Философская притча Евгения Шварца о свободе и рабстве, о борьбе с тиранией и с внутренними драконами считается самым острым и горьким сочинением великого драматурга-сказочника, о чем свидетельствует история ее постановок.
Первая постановка, предпринятая Н. П. Акимовым в Ленинградском театре Комедии во время войны, была запрещена по личному указанию Сталина. Пьеса, попавшая под запрет, не ставилась в СССР до 1962 года, когда Николай Акимов на сцене Театра Комедии все-таки осуществил давно задуманную постановку. Спектакль «Дракон» стал громким событием.
В 1988 году Марк Захаров снял свой знаменитый фильм «Убить дракона» и так совпало, что как раз этот фильм показали по телевизору в день премьеры спектакля «Дракон» в театре Ленсовета. Но, увы, Ланцелоты нынче в дефиците, и Драконы измельчали, притворяясь мелкими пакостниками. Похоже, молодой режиссер Андрей Корионов в спектакле повел разговор именно о Драконах и Ланцелотах безгеройного времени. Судя по всему, большим событием «Дракон» не стал, хотя Корионов с недавнего времени привлекает внимание театрального Петербурга.
Спектакль начинается эффектно. Ярко подсвеченный фонтан из человеческих тел (режиссер по пластике Игорь Григурко) группируется вокруг центральной фигуры Дракона. Тот как бы рождается из этой человеческой магмы и возвышается над ней. Действие происходит в каком-то безжизненном пространстве, пронизанном металлическими трубами, напоминающем не то гигантскую котельную, не то заброшенную космическую станцию (сценограф Ирина Долгова). Сюда и прибредает странствующий рыцарь Ланцелот, уставший от собственных подвигов (в его роли артист Сергей Перегудов). Печальной, какой-то безжизненной предстанет перед ним Эльза (Дарья Циберкина), затянутая в строгое, тяжелое платье. Самым живым в этом депрессивном мире представляется Дракон Сергея Мигицко, вот уж действительно душечка, летун-хлопотун. Мигицко изображает увлеченного игрока, талантливого демагога, лицемера, упивающегося своим артистизмом, умением манипулировать людьми. Он, как на подиуме, меняет сногсшибательные костюмы, парики, кажется, он лишь исполняет роль Дракона, а странника он же и назначил на роль Ланцелота, затеяв с ним игру в «драконы-рыцари», а тот возьми и отнесись к этому всерьез, да и снеси дракону все три башки.
Вот тут и начинаются нестыковки, поскольку неясно, что подвигло героя Перегудова на героические подвиги. Этот усталый и не очень юный Ланцелот - человек со стороны, наблюдающий все сумрачно и отстраненно. Но что все-таки движет его персонажем? Любовь? Но как-то трудно поверить в любовь к этой конформистке Эльзе, которая проявляет полную готовность подчиниться Дракону в любом его обличье. Реплику «Дай лапку, Эльза» режиссер развивает: Дракон требует показать ножку, выше, еще выше... Эльза эффектно демонстрирует, целует Дракону руку, потом она так же будет целовать руку Бургомистру, а в финале Ланцелоту, приобретшему драконьи замашки.
Любовь к людям? Желание вывести их к счастью и свободе, пусть и насильно? Сложные коллизии, связанные с этим процессом, угадываются в пьесе, однако в спектакле горожане представлены настолько карикатурно - нелепый грим, дурацкие прически, ужимки, пискляво-квакающие голоса... Похоже, Дракон изуродовал не столько души, сколько тела. Да, Щварц относился к населяющему его пьесы народу с горькой иронией, но постоянно напоминал: «И все-таки они люди!» Ради уродливых марионеток, существующих в спектакле, жертвовать жизнью действительно глупо.
Ладно, примем это как условие игры. На пути к битве возникнет немало игровых моментов: Дракон продемонстрирует свою любовь к детям, потом под аккомпанемент виолончели споет дуэтом с Ланцелотом «Песню о друге» («Если радость на всех одна...»). Рука Дракона на плече Ланцелота... Ох и неуютно, наверно, Евгению Шварцу там, где он сейчас находится...
В спектакле заявлен, на мой взгляд, ряд сильных мотивов, не противоречащих Шварцу, у которого живые, интересные, конфликтные герои - это всегда люди играющие. Как и говорилось, именно этим замечателен новоявленный Дракон - этакий продюсер шоу-бизнеса, требующий в жертву все новых и новых девушек. Страшнее тот, кто оказывается не способен на игру. Бургомистр Александра Сулимова в первом действии лицедействовал, притворяясь безумным, во втором он отвратительно нормален, если не считать безумием упоение властью, в чем новоявленный властитель стал еще опаснее Дракона. Расправляясь с тираном, рискуешь породить еще более страшного злодея - один из мотивов спектакля. А если учесть, что дракон не только вовне, но и внутри каждого из нас, то такая линия развития должна бы внушать тревогу. Как сказал бы современник Шварца Даниил Хармс: «И всем стало как-то не по себе». Но почему-то не становится.
В спектакле была заявка на актуальное пессимистическое высказывание: зло проявляется ярко и талантливо, добро безлико и пассивно. Героев нынче нет, а если кто и дерзает, то, в конечном итоге, все равно превращается в дракона. И этому нечего противопоставить, поскольку любви тоже нет. И мы, люди, не изжившие в себе дракона, только Драконов во власти и заслуживаем. Но эти линии при желании домысливаешь, в спектакле они логически не достроены, какую ни возьмешь - обрывается. И вот странный эффект - блистательный текст Евгения Шварца, почти полностью сохраненный, звучит как-то глухо. Зритель явственно откликается только на реплику: «Все-таки он хоть и президент, а человек». Текст вступил в явное противоречие с действиями героев спектакля, а эта пьеса - хорошая литература, выражающая суть мировоззрения персонажей. И хороший, интересный режиссер Андрей Корионов вместо диалога с пьесой попытался насильственно втиснуть ее в концепцию, в избранную форму. Заявка была на сатирическую притчу, а в результате получилось довольно качественное шоу - с музыкой, танцами, переодеваниями, внешними эффектами. В принципе, тоже результат. Вопрос в том, насколько он характерен для творческой эволюции молодого режиссера.
Татьяна КОРОСТЕЛЕВА