|
Сейчас я буду хорошего человека хвалить. Причем за красивые глаза и от всего сердца. Без ложной скромности и совершенно не боясь обвинений в подхалимаже, во лжи, в неискренности или в чем там еще обвиняют журналистов, лишь бы обидеть. Понимаете, господа, в наше время быть настоящим Артистом, невзирая на разного рода лакомые соблазны и презирая условности - большая редкость. Ценить это нужно и трепетно относиться, чем я тут сейчас и займусь.
Употреблять в отношении замечательного артиста Владимира Матвеева клише вроде «глубокий актер», «старая школа», «копает образ» и прочие банальности вроде «разноплановый» или там «харизматичный» - неинтересно, тем паче на юбилей. Скажем так: талантливому артисту Владимиру Михайловичу Матвееву в январе исполнилось 55 лет. За прошлый год он сыграл пять ролей в пяти премьерах - сделал себе и зрителю такой отличный подарок.
И счастлив тот зритель, кто видел эти спектакли. Они разные, и роли разные, а Матвеев везде одинаковый - в смысле, неистовый какой-то, со взором горящим и душой нараспашку. Непринужденно так концентрирует вокруг себя бешеное энергетическое поле и искрит в нем. Причем, в отличие от некоторых коллег, собой не любуется, букетов не ждет особо, а на поклонах с трепетом вглядывается в зал, читая по лицам, ища сострадания и понимания. Представляете, у человека уже который юбилей, а ему все еще искренне важно знать, понравился ли зрителю спектакль! Не наигрышем, не дешевыми трюками и льстивыми уловками, не попыткой «сделать клоуна» или, не дай бог, раздеться на публике, а вдумчивой игрой и мощным темпераментом нравится артист Матвеев.
Хоть верьте, хоть проверьте, но не в честь юбилея берусь я хвалить и рисовать портрет положительного героя. Это было бы проще всего - и глупее глупого. Но видели же вы Владимира Михайловича на сцене, и знаете, как от его голоса и взгляда пробирает. Кто не видел, непременно идите: в театр им. Ленсовета, в Антрепризу им. Андрея Миронова, в театр «Комедианты».
Умные и искренние коллеги Матвеева порадуются, экзальтированные - позавидуют. А и пусть! Я все равно скажу то, что всегда вижу в спектаклях с его участием: Матвеев тактично сосуществует с партнерами, подстраивается под более слабых, к неуверенным ищет ходы, органичен в ансамбле, делится своим нервом. Безграничное его обаяние и готовность полностью выложиться на каждом спектакле производят невероятный эффект: выползаешь из зала каким-то вывороченным, покалеченным, не замечая синяков, ссадин, разбитого сердца и изборожденной души своей, и все-таки думаешь - ай, хорошо! Чисто русский такой мазохизм, надрывный. Матвеев перетрясет тебя, разбередит, выжмет, а потом возьмет за шкирку и спросит: как, мол, товарищ, думаешь жить дальше? По гамбургскому ли счету? Да-да, пищишь ты, пытаясь не заискивающе, а как-нибудь поуважительней заглянуть в глаза Матвееву снизу вверх, я буду лучше, я буду добрей!
Именно о ролях прошлого и нынешнего сезона, о последних пяти премьерах я с позволения Владимира Михайловича скажу. Из театров это Русская антреприза имени Андрея Миронова и театр имени Ленсовета. Из драматургов это один Шекспир, один Тургенев и три пьесы Островского. Из постановщиков - два Василия Сенина («Мера за меру» и «На всякого мудреца довольно простоты»), два Юрия Цуркану («Шутники» и «Пучина») и один Евгений Баранов («Нахлебник»). Некоторые из этих работ Матвеева кричат о человеческом достоинстве. В других он показывает ущербную и жалкую личность, но тут жалко не героя и не актера - нестерпимо жалко себя. И думать выходишь, и чувствовать спешишь - а не вспоминать за вечерним чайком с плюшечкой, как там бедненький актер кривлялся и страдал. Созерцать заставляет Матвеев, чуждый при этом высокопарности и пафоса. Такому актеру не гикнешь одобрительно, не засвистишь. На спектаклях Матвеева зритель не взрывается овациями, а робко, трепетно как-то начинает - не хлопать, нет, - именно аплодировать, выдержав потрясенную паузу.
В хулиганском и пронзительном ленсоветовском спектакле «Мера за меру» Матвеев в костюме-тройке с галстуком играет средневекового Герцога. Вроде бы интриган, он умудряется поговорить о совести и об искушении властью, проявить мудрость и строгость. Мудрый ли Матвеев в жизни? Доподлинно не знаю, но после спектакля хочется записаться к нему на прием и принести дань в обмен на пару дельных житейских советов.
В антрепризной «Пучине» - спектакле, поставленном с претензией на стильную притчу - купец Боровцов-Матвеев единственный держит правильный тон и непринужденно переходит тонкую грань между истовым самодурством и убогим дурачеством.
Там же в «Шутниках» его богатый купец Филимон Протасьич Хрюков только что не всхрюкивает, с упоением отыгрывая все розыгрыши и отшучиваясь черным юмором - однако из всех «шутников» лишь Матвеев в дуэте то с Сергеем Барковским, играющим обедневшего чиновника Оброшенова, то с Ксенией Каталымовой в роли дочери Оброшенова Анны сумели найти верные интонации и избежать водевильных приемов.
Там же в «Нахлебнике» роль у Матвеева прямо-таки бенефисная: его обедневший дворянин Кузовкин достоин наивысших похвал. Здесь Матвеев убеждает в том, что есть еще театр легких интонаций, тонких нюансов, неуловимых штрихов. Что может у зрителя защемить сердце, когда главный герой тихо умирает на сцене от горя и унижения.
Наконец, образ Нила Федосеича Мамаева в спектакле театра им. Ленсовета «На всякого мудреца довольно простоты» - это с виду великолепный, самоуверенный барин, богач, воротила, но под пышной шубой (одежкой, по которой принято встречать и «составлять мнение»), обнаруживается одинокий ранимый старик, не лишенный, впрочем, самоиронии и готовый, несмотря на скрытый «бытовой» алкоголизм, держать удар судьбы.
В жизни мрачноватый и вечно сомневающийся, на сцене Матвеев рьяно оживает и уверенно живет за десятерых. Ему не нужно приплясывать и ломаться: он работает менее броскими, но более выразительными средствами. Интонацией может сразить наповал; темпераментом - завладеть пространством; стоя спиной к залу, держит паузу и скручивает зрителя в узел. Это, знаете ли, страшно - но этой мощи так недостает сегодня в театре.
Мария Кингисепп
|