«Счастье мое» – название пьесы советского драматурга и сценариста Александра Червинского, по которой режиссер Андрей Сидельников на Малой сцене Театра им. Ленсовета осуществил одноименную постановку.
Никому из нынешних молодых имя Червинского, скорее всего, не знакомо. Во-первых, литератор относится к поколению родившихся перед войной, т.е. дедов и даже прадедов тех, кому сегодня 20 лет. Во-вторых, в 90-е писатель эмигрировал из России. Правда, после долгого творческого молчания, в начале 2000-х, его роман «Шишкин лес» чуть было не отметили премией «Национальный бестселлер», но современные читатели романы не очень жалуют… Зато для моего поколения Червинский – автор сценариев незабвенного вестерна Эдмонда Кеосаяна «Корона Российской империи, или Снова неуловимые», потрясающей ленты Глеба Панфилова «Тема» и сильно порезанной в прокате умопомрачительно смелой комедии Владимира Бортко «Блондинка за углом».
Пьеса «Счастье мое», события которой происходят в первые послевоенные годы, была Червинским написана в то время, когда все советское начинало с бешеной скоростью нестись под откос, прекраснодушные герои из прошлого уже никого не вдохновляли, а нравы приобретали западный налет. Но и сегодня от далекого 1986-го года опубликования текста пьесы общество наше ничем особо не отличается. Особенно по части текущих нравов и героев. Так что выбор Театра им. Ленсовета, на первый взгляд, кому-то покажется странным. Хотя смыслы «Счастья» в текущем историческом моменте – самое то.
Если вы отринете подступающий к горлу скепсис и сходите на спектакль, то обнаружите любопытную постановку. В ней советскую жизнь, т.е. жизнь людей, каких уже не будет никогда, играют артисты разных поколений. Как те, кому довелось жить в эпоху развитого социализма и из уст живых свидетелей Великой Победы знать правду о том, каково это – пережить войну (Инесса Перелыгина-Владимирова и Евгений Филатов), так и артисты из числа тех, кому чуть за двадцать, т.е. не владеющие объективными представлениями о советском прошлом (Татьяна Трудова и Иван Санников). Видимо понимая эту поколенческую разницу, режиссер Сидельников использовал прием остранения, создающий «среднеарифметический», «общедоступный» вариант существования актеров на площадке. Режиссер предложил артистам создавать образы героев через утрирование, некоторую насмешку над персонажами – немолодыми педагогами Лидией Ивановной и Оскаром Борисовичем, юными Викторией и Семеном (оттого в пользу прямой речи идут и ремарки Червинского). Художник Дмитрий Разумов вдобавок весьма условно отметил эпоху (настолько условно, что запамятовал, что женские колготки появились в СССР только на стыке 50-х и 60-х). Наклонный центральный планшет сцены в виде классной доски, множество валенок, электрофорная машина, условные раскладушка и глобус, бюсты классиков отечественной литературы да баскетбольное кольцо выглядят лишь разрозненными элементами декора.
Артисты за историческую правду тоже цепляться не стали: откровенно ИГРАЮТ вчерашних людей, не боясь выглядеть смешными. Прием больно бьет по тем, кто помнит исключительность советского человека, который вечно стремился кому-нибудь на выручку и в большинстве случаев был готов наступить на горло собственной песне, лишь бы дорогие ему люди были счастливы и здоровы. Но речь в спектакле идет о любви, которая больше жизни, и Жизни, которая вообще ГЛАВНОЕ. Оттого надежда на вклад спектакля в формирование нравов и выборов все же есть. Хотя эпоху уже никогда не вернуть. Сколько ни обращайся к рожденным в ней произведениям.
Екатерина Омецинская
