1 декабря в Театре имени Ленсовета - премьера комедии А.Н.Островского «На всякого мудреца довольно простоты». В пьесе молодой человек, «умный, злой и завистливый» (так он сам себя характеризует), решает сделать карьеру, выбиться в люди. Сознательно и расчётливо, с азартом и артистизмом он втирается в доверие к «сильным мира сего». Герой только тайному дневнику доверяет свои подлинные, сокровенные мысли об этих «монстрах». И, конечно же, находится продажный газетчик, который предъявляет интимный документ обществу, как компромат. До боли знакомый сюжет, не правда ли? Годится, как добротная сценарная заявка на «мыльную оперу» серий эдак на 150. О комедии Островского мы беседуем с режиссёром спектакля Василием Сениным.
Кор. Режиссёра должно пугать абсолютное созвучие пьесы с сегодняшним днём или, наоборот, радовать? Прямые аллюзии упрощают или усложняют художественную задачу?
- Вы спрашиваете, не уклонимся ли мы в сторону пародии или фарса? Островский не даст. Слишком насыщенное пространство текста. И при этом, конечно же, это - настоящая комедия, только успевай смеяться.
Кор. Великий русский драматург Островский лишний раз убеждает нас в том, что меняются только времена, а нравы и людские пороки остаются прежними?
- Мы читаем пьесу, написанную в 1868 году, и понимаем, что из этих слов не употребляется сегодня только слово... даже не знаю... допустим, «губерния». И то есть губернаторы. И когда меня спрашивают: «А в каком времени будут происходить события в спектакле?», - мне хочется спросить в ответ: «А Вы в каком времени живёте? В вернувшейся «оттепели»? В постперестроечном? Перестроечном? Или у вас повтор золотых 70-х?» В культуре цивилизации это всё - в одной временной точке. Поэтому 140 лет для пьесы Островского - сущий пустяк. Она звучит, как только что из-под пера.
Кор. Егор Дмитриевич Глумов сегодня для Вас - это «проститутка», продающая свой талант, свой ум, или тонкая штучка, артист, стоящий выше общества и водящий его за нос?
- Для меня Глумов - персонаж трагикомический, потому что жизнь - это смешение жанров. Если человек способен однажды сказать себе правду, глядя на своё отражение в зеркале во время чистки зубов, то он может сказать: «Глумов - это я». Каждый из нас идёт на компромиссы. И я в том числе.
Кор. Глумов для Вас ближе к Чацкому, чем к Молчалину?
- Чацкий требует от людей соответствия себе любимому. А Глумов понимает, что у человека - одна жизнь, и если она не состоится, то винить нужно только себя. В Глумове, пожалуй, соединились черты Чацкого и Молчалина. Мы все живём в большом городе, а не на хуторах. И успех в большом городе, безусловно, достигается чередой компромиссов. И каждого из нас можно, в таком случае, назвать «проституткой». Но Глумов в зрителе, надеюсь, будет - и должен - вызывать симпатию, как человек, осознающий свои пороки. До начала пьесы наш герой был Чацким, писал эпиграммы, критиковал, говорил людям правду. И всё это понимание несовершенства окружающего мира при Глумове и остаётся. Он просто перестаёт «дразнить гусей».
Кор. Герой пишет тайный дневник, чтобы не потерять себя? Не забыть, кто он такой на самом деле?
- Глумовский дневник - это вопль, в нём кипит энергия ненависти. За неделю тоненькая тетрадочка превращается в пухлый талмуд. Его записи достигают буквально стадии остервенения.
Кор. Можно ли из такой истории вообще выйти без потерь? Сохранить цельность натуры? Не убить душу? Не разрушить себя?
- Да, есть опасность у каждого превратиться в смешных чудовищ, какими воспринимает Глумов героев дневника. Но для меня очевидно, что и Мамаевы, и Крутицкий, и Городулин, и Турусина - все они в прошлом были похожи на Глумова. Они далеко не глупые люди, со своей правдой, и тоже когда-то были молоды и хотели прожить жизнь так, чтобы...
Кор. «... не было мучительно больно за бесцельно прожитые горды, чтобы не жёг позор за подленькое и мелкое существование...»
- Именно так. Никто не говорит себе: «Я буду жить гадкую, мерзкую и подлую жизнь». Но кто-то не замечает, когда происходит надлом, когда количество компромиссов переходит в качество жизни, а кто-то вовремя останавливается. Моя ситуация в Театре Ленсовета вполне ложится на сюжет пьесы. У каждого из актёров труппы своя правда. Где здесь убогие и идиоты? Я их не встречаю. Вокруг меня люди со своими судьбами, мировоззрениями, компромиссами, со своей территорией, со своими правилами, право на которые они заработали всей своей жизнью. Другой разговор, какую цену они за эти права заплатили. И мои отношения с этой труппой (в спектакле заняты Дмитрий Лысенков, Анна Алексахина, Лариса Луппиан, Владимир Матвеев, Сергей Мигицко, Евгений Филатов и другие. - В.Н.) не случайно привели меня к этой пьесе. Не к «Горю от ума», которое заканчивается позой, не к «Ревизору», а именно к истории Глумова. В финальном монологе Глумов говорит, что вам всем так нравится, что я играю в вашу игру, что вы без меня уже не сможете. Но остаётся открытым вопрос - да, его хотят вернуть в общество, но вернётся ли он сам? Вернётся ли он к роли «обслуживающего персонала»? Здесь и встаёт вопрос о цене успеха. Любую ли цену мы готовы заплатить за свою состоятельность? То, что Глумов случайно оставляет дневник на виду, и его нелицеприятные записки становятся достоянием людей, - это рука судьбы, которая уберегла героя от превращения в монстра, в чудовище. Он ведь уже начал действовать по ницшеанскому принципу: «либо ты, либо тебя», уже поддался искушению
Кор. Глумов проиграл? Он вообще смог бы начать в этом мире делать что-то своё, по-своему?
- Пьеса Островского - это крик. Крик не может быть добрым, ласковым и абсолютно разумным. Человек гениально прокричал нам всем на тысячелетия вперёд про то, во что мы способны превратить мир в борьбе за лучшее для себя. Про то, что каждый решает гамлетовский вопрос - «быть или не быть». Может быть, Глумов уже бросился с моста головой вниз? А может, вернулся к своим покровителям. Каждый делает свой выбор между удовлетворением собственных желаний и мерой собственной брезгливости. Вот такую весёлую комедию написал Островский.
Беседу вела Вера Николаева
