Одиннадцать лет назад Юрий Бутусов поставил «Гамлета» в МХТ. Возвращение к главным текстам жизни неизбежно: пьесы Шекспира содержат субстанцию экзистенциональных вопросов бытия. В театре имени Ленсовета, под конец столетия революции режиссер выпустил спектакль «Гамлет»», созвучный теме борьбы и активной перестройки существующего миропорядка. Сценическое пространство Владимира Фирера рисует бездну, глубокую и холодную. Выдержанный в черно-белых тонах спектакль строится на контрастах и игре теней. Белые экраны по бокам сцены и сверху то напоминают ловушку, в которую попал Гамлет, то превращаются в космическое пространство души юного принца. Как принято у Бутусова, декорации и атрибутика динамичны и многофункциональны: пространство сцены периодически загромождается бутылками – знаком вечных поминок, а через мгновение становится пустым и одичалым местом для откровенных разговоров с Богом. Сценическая реальность раздвигает свои условные рамки, по традиции Бутусов обнажает процесс создания спектакля: актеры выходят за рамки амплуа и оказываются марионетками в руках режиссера. Они выносят бутылки, устилают деревянные доски, передвигают мебель, на глазах у зрителя создавая театральную реальность. И это не разрушает восприятие пьесы Шекспира, а вызывает искреннее восхищение слаженностью работы и командным чутьем. Вера в режиссера и точность высказывания – признак сотворчества, сплетения индивидуальностей и свободы мышления. Это глоток свежей воды, так нужной для зрителя. Мотив алкогольного забытия взят из текста Шекспира (кстати, перевод неклассический, его сделал Андрей Чернов в 2003 году) и созвучен российской действительности. Морок души, питаемой тревогой и сомнениями, напоминает прогулку по запредельным уголочкам опьяненного разума. Алкоголь позволяет выйти за пределы реального, осязаемого мира и погрузиться в пучину своих чувств и мыслей. Младой и нежный Гамлет, которого играет Лаура Пицхелаури, разом лишается отца и матери – его мир становится пустым и лживым, и даже любовь молодой девушки кажется отравленной ядом бездушности. Именно поэтому образ Офелии решен масочно и иронично: Федор Пшеничный играет напудренного, с дергающимся глазом персонажа, читающего книгу «Гамлет». Именно такой сейчас Гамлет видит Офелию, потому что душа героя омрачена болью и страданиями и искажает мир, а, может быть, видит его истинное лицо. Страшный мир, где у всех людей не лица, а искаженные маски, где герои не имеют пола, возраста, где границы времени разорваны и призраки населяют не только мысли, но и реальность, рисует пространство хаоса, сквозь дебри которого приходится пробираться молодому и отчаянно любящему сердцу. Кем он выйдет из схватки со временем, людьми, событиями? Тень отца Гамлета (Виталий Куликов) – видение, поддержка, внутренний мятежный дух и глас совести, взывающий к правде и решительным поступкам. Гамлет не может остановиться и идет в своих убеждениях до конца, лишаясь всего, что любимо, во имя любви к чистоте и искренности. Он не может любить наполовину, не может не быть максималистом. Лаура Пицхелаури создает образ трепетного, но решительного, ранимого, но язвительного героя, который мечется между своими амплуа. Он – обличитель не только пороков своих близких и любимых – матери, дяди, друзей, подданных, но и самого себя. Он доходит до последней точки в отрицании мира, поэтому смерть его неизбежна, как смерть Иисуса во имя искупления грехов людей. Эта параллель неслучайна – в одной из сцен Гамлет стоит, раскинув руки, и его тень отсылает к изображению распятия. Гамлет не бездушный отмститель: герой не хочет вступать в сражение с Лаэртом (Иван Бровин), но по чувству долга и роковой необходимости делает это, не имея возможности отступать назад. Оставшийся на авансцене человек, в руках которого ножны, – символ решительности и готовности к любому исходу. Важно, что спектакль начинается звуковой заставкой – разговором двух молодых и не очень культурных людей, которые обсуждают, как умер Гамлет. Они не могут вспомнить как, но знают, что это случилось очень давно. Режиссер делает зримым миф Гамлете, пытается отринуть мысль о неактуальности истории и показать, насколько важно сейчас говорить и думать о становлении человека в мире. Попытка понять душу персонажа, заглянуть в его сердце, разгадать загадку Гамлета мучит не только режиссера, но и всех персонажей спектакля, включая самого героя. Знаменитый монолог, где Гамлет сравнивает свою душу с флейтой, на которой нельзя играть, – не только ключ к выстраиванию отношений между людьми, но и защита своего эго. Вопрос отцов и детей, связи поколений – важный для Шекспира, и важный для современного мира. Роль Полония (Олег Федоров), тревожащегося за свою дочь и уверенного в правильности своих поступков, – образ зрелого человека, который привык принимать решения и не сомневаться в их правильности. Артист играет человека, увлеченного своими умозаключениями и наслаждающегося игрой разума. Но его преданность королю и неумение слышать голос правды стоят ему смерти. Клавдий (Сергей Перегудов) – искуситель, стремящийся завладеть всем миром, и непокорной душой мятежного Гамлета, в первую очередь. В его руках сила и власть, но муки совести преображают его облик. Темные круги под глазами, иступленный взгляд и примесь сумасшествия присущи ему, не меньше, чем Гамлету – в спектакле все герои мучимы духовными переживаниями, но немногие идут до конца в борьбе со злом. В спектакле у каждого героя своя правда, каждый защищает свои интересы и готов что-то сказать миру. Александр Новиков играет Могильщика, который дает советы, как надо жить. Артист надевает яркий парик и превращается в бедного Йорика. Эта сцена оказывается чуть ли не самым позитивным звеном спектакля: Гамлет катается на плечах королевского шута, впадая в беззаботное и окрыляющее детство, в котором нет ничего кроме света и любви. Спектакль Юрия Бутусова проникает в недра подсознания и позволяет человеку остаться наедине с собой. Длинный вытянутый стол с пустыми стульями и хрупкий силуэт Гамлета на арьерсцене, героя, пытающегося понять, как ему пройти свой жизненный путь, – знак одиночества души человека и исключительной ответственности за собственный выбор. Елизавета Ронгинская