|
15 апреля исполняется 10 лет с того дня, как только-только принявший на себя руководство Театром имени Ленсовета режиссёр Владислав Борисович Пази пригласил Марию Брянцеву и Александра Липовских на свободные в тот момент должности главного художника и художника-постановщика. До этого художники-супруги успели набраться профессионального опыта в театрах Мурманска, Перми, Новосибирска, Бишкека и многих других. Мы беседуем с Марией Брянцевой, только что успешно выпустившей премьеру драмы Генрика Ибсена «Гедда Габлер».
Кор. Удивительное совпадение - Вы поступили на работу в театр имени Ленсовета в день рождения знаменитого основателя Ленинградского ТЮЗа Александра Александровича Брянцева. Ваша родовая фамилия весьма значима для театральной карты нашего города. Расскажите о своей семье.
- Александр Александрович, моряк и режиссёр, приходится мне двоюродным дедушкой. Его родной брат-биолог - мой дед по линии мамы.
Кор. Они - коренные петербуржцы?
- Первым петербуржцем стал их отец, мой прадед, приехавший в наш город с Вологодчины, а родом он был из семьи потомственных священников. Служил он чиновником в царском Министерстве образования, был знаменит и уважаем за помощь бедным, неимущим в получении образования. Возможно, именно поэтому в период революционных бурь его не тронули, и они с женой-домохозяйкой сумели вырастить шестерых детей. Кроме моряка-режиссёра и биолога-энтомолога были ещё художник-фотограф, художница по фарфору на знаменитом Ломоносовском заводе, доктор и актриса пантомимы. Я была знакома только с тремя из них - теми, кто пережил войну. В шесть лет успела увидеть постановку Брянцева по сказке Шварца «Два клёна» в ТЮЗе ещё в здании на Моховой, нынешнем Учебном театре.
Кор. Когда у Вас проснулось желание рисовать?
- Первые воспоминания о творчестве - лет в шесть, сидя на коленях у деда, рисовала нескончаемые истории в картинках, а он сочинял подписи. Нынче это называется комиксы. Потом рисование забросила, а вернул меня к нему мой дядя-художник, сын актрисы пантомимы. В старших классах он меня и своего сына буквально силой отвёл в Антоновскую детскую художественную школу на канале Грибоедова. А после школы я поступила в Ленинградское художественное училище имени Владимира Серова (ныне - имени Николая Рериха) и окончила его по специальности художник-декоратор. Там познакомилась со своим будущим супругом Александром Липовских, и мы уже вместе решали, что будем делать после училища.
Кор. Решение идти учиться на художественно-постановочный факультет Театрального института далось легко?
- Саша хотел идти только туда. У меня были одно время мысли пойти в Академию художеств на искусствоведческий факультет. Но я ведь была ещё и просвещённым театральным зрителем, обожала ТЮЗ Корогодского, видела многое из лучшего в театре Ленсовета периода Владимирова - Фрейндлих, знала и Товстоноговский БДТ, и театр имени Комиссаржевской, и театр Комедии. Так что любовь к театру перевесила.
Кор. У кого вы с Сашей учились?
- Поступали мы к Даниилу Лидеру, но он в институте преподавать не остался. Мы временно достались Дмитрию Владимировичу Афанасьеву, а на втором курсе нас уже взял Марк Александрович Смирнов, он и выпустил в 1981 году.
Кор. В этом же году в Мурманском драматическом театре вы вместе с Александром Липовских оказались по приглашению Владислава Борисовича Пази?
- Нет, нас с Пази пригласил в Мурманск тамошний главный режиссёр Григорий Михайлов. Мы с Сашей поехали по распределению, а Владислав Борисович именно тогда перебрался на север из Владимира. Первый наш с ним совместный спектакль (а была это волею судьбы сказка Шварца «Два клёна», моё первое театральное впечатление детства от Брянцевского ТЮЗа) мы успели обсудить в Ленинграде. У нас была почти детективная встреча. Знакомы мы не были, договорились встретиться в скверике напротив церкви Симеона и Анны, а узнать друг друга по жёлтым томикам пьес Шварца подмышками. Так и произошло. Мы уселись на качающуюся на цепях лавочку, и Пази сразу меня подкупил глубоким знанием вопроса. Он очень интересно рассказывал о Шварце, поставил мне небанальную задачу - чтобы два клёна сидели, были, так сказать, посажены. С тех пор мы так и работаем, вот уже серебряный юбилей скоро, двадцать пять лет, - он ставит интересную задачу и ждёт моего или Сашиного решения, сам не вмешивается, не помогает, ждёт, когда наша фантазия проснётся. Это и есть самый интересный способ работы с режиссёром.
Кор. Художник Марина Азизян в недавнем интервью говорила: «Я не хочу делать декорации, я хочу вместе с режиссёром участвовать в сочинении спектакля. Хуже фразы, чем «У тебя красивая декорация» я не знаю». Вы тоже режиссёров, которые требуют скрупулёзного «исполнения желаний», не любите?
- Это просто не интересно, сразу крылья подрезаются, фантазия твоя оказывается ненужной. Быть просто исполнителем скучно. И, действительно, если оформление самодостаточно, и его можно отделить от спектакля - что-то тут не так.
Кор. Артисты мечтают о ролях, режиссёры имеют в «портфеле» заветные пьесы, а о чём мечтают театральные художники? О конкретном авторе? О союзе с каким-то режиссёром?
- Я обожаю делать театральные сказки. В Мурманске мы с Пази сделали, кроме «Двух клёнов», ещё «цифровые» спектакли - «Три поросёнка», «Три толстяка». И это были театральные события, успех. Я давно мечтаю сделать «Алису в стране чудес», но никто из режиссёров не загорается этим материалом. Никогда не делала Шекспира, тоже мечта давняя.
Кор. Вы часто делаете спектакли с каким-нибудь художником в качестве художника по костюмам. Например, «Мнимого больного» Вы сочиняли с Мартом Китаевым.
- Красочные, острые, даже гротесковые костюмы к Мольеру мы скорее сочиняли с режиссёром спектакля Геннадием Тростянецким, в них было, громко говоря, концептуальное решение спектакля. Вообще, я слежу за высокой модой и люблю в костюмах острую, выразительно-театральную форму, простой бытовой костюм применительно к сцене мне не слишком интересен.
Кор. Возвращаясь к мечтам - с какими режиссёрами хотелось бы встретиться, от какого предложения не смогли бы отказаться?
- Это очень сложно, пока не попробуешь - не поймёшь. Мне было бы интересно в своё время поработать, посочинять вместе с Юрой Бутусовым, я даже внутренне ждала его предложения, но он оказался однолюбом, работающим практически только с Александром Шишкиным. И это художественно оправдывает себя, потому что получаются яркие театральные образы. Я высоко ценю и «Войцека», и «В ожидании Годо».
Кор. Кто из петербургских коллег по цеху Вам интересен, близок?
- Всегда интересен Эмиль Капелюш, у него в решении обязательно есть воздух, атмосфера. Ведь нынче современная сценография стала во многом дизайнерской.
Кор. Даже само слово «сценография» какое-то конструктивистское...Вы его, наверное, не очень любите?
- Не в словах, конечно, дело, но мне ближе всё-таки определение «художник». Мне всегда важно, чтобы, кроме холодной технической конструкции, на сцене было некое качество воздуха, его цвет, даже звук, эмоциональный заряд. Этими качествами обладают художественные театральные решения Марта Китаева, Марины Азизян. Она ещё давным-давно вызвала у меня детский восторг своим решением тюзовского спектакля «Джельсомино в стране лжецов».
Кор. Когда работаете над классикой, изучаете ли историю вопроса, предыдущие художественные решения? Тени Мейерхольда, Сапунова и Комиссаржевской не маячили перед Вами нынче, когда выпускалась «Гедда Габлер»?
- Порой излишние знания мешают, держат фантазию. Я люблю не столько посмотреть готовые решения, эскизы предыдущих товарищей по цеху, сколько почитать вокруг самой пьесы, самого автора, самой эпохи. Почувствовать, так сказать, стилистику Ибсена в данном случае. Уже кто-то назвал прозрачную башню с винтовой лестницей, по которой Гедда поднимается в свой мир, башней Строителя Сольнеса, знаменитого героя-фантазёра другой пьесы Ибсена. Это радует, - значит, какие-то мировоззренческие мотивы автора воплотились на сцене. Я вообще люблю сценические рифмы. Например, кульминация спектакля - сцена, когда Гедда сжигает единственный экземпляр рукописи любимого мужчины, убивает, так сказать, его «дитя». У Ибсена она бросает листы в камин. Мне хотелось зарифмовать эту сцену с башней Гедды, и я придумала печку, круглую, как башня, в которой мечутся в огне листы рукописи. И получилось - в одной башне-печке умер смысл жизни героя, а в другой башне Гедда покончила с собой. А между этими башнями у порталов проходит жизнь пьесы.
Кор. Какие ленсоветовские спектакли Вы считаете своими удачами?
- Мне дороги «Король, дама, валет» Набокова, «Поживём - увидим!» Шоу, с удовольствием вспоминаю работу с Климом над спектаклем «Близится век золотой» по Моэму. «Мнимый больной», конечно же, любимый.
Кор. Вы начали преподавать в Театральной академии на своём родном факультете. Как это случилось?
- Наш с Сашей учитель Марк Смирнов позвал меня помочь ему на курсе, потому что сам был уже болен. Я пришла на второй курс, занималась со студентами костюмами, а вскоре учитель умер, и вот я в этом году уже выпускаю курс, ребята начинают готовить дипломы.
Кор. Есть среди Ваших учеников кто-то, кто удивит нас в ближайшем будущем?
- Ребята чудные. Есть девочка Маша Гринь, которая уже второй фильм делает с Сергеем Снежкиным. Должна была и у нас в театре дебютировать на спектакле по повести Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», но пока работа отложена.
Кор. Вы, как главный художник, должны ведь заниматься не только сочинением своих спектаклей, но и руководить процессом сочинения и производства всех других постановок театра?
- Александром Липовских мне руководить нет необходимости, мы давно понимаем друг друга с полуслова, а приглашённые художники - Алла Коженкова, Александр Шишкин, Фагиля Сельская, Эмиль Капелюш и другие - профессионалы высокого класса и, как правило, сами способны добиться необходимого результата. К тому же у нас замечательная постановочная часть и её руководитель Эдуард Гарриевич Мираков, тоже выпускник нашего факультета. Лучшего завпоста (сейчас его должность звучит, как заместитель директора по художественно-постановочной части) я просто не встречала. Он способен исправить то, что запороли мастерские по изготовлению декораций. Например, когда в театр привезли декорацию спектакля «Оскар и Розовая Дама» за несколько дней до премьеры, она не работала - не раздвигалась в гармошку, не превращалась в туннель. Катастрофа! И Эдуард спас ситуацию, объяснил мастерам, что нужно сделать, чтобы всё заработало. У него дар технолога, кроме уникального дара руководителя. Он никогда не говорит художникам и режиссёрам любимую фразу завпостов всех времён и народов: «Это сделать невозможно». Он всегда говорит: «Да, конечно, сделаем, какие пустяки». Или: «Это сделать непросто, но мне интересно попробовать». И всё получается.
Кор. У вас намечается семейная династия театральных художников Липовских- Брянцевых - сын Михаил учится на первом курсе Театральной академии.
- Миша с раннего детства увлекался живописью, а нынче поступил на первый в истории факультета экспериментальный курс художников музыкального театра, оперно-балетных так сказать. Мастер курса - театральный художник Вячеслав Александрович Окунев. Он много работает в театре балета Эйфмана, в Мариинском, в Малом театре оперы и балета, за рубежом.
Кор. Но в драматический театр путь закрыт Михаилу Липовских ведь тоже не будет?
- Конечно. Было бы желание и спрос. К тому же его сценический дебют уже состоялся - Мишины детские рисунки-фантазии участвуют в сценографии спектакля «Оскар и Розовая Дама».
Беседу вела Вера Николаева
|