5 декабря режиссёр-постановщик Театра имени Ленсовета, народный артист России Олег Александрович Леваков на сцене в роли Дудукина в своём спектакле «Без вины виноватые» по Островскому встретит юбилей - 75-летие. Из них более 50 лет отдано «ленсоветовской» сцене. Сегодня в афише его постановки «Смешанные чувства», «В этом милом старом доме», «О любви немало песен сложено…» и другие, актёрские работы в спектаклях «Двенадцатая ночь», «Ревизор», «Синьор из высшего общества» - и все творческие лица Олега Александровича любимы публикой.
- Олег, предлагаю не делать вид, что мы не знакомы. Перед встречей пересматривала наши с тобой предыдущие беседы, и поняла, что никогда не спрашивала о самых-самых истоках твоей биографии. Ты послевоенный ленинградский ребёнок, это особое время. Где в блокаду были твои родители?
- Отец воевал. Бабушка, мама и старшая сестра были в эвакуации. Папа воевал и в финскую, и в Отечественную на Северо-Западном фронте, закончил войну в Штеттине на границе Польши и Германии. Был контужен. После Победы вернулся домой практически сразу, потому что был строитель, в частности – мостов, и нужно было восстанавливать разрушенное. Мама у нас была домохозяйка, воспитывала старшую сестру и меня, у нас разница в 10 лет.
- В каком районе Ленинграда вы жили?
- В самом что ни на есть центральном, центре некуда – улица Халтурина, ныне снова Миллионная, дом 17. В трёх шагах от атлантов портика Нового Эрмитажа. Папа закончил войну капитаном, и ему и всему нашему семейству дали двухкомнатную квартиру.
- Картинки твоего детства – самые открыточно-петербургские, так получается.
- Да, Ростральные колонны чуть ли не каждый день видел.
- Но ты ведь не сразу пришёл на театральную ниву?
- Я после школы закончил Художественно-педагогическое училище с дипломом «преподаватель рисования и черчения и художник-оформитель».
- По папиным стопам пошёл?
- Папа меня направлял в Архитектурный институт, это была его мечта. Я сопротивлялся. До училища ходил в художественную школу два года – рисование, живопись, акварель, масло.
- И когда же ты свернул с этой тропы?
- Дело в том, что училище в последний год моего обучения переехало с Московского проспекта от Московских ворот на Моховую во двор Учебного театра Театрального института, в дом, где сейчас театроведческий и продюсерский факультеты. И по галерее застеклённой, которая соединяет это здание и Учебный театр (сейчас она принадлежит художественно-постановочному факультету) я всё время бегал на сценические репетиции актёрских курсов Георгия Товстоногова, Зиновия Корогодского, Рубена Агамирзяна и прочих мастеров. И таким образом на последнем году обучения в училище в меня попал театральный вирус. Я завороженный смотрел эти репетиции. Мишу Боярского именно там впервые увидел на выпускных спектаклях курса Леонида Макарьева. Но мысли что-то менять в своей жизни пока не родилось. Я работал два года художником-оформителем в кинотеатре «Знание» на Невском напротив кинотеатра «Титан», ныне ресторана «Палкинъ», рисовал текстовые афиши. Там у меня была мастерская, все обитатели «Сайгона» бывали у меня на весёлых застольях. А «Сайгон» в те времена – это арт-хаусная аудитория, многие полуартисты, полупоэты, полухудожники там собирались, и среди них были студийцы актёрской студии Михаила Левшина при ДК Дзержинского на Полтавской улице. И вот они меня туда привели. Сам Давид Голощёкин в этой студии играл на кларнете в наших спектаклях. Это было золотое время студийное, и до сих пор мы с Михаилом Александровичем дружим. Два года я так провёл между кинотеатром и студией, и решил всё-таки попробовать поступить на актёрский в институт. Уже мне 23 года было, на границе возрастной для поступления находился.
- А ты знал, кто такой Игорь Петрович Владимиров?
- Да, я в театры ходил, и в Ленсовета тоже, видел и «Пигмалиона», и «Трехгрошовую оперу». Но я не знал, к кому поступлю, потому что в тот год набирал Владимиров и Сойникова Татьяна Григорьевна, они приёмные экзамены вели совместно, и потом распределяли нас между собой. Меня выбрал Владимиров. А Николая Бурова, например, и нашу актрису Наташу Немшилову – Сойникова к себе выбрала. И вот я оказался на курсе старше всех на пять лет.
- Ты сразу почувствовал, что правильно поменял жизнь?
- Главное – я вовремя почувствовал, что её надо менять. Именно в студии у Левшина я понял, что это – моё, быть с людьми, общаться. А сидеть и рисовать, быть одиноким, как отшельник, уставившись в холст и краски,- не моё.
- Как родные отнеслись к изменениям в твоей судьбе?
- Мамы уже не было. Бабушка с сестрой никогда ничему из моих затей не препятствовали. А отец, пока я рисованием занимался, всё мечтал и подталкивал меня к поступлению в Архитектурный институт за высшим образованием. Но когда я поступил в театральный, стал поощрять, помогать материально. Семья к моему актёрству отнеслась с долей романтики, гордилась мной – о, он по сцене ходит, играет, все на него смотрят, аплодируют. Папа был в зале всегда на всех зачётах, показах, дипломных спектаклях. Потом уже в театре – на премьерах.
- Для вашего знаменитого первого владимировского курса в 1974 году была открыта Малая сцена в Театре имени Ленсовета под названием Ленинградский Молодёжный театр. Вы практически все очень ярко начали. У меня в архиве хранится пресса о ваших ранних спектаклях, и тебя после Сарафанова в «Старшем сыне» и Карандышева в «Бесприданнице» называли даже «новым молодым Юрским». Сейчас ты не жалеешь, что твоя актёрская карьера замедлилась, притушилась, когда ты пошёл в режиссуру?
- Я не воспринимаю в этих двух своих профессиях второй и первый план. Для меня органично состояние дуализма. Так сложилась жизнь, что мне до сих пор интересно и то, и другое. Если я какому-то режиссёру нужен – я иду и делаю, слушаюсь беспрекословно. На крупные роли уже не соглашусь, тяжеловато физически. Да я большими ролями и не был избалован. Доверие к Владимирову как учителю было настолько беспрекословным и огромным, что всё им предлагаемое воспринималось естественно. Я переживал что-то, но не обижался. В «Прошлым летом в Чулимске» Вампилова почти год репетировал Шаманова, а Игорь Петрович в результате отдал роль Володе Матвееву. Я плакал, заливал горе, но и мыслей не было протестовать.
- Да, я помню финальную фразу в твоих воспоминаниях о Владимирове в книге «Большой человек»: «Всё, что я из себя представляю, это прежде всего он».
- Да, и помыслов не было не доверять учителю. И когда он сказал – пойдем ко мне на курс преподавать, - я пошёл, потому что так сказал Игорь Петрович. И в режиссуру не я стремился, а он меня подтолкнул, увидев мои работы со студентами на своём третьем курсе выпуска 1982 года. Делал я с артистами и самостоятельные работы, а он их включал в репертуар Малой сцены. Уже потом, почти через 10 лет, дал дебют на большой сцене, это были «Таланты и поклонники» Островского. Он меня всё время пестовал, как можно не любить этого человека. И я не мог учителя подвести.
- Ты много спектаклей за эти годы поставил в других театрах и городах. Когда тебя первый раз пригласили на постановку на сторону?
- Дело было в Рыбинске. Наш уникальный артист Михаил Девяткин дружил с рыбинскими театральными руководителями, играл у меня в Ленсовета в спектакле по комедии Олега Ёрнева «Когда спящий проснётся», и посоветовал своим друзьям эту лихую яркую пьесу со мной как режиссёром впридачу. Это было в конце 80-х. С тех пор в Рыбинске восемь спектаклей я сделал, был и Череповец (много я там работал, вот месяц назад Островского «Правда – хорошо, а счастье – лучше» выпустил), и наши театры – Музкомедия, «Карамболь», «Мимигранты», Комиссаржевской.
- Твои спектакли, как правило, очень долго идут в репертуаре. Вот только что мы расстались с «Чайкой», прожившей на Малой сцене 11 сезонов. Мы же с тобой понимаем, что спектакль живёт долго, только если его любят артисты. Иначе всё разваливается быстро, превращается в кашу-малашу. Как ты думаешь, что любят артисты, работая с тобой?
- Внутреннюю свободу. Я артистов не зажимаю, не ограничиваю в их фантазиях, наоборот – провоцирую их возможности. И они чувствуют своё авторство в ткани спектакля, а своё ты бережешь с удовольствием. Конечно, я отбираю их придумки и предложения, выбираю необходимое, но всегда это происходит в обсуждении, а не в насильственном диктате с моей стороны. Я всегда объясню, почему это – нужно для спектакля, а это – оставим в репетиционной. Диалог с артистами – вот что я приветствую, а не муштру.
- Есть сегодня и другой театр, где режиссёры строят сценический мир гораздо жёстче по способу работы, по приёмам выразительности. Их спектакли воздействуют на зрительный зал через другие законы. Тебе никогда не хотелось попробовать себя на этой территории?
- Никогда. Я считаю себя режиссёром актёрским. Не постановочным, не концептуальным, придумывая поверх пьесы свои истории. Мои правила простые и ясные, традиционно-классические: вот пьеса, вот текст автора, нужно вычитать и разобраться в его идеях, темах и смыслах. И подать всё это через актёрскую индивидуальность. И смею утверждать, что мой учитель Владимиров в основе своей был именно таким. Поэтому у него в труппе и блистали уникальные артисты. Главное – это люди, их отношения, их борьба. Зритель в зале подключается к человеку на сцене, к его чувствам и эмоциям. «Люди и страсти» - так один из лучших владимировских спектаклей и назывался. Я уважаю режиссёров других школ, но это их путь, их поляна, их мышление. Театр имеет право быть разным. И у меня в театре есть своя ниша.
- Накануне юбилея ты делаешь необычный спектакль «Евгений Онегин. Страницы романа», где ведущие мастера театра будут читать великий текст Александра Сергеевича Пушкина, а в диалоге с ними будет звучать музыка Петра Ильича Чайковского в живом исполнении Симфонического оркестра Капеллы. Что в этой истории должно сегодня зацепить зрительный зал?
- Я хочу сделать просветительский, достаточно академический по формам и средствам спектакль. Чтобы люди прониклись, ощутили исконную природу нашей русской литературы и музыки. Не хочу никаких вывертов и фокусов, интерпретаций и наслоений - хочу, чтобы мы с артистами и музыкантами добились, пробились к глубинам подлинным и пушкинского текста, и завораживающих мелодий Чайковского. Сегодня спокойного, рассудительного, по-человечески простого разговора со зрителем в театре не хватает, я это ощущаю. Театр современный увлёкся экспериментами с формой и подзабыл про содержание. А здесь хочется отряхнуться от всех придумок и наслоений и подать материал в чистоте, прямо в прозрачном виде. Мы хотим услышать, расслышать именно голоса Александра Сергеевича и Петра Ильича, если можно так выразиться. И для этого на сцене будут наши мастера – Сергей Мигицко, Анна Ковальчук, Сергей Перегудов. И блистательный оркестр Капеллы под руководством Александра Чернушенко. Они через свои индивидуальности, опыт, мироощущение и приблизят к нам авторов, станут проводниками, посредниками между гениями и зрителями. Харизма участников спектакля в данном случае очень важна. Два молодых артиста – Виктория Волохова и Максим Сапранов – станут голосом юного поколения. И зритель в идеале должен заворожиться звучанием Слова и Музыки. Почувствовать, что великое – доступно, понятно, красиво. И при этом - глубоко и мудро.
- О чём ты мечтаешь?
- Я мечтаю как можно дольше быть в здравии и приносить пользу родному театру, который я люблю и не представляю без него своей жизни. А насколько нужны мои возможности и умения – это пусть театр решает.
Беседу вела Вера Николаева
