В петербургском Театре имени Ленсовета вышел «Дядя Ваня» Юрия Бутусова. Корреспондент Театра. – о том, как персонажи Чехова оказались в коммунальной квартире и куда из нее уехали.
«Для хаоса, – писал французский философ-постмодернист Жиль Делёз, – характерно не столько отсутствие определённостей, сколько бесконечная скорость их возникновения и исчезновения». Слова эти могли бы стать характеристикой постановок Юрия Бутусова, режиссера, для которого множественность смыслов – непременное условие происходящего на сцене. Множество трактовок, вариативность актерской игры, наконец, вариативность содержания спектаклей. Последнее, как известно, режиссер часто намеренно меняет – так, что зритель, посмотревший премьеру, а потом – эту же самую постановку спустя год, рискует сильно удивиться. Неизменным у Бутусова остаётся только – мироощущение: тотальная игра при абсолютном отсутствии смысла жизни. Вернее так – игра как единственный смысл человеческого существования.
Пространство, с которым работает режиссер, – всегда некое условное пространство для игры. Так и в новом спектакле «Дядя Ваня» действие сосредоточено на авансцене, окруженной сплошной белой картонной стеной с нарисованными на ней дверьми. Над каждой дверью – надпись-табличка: «Ваня», «Доктор», «Елена», «Соня», «Маман». Условное пространство, условные герои.
Персонажи «Дяди Вани» (впрочем не все – Бутусов с легкостью избавляется от второстепенных) будут появляться на сцене, выходя из дверей, за которыми угадываются комнаты большой коммунальной квартиры. Здесь, на авансцене, на «общей жилой площади», и разыгрываются все события спектакля. Общая кухня как театральная сцена – явление, знакомое каждому, кто когда-то жил в коммуналке. Каждый выход из своей комнаты – публичен, словно выход на сцену, к микрофону.
Микрофоны стоят по бокам сцены. Первый номер-представление у Астрова (Евгений Филатов): «Кругом сплошь одни чудаки. Поживешь с ними года два-три и мало-помалу сам становишься чудаком». Чудаки Бутусова: это дядя Ваня (Александр Новиков) – пухлый очкарик в пыльном костюме и шляпе-котелке, комик, Чаплин, белый клоун; Соня (Ольга Муравицкая) – трагическая героиня, Пьеро в юбке, точнее в коротком платье в горошек, с выбеленным лицом и нарисованными черными бровями. Вафля (Сергей Перегудов) – вечно пьяный акробат, лихо забирающийся на стены этой коммуналки. Чудаки на цирковой арене или театральной сцене (она же человеческая жизнь – сквозная метафора в режиссуре Бутусова) подчинили свое существование «звезде» – профессору Александру Серебрякову (Сергей Мигицко). Доктор – так его называет режиссер, судя по табличке над комнатой профессора. Бутусов недвусмысленно отсылает зрителя к комедии дель арте и маске Доктора – комического старика, псевдо-ученого. Режиссер в который раз смешивает эстетику цирка, балагана, итальянской комедии масок, чтобы задаться фундаментальным трагическим вопросом: “зачем?”.
Почему кто-то Шопенгауэр, а кто-то нет? «Мне 47 лет, я скоро умру. Вот бы начать все с начала, но с чего начать и как начать?» – говорит дядя Ваня в микрофон. Начало жизни как начало танца, который снова и снова пытается исполнить Войницкий, но движения его нелепы, конвульсивны. Речь персонажа заполнена среднестатистическими театральными штампами типа опереточного пропевания «Чувство мое гибнет!». Дядя Ваня говорит так же нелепо, как и двигается – белый клоун, который очень хочет стать героем.
«Завидую, завидую, завидую, завидую! И какой успех у женщин!» – по-детски топая ногами, сообщает он о Серебрякове, который в отличие от дяди Вани всегда точно знает, какую «краску взять», как сыграть так, чтобы произвести впечатление на зрителя. Серебряков Мигицко мастерски играет на воображаемом саксофоне, носит модные красные носки, дорогие часы и восклицает: «Я хочу жить, люблю известность, шум, успех!». Без сомнения, такой Серебряков «переиграет» и «переигрывает» дядю Ваню в жизни. Любимая, имение, слава – у Войницкого есть все, чего хотел бы дядя Ваня своим.
Время любопытно трансформирует смысл классических чеховских реплик. Когда в 2003 году со сцены Малого драматического театра в спектакле «Дядя Ваня» Игорь Иванов в роли Александра Серебрякова произносил: «Дело надо делать», всякая двусмысленность отпадала. Ключевым в этой фразе становилось следующее: философствование и действие – явления разного порядка. Для того чтобы стать Достоевским (несбывшаяся мечта дяди Вани), необходимо не рассуждать о деле, а просто его делать. Время и Бутусов переводят вопрос в другую плоскость: сегодня, для того чтобы стать Достоевским, дело надо не просто делать, а скорее – правильно презентовать, «играть» свое дело. Как раз в этом и преуспели Серебряков и его жена. Профессор работает над своими трактатами при открытых дверях, у всех на виду, а Елена Сергеевна – женщина-русалка с театральными придыханиями – занята исключительно демонстрацией себя и своих платьев – «сценических» костюмов.
Серебряков и Елена Сергеевна мастерски носят свои маски, а когда наступает развязка, отправляются в новую гастроль, в Харьков. В финале спектакля Астров появляется на сцене в черной куртке с надписью на спине BACKSTAGE, и зритель вдруг вспоминает, что Астров в пьесе Чехова – это ведь человек извне, приезжий, гость. Друг Войницких, но не член семьи. Бутусов предлагает посмотреть на дядю Ваню, Соню, Серебрякова, его жену как на людей играющих. Играющих до последнего вздоха.