно владеющая искусством превращения, в секунду меняющая женскую пластику на мужскую, умудряется вдохнуть в эпический «скелет» повествования и трагическую мощь переживаний. Играет буквально на разрыв, но нигде не пережимает. Психологически убедительна, но не разменивается на мелочи - мазок крупный, едва ли не плакатный, экспрессивный, но все глубоко одушевлено. Чудо, что такое!
А еще силен Александр Матросов в роли продавца воды Ванга. Начинает он в жесткой, отстраненной эпической манере, но постепенно его водонос превращается в реального несчастного слабоумного. Только такой наивный и беспомощный индивидуум и может в этом мире кому-то сострадать. Темпераментный и очень искренний актер задает спектаклю щемящую ноту.
Слабоумный Ванг приводит богов на ночлег к проститутке Шен Те, но «богами» на поверку оказывается всего одна томная длинноногая молодая женщина (Анастасия Лебедева), попавшая в этот грязный и несправедливый мир как кур в ощип. От такой не ждешь спасения. И вот этот «бог», второпях пожелав героине все же продолжать отстаивать добро, скорей-скорей, смущенно и бочком удаляется в свои эмпиреи.
Дилемма - оскотиниться вконец или, собрав остатки потрепанных нравственных сил, все же остаться человеком? на бога надеяться или самому не оплошать? - встает острым ребром и пробирает сегодняшнего зрителя до мурашек. Притча Брехта прорастает во все поры современного российского общества. Без всяких претензий на «остросовременный политический спектакль с прозрачными аналогиями» Бутусов задает со сцены театра те самые вопросы, ответы на которые для каждого из нас мучительны, но рано или поздно неизбежны.
НАТАЛИЯ КАМИНСКАЯ