В этом году исполняется 150 лет с начала издания романа Достоевского «Бесы». Он был напечатан в 1871-1872 гг. и стал одним из знаковых, пророческих произведений русской литературы. Начав с памфлета, где «хочется высказаться погорячее», писатель постепенно усложнил сюжет и превратил его в большое произведение, над которым работал три года. Достоевский показывает мрачную, бесовскую трагедию мира, потерявшего гармонию, смысл, и предостерегает людей от подобного «революционного» исхода.
В прошлом и нынешнем веках роман не раз экранизировали, переносили на театральную сцену. Премьера одноименного спектакля недавно состоялась и в Санкт-Петербургском государственном академическом театре им. Ленсовета. Постановку приурочили к 200-летию со дня рождения великого писателя. Одну из главных ролей, Степана Верховенского, исполняет заслуженный артист России Александр Новиков. Как же сегодня ставят и играют Достоевского? Насколько оправданы смелые эксперименты с хрестоматийными сюжетами? И что общего у следователя из «Преступления и наказания» и оперуполномоченного из популярного телесериала? О своих «встречах» с Федором Михайловичем, мистике, перекличке образов и сбывшихся пророчествах артист рассказал «АиФ-Петербург».
Где-то бродит Раскольников
«Спектакль по роману «Бесы» в нашем театре хотели поставить давно, но такая работа требует не только общих усилий, но и конкретных людей, которые за нее возьмутся, – говорит Александр Новиков. – Все закрутилось, когда появился режиссер Алексей Слюсарчук, который и стал формировать команду для воплощения сценической версии романа. Постепенно начались репетиции этого непростого текста.
Вот скажите, пожалуйста, если мы говорим о Достоевском, каких персонажей и обстановку вокруг при этом представляем? Скорее всего, видим людей сумрачных, по-петербургски мрачных, низкое небо над головой. Где-то бродит по городу с топором Раскольников, да мерещится убитая старушка. Конечно, можно пойти по такому пути. Но если режиссер тонкий, умный и нежный, он старается это привычное восприятие соскоблить, расчистить и увидеть совсем другую сторону. Что и произошло в данном случае.
Алексей Валентинович Слюсарчук зашел в материал, даже такой сложный, как у Достоевского, через личностное восприятие артиста. На одной из встреч так и сказал: «Давайте брать сцены, которые отзываются в душе. Цепляет вас фрагмент, эпизод – берем. Нет – оставляем». В итоге весь период, который в театре называют «застольным» – это осмысление, разбор материала, – мы буквально карабкались по фрагментам, вызывающим сильные эмоции.
Критерием отбора служило именно внутреннее состояние артистов, режиссера. И даже если в структуре романа сцена была важна, но в наш контекст не ложилась – она исчезала. Например, политика, убийство, революционно-террористическое движение – эта сторона отодвинута на второй план. И наоборот, линия Степана Верховенского – отца одного из главных героев, и Варвары Ставрогиной, которых мы играем с Ольгой Муравицкой, представлена довольно развернуто. Хотя в легендарной трилогии «Бесы» Льва Додина, поставленной в 1990-х в Малом драматическом театре, ее просто не существовало. Это при том, что спектакль шел девять часов – почти целый день».
Умение жертвовать, отсекать
«Но здесь надо иметь в виду, что постановка «Бесов» требует от режиссера не только мужества, но и умения жертвовать, отсекать. Потому что весь роман в его сюжетном многообразии, запредельном сплетении линий просто невозможно полностью перенести на сцену. В целом инсценировка – это оптика, взгляд. Мы что-то выхватываем, держим в фокусе, а от другого вынуждены отказаться. В этом смысле допускаю, что, возможно, в нашем спектакле ощущается дефицит какого-то звена. Не случайно в афише указано, что это – реконструкция. Речь о событиях вековой давности, эхо которых отзывается и сегодня.
Ведь все, что Достоевский говорил в своем предостережении, сбылось: целые государства, тысячи людей прошли через революции, потерю смысла жизни и себя. И сейчас, в XXI веке, одни из нас послушны обстоятельствам, другие пытаются их преодолеть. Сохраняют достоинство и стараются не подчиниться страху, хотя бесы продолжают искушать. Так что пророчества Достоевского актуальны, как никогда. Публика это чувствует и слушает, вникает. Такое внимание – очень важный момент, ведь в театре так происходит не всегда. В «Бесах» же зал воспринимает происходящее на одном дыхании, и я изнутри ощущаю эту энергетику. Поэтому мне кажется, что спектакль удался и у него будет счастливая сценическая судьба».
«Преступление и на…»
«Для меня это не первая встреча с Достоевским. Три года назад я сыграл роль Порфирия Петровича в спектакле Константина Богомолова «Преступление и наказание». Существенный штрих: в программе он называется «Преступление и на…», что уже позволяет выйти за привычные рамки. Спектакль и сегодня с успехом идет в театре «Приют комедианта». Он вызывает разную реакцию, от влюбленности до резкой критики, но я безоговорочный поклонник этой работы. Счастлив, что такая встреча в моей актерской жизни состоялась, хотя многие моменты по сей день остаются неизвестными.
Так, и сейчас не догадываюсь, почему я, как на меня вышел Богомолов? Затем полным сюрпризом стало решение, что буду играть в форме современного полицейского. Узнал об этом за пять дней до премьеры! Конечно, у зрителей могут возникнуть параллели с моим Федей Курочкиным, оперативником из сериала «Тайны следствия» (кстати, мистика или нет, но Курочкина в фильме зовут Федор Михайлович. – Прим. авт.), но соединять эти образы не стоит. Порфирий Петрович шаг за шагом распутывает дело, плетет искусные сети, куда и попадается Раскольников. И неважно, в мундире служитель закона или в милицейской фуражке.
Кажется, сюжет об убитой процентщице нам знаком со школьной скамьи, но в спектакле Богомолова вечный студент с неожиданной стороны бросает вызов всему миру. Он – новый Наполеон, которого «съедает идея», сам себя загнавший в нравственную яму. Вообразивший, что ему, необыкновенному, все можно, в том числе проливать кровь. При этом текст Достоевского, где не изменено ни одно слово, по злободневности и напряженности звучит как сегодняшняя статья или выпуск телевизионных новостей.
Знаю, что вокруг этой постановки и особенно «Преступления и наказания», поставленного Богомоловым в Италии (там Раскольников, его сестра и мать – с черным цветом кожи, расплатиться за квартиру можно сексом и т. д. – Прим. авт.), идут яростные споры. Мол, зачем нужен такой эксперимент? Но все, что происходит на сцене, – эксперимент. Вариативность решений, парадоксальность, слом всяческих стереотипов – самое дорогое в театре. Здесь многое может шокировать, удивлять, разочаровывать и приводить в восторг. Не должно быть только оскорблений. В остальном – это прекрасные эмоции, на которые зритель имеет полное право. Если нет – какой смысл в происходящем?
Романы Достоевского, перенесенные на сцену, вызывают именно такие чувства. Сила образов, слова настолько велика и точна, что и сегодня, в XXI веке мы вновь ищем в его книгах ответы на наболевшие вопросы. И Федор Михайлович помогает нам их найти».