Смутное время, в котором копошится первая половина ХХI века, предощущения грозы, бесконечной мнимости и симультанности действительности заставляет одних художников работать с фактурой жизни, как она есть, других - обращаться к иносказанию и искать параллели в прошлом столетии.
Пьеса Михаила Булгакова «Дон Кихот» была написана в 1938, опубликована в 1962-м. К моменту ее создания «век душегуб» вступил в свои права в полной мере. Свободных и сладкоголосых поэтов придушили, прикормили, прибили, а те немногие, что остались, мирились и примерялись ко времени. Образ безумного рыцаря, вопиющего в кабаке и борющегося с ветряными мельницами, рифмовался в тексте не только с самим Булгаковым, но так же приходился в пору многим его современникам.
«Дон Кихот» тридцать восьмого пугал бездной ужаса и глухого сиплого крика. Той самой петлей, которую набрасывает в финале пьесы на горло главного героя Рыцарь Белой Луны. Для чего? Чтобы заставить безумца отречься от светлой иллюзии - Дульсинеи Тобосской.
О чем же тоскует сегодняшний Дон Кихот? Кому он служит и чего боится? Примерно с этими вопросами можно было отправляться на спектакль Александра Баргмана, перечитав Сервантеса, Булгакова и еще раз пересмотрев знаменитый фильм Козинцева.
Дон Кихот ХХI века - Сергей Мигицко - в новой постановке оказался обитателем старой питерской коммуналки. Он безумен. И это аксиома спектакля. Он счастлив в своем безумии, что тоже неопровержимо. Почему он безумен, и как с этим жить окружающим, можно понять из культурного бэкграунда 90-х, на котором строится большая часть спектакля. В первую очередь - на эстетике ранних фильмов Павла Лунгина, частично Балабанова, но точно не Булгакова и грустного испанца. Текст пьесы - только лишь сценарий путешествия, выдержанного в форме долгой однообразной Одиссеи маргинала и его верного друга Санчо Панса (Александр Новиков). Куда идут новые пилигримы, зачем криминальные молодцы время от времени бьют их на пути, и как вписываются в реалистическую ткань постановки мимы, кадры из одноименного фильма Козинцева (сцена битвы с ветряными мельницами) и многое другое, зрителю не ведомо.
Равно, как не понятно изобилие приемов, гэгов и бесконечных театральных фокусов, убыстряющих и раскрашивающих сценическое повествование. Словно режиссеру самому скучно и не интересно работать с вполне себе остроумной пьесой. Например, когда на двадцатой минуте спектакля разгневанный псевдо зритель выходит из зала, а двое других его останавливают, одновременно билетер выносит цветы, актеры читают стихи и радуют публику неожиданным интерактивном, расстраиваешься. Потому что ровно в этот момент вымарывается сцена со священнослужителями, которого так ловко и озорно дубасит Дон Кихот. И заложенная в пьесе сатира, не побоюсь этого слова, социальная и политическая ирония, уступает место вздохам и сантиментам. Становится понятно, что спектакль с потенциально очень хорошими актерскими работами Сергея Мигицко, Александра Новикова, Анастасии Дюковой, Ильи Деля является еще одним размышлением о том, что добрым быть хорошо, но сложно, практически невозможно и однозначно бесперспективно.
А дальше ... Дон Кихот приходит в харчевню, Санчо становится губернатором, Дульсинея (Анастасия Дюкова) - пьющая ханыжка так и не удерживает своего кумира, рыцарь гибнет и все страдают. Трагедия разворачивается на фоне впечатляющей своей высотой и в небо уходящей перспективой стены с огромным фронтальным окном (художник - Анвар Гумаров), пронзительной музыки (музыкальное оформление - Владимир Бычковский) и периодически возникающих номеров пантомимы. Но даже эпичная и многозначительная сценография не спасает историю от смысловой пустоты. Трогательный Рыцарь Печального образа остается верен одному и тому же градусу безумия от первой до последней минуты спектакля. Санчо обреченно ждет развязки происходящего, а театральная толпа повсеместно сопровождающая путников, меняя обличая (от криминального дресс-кода харчмы до гламурного стайла сцены у герцога), триумфально заканчивает представление. Дон Кихот умирает. Еще одного героя нашего времени режиссура так и не может спасти.
Мария Сизова
|