Пьянящий запах сирени сопровождал меня по дороге в театр имени Ленсовета, куда я направилась смотреть премьерный показ спектакля «Мёртвые души». Заголовки анонсов обещали стряхнуть слой пыли с хрестоматийной русской поэмы, поэтому я принципиально решила заранее не предаваться воспоминаниям из школьной программы.
Поэма Николая Васильевича Гоголя, написанная в 1842 году, остаётся актуальной на сегодняшний день. Это книга о нравах того времени, текущих проблемах, о России в принципе. Мы помним это произведение со школьной скамьи, когда в девятом классе все как один писали сочинения с кратким и довольно примитивным литературным анализом. Однако у режиссёра, Романа Кочержевского, получилось выйти за устоявшиеся рамки, отойти на несколько шагов и взглянуть на жизнь героев с другого ракурса.
Начать нужно с того, что однажды в вестибюле метро я не смогла пройти мимо странной афиши. Нестандартным визуальным решением она приковала взгляд, и заставила меня остановиться, и разглядеть надписи около точек. Я стала догадываться, чьи очертания появляются, если эти точки соединить (мне сначала показалось, что это было лицо Н.В. Гоголя). Я стала вчитываться, обнаруживая знакомые фамилии – Чичиков, Плюшкин, Манилов, Коробочка, Ноздрёв… Эти фигуры – глыбы в русской литературе, уже давно имена нарицательные, сразу тревожат мысли, и обнажают вопрос: что задумал Роман Кочержевский, представляя публике свой дебют в режиссуре большой формы? Ответ на этот вопрос спустя какое-то время я нашла только в театре.
После первого звонка, когда двери открылись, я увидела актёров, которые уже заняли на сцене свои места спинами к зрительному залу. Как человек, привыкший к классическим театральным постановкам, я почувствовала эмоциональный отклик и разрыв шаблона: «Здесь всё будет по-другому…»
Цитаты из «Мёртвых душ» регулярно появляются в течение спектакля. Смысловая линия тянется по сюжету книги, но именно обрывками, какими-то вспышками и воспоминаниями, которые фиксируются на сцене подписью («Воспоминание №5: Собакевичи»). Суть можно уловить, только если не привязываться к логической цепочке повествования, а воспринимать действие так же обрывочно. Каждая сцена несёт свежий взгляд на ситуацию.
Игра света с первых минут впечатляет. Тщательно выверенные тени, полутона и мигания придают спектаклю чёткую «киношную» картинку. Работа художника, наверное, оказалась для меня самой эффектной частью в этой постановке. Стильно, концептуально и сочно!
Обстановка квартир, все реквизиты и костюмы рисуют определённую эпоху. Время – не наше. Все персонажи становятся будто манекенами, которых можно фотографировать для рекламы телевизоров из ГДР. Это такой европейский налёт в советском интеллигентном доме, импортная одежда и определённая цветовая гамма.
Чичикова играют сразу несколько актёров, то есть его фигура выступает в разных ипостасях. Большую часть времени его играл мертвецки бледный юноша, который заходил к каждому помещику и, будто попадал в его собственный мир, где каждый реквизит характеризовал личность. Его походы прерывались историями, монологами помещиков, где они раскрывали свою сущность, кто-то – флэшбэками из прошлого, кто-то – странными лекциями, взаимодействуя при этом с залом.
Вот Маниловы, которые заискивающе встречают Чичикова, похожи на парочку из фильма ужасов, такой немного «Твин Пикс». Их вежливый смех становится пугающе истерическим, их оторванность от реальности и похоть, неспособность договориться с Чичиковым до сути транслируют устоявшийся термин «маниловщина».
Вот Коробочка, которая превратилась из страшной старухи в обольстительную красотку. Новый взгляд на персонажа и, как обычно, по-королевски прекрасная Анна Ковальчук, которая похожа на главную героиню боевика семидесятых годов с приставленным к ней Чичиковым пистолетом.
Вот просто восхитительные Собакевичи, грубоватые и вновь раскрытые с позиции взаимоотношений. Их брак почему-то взволновал больше всех, каждое их движение похоже на кадр ретро-сериала, хочется запечатлеть и распечатать.
Своя драма происходит: у Ноздрёва, и больше похожа на фильм про старого вояку; у Плюшкина, который настолько подрязг в крохоборстве, что сам стал похож на какой-то ненужный мусор, который копится у него в чуланах; у дочки Губернатора, которая влюбилась в Чичикова, а её подростковые мечты о любви вставками появляются на заднем фоне, как в классических кинокомедиях.
Спектакль настолько многогранный, что трудно сжато рассказать о происходящем на сцене. Это совершенно неважно, ведь суть – именно в эмоциях: спутанных, сумбурных, которые такими же вспышками появляются внутри зрителя. Это, не побоюсь этого слова, интеллектуальная работа – на протяжении акта искать связь и идею. Кажется, посыл был в этом. То есть такое свободное поле, в котором появляются персонажи Н.В. Гоголя и то, что он хотел проиллюстрировать с ними – типичные нравы вне времени, моральные свойства, даже грехи. Их вытащили из книги, и поместили в другие эпохи и условия, наблюдая при этом, как они себя поведут.
Из театра я вышла с большой тарелкой пищи для мыслей. Размышлять можно много, чем я и занимаюсь который день. Бывают постановки-пустышки, после которых выходишь и отказываешься воспринимать и думать. А сейчас я вижу много глубины, ссылок, материала, которые хочется изучать и анализировать. Хочется нырнуть, и искать смыслы вне рамок скучных литературных анализов, а для этого нужно перечитать Н.В. Гоголя. Вот определённо. Именно с таким решением я вышла из театра, вдохнула прохладный воздух белых ночей, и пошла домой, осознавая: мёртвые души – это, разумеется, не умершие крестьяне, а вполне себе живые знакомые всем персонажи. Ведь душа умирает внутри тела.
А следующий спектакль состоится уже 30 мая.
«Что ж за притча, в самом деле, что за притча эти мёртвые души? Логики нет никакой в мёртвых душах; как же покупать мёртвые души? Где ж дурак такой возьмётся?»
Н.В. Гоголь
