|
М. Мак-Донах. «Человек-подушка». Театр «Приют Комедианта». Постановка Антона Коваленко, сценография и костюмы Николая Слободяника
М. Мак-Донах. «Королева красоты». Театр им. Ленсовета. Режиссер Антон Коваленко, художник Николай Слободяник
Все люди лгут.
House M. D.
Лгут все. От политиков до обывателей. Особо цинично - представители масс-медиа. Люди искусства не реже, но им, к сожалению, больше верят. До сих пор ирландец Мартин Мак-Донах проходит в петербургской прессе исключительно с эпитетами: «эпатажный», «шокирующий», «циничный», «автор душераздирающих историй», написанных с «черным юмором» об «ужасах маленького ирландского городка». Эффектно смотрится программка к спектаклю «Человек-подушка»: «детям до шестнадцати, беременным женщинам» смотреть спектакль не рекомендуется. То есть канал НТВ с расчлененкой в праймтайм можно, а Мартина Мак-Донаха не рекомендуется. Мы по-прежнему продолжаем жить в стране, где уровень лжи зашкаливает в каждом из мгновений нашей жизни. Привычно переключая каналы с задушенными младенцами, изнасилованными детьми и умирающими от голода стариками, театральные старушки, сдавая пальто в гардероб, плотоядно шепчутся: «Вы видели, там написано, что мат на сцене и беременным женщинам смотреть не рекомендуется?». «Ах, ах!» - и они отправляются судить ирландца Мартина Мак-Донаха за совершенные им преступления против искусства.
Ровно через пятнадцать минут, поняв, что искусству ничего не угрожает, старушки засыпают в креслах. Ровно через пятнадцать минут, поняв, что искусству ничего не угрожает, начинаю думать, где ошибся режиссер, если усыпил старушек. Старушки, они, знаете ли, в некоторых случаях хороший барометр. Если их не тронула слезинка ребенка и не рассмешил садист-следователь в кожаном пиджаке, то кто-то ошибся. Не автор. Режиссер.
Ирландский драматург Мартин Мак-Донах уже несколько сезонов победно шествует по российским театрам. В Москве за один сезон дали несколько премьер, среди которых «Человек-подушка» Кирилла Серебренникова, спектакль спорный, но содержательный. Не говоря уже о подлинных первооткрывателях этого драматурга - режиссере Сергее Федотове и пермском театре «У моста», спектакль которого «Сиротливый Запад» номинировался в этом году на «Маску» и был оценен всей театральной общественностью как исключительно точное попадание в поэтику и эстетику автора. Режиссер Федотов не в первый раз «попадает» в Мак-Донаха, что можно объяснить лишь одним: он понимает, о чем и зачем написал этот драматург и как его можно ставить, что нужно сказать актерам, чтобы они сыграли так, как играют.
Молодой режиссер Антон Коваленко выпустил своего первого Мак-Донаха в Саратове, в Петербурге - еще два спектакля по пьесам ирландского драматурга: «Королева красоты» в театре им. Ленсовета и «Человек-подушка» в «Приюте Комедианта». Отличный ход для личного CV. Да и для театра, кажется, беспроигрышный вариант: взять молодого, не засветившегося в городе режиссера, известного, но еще не засвеченного автора и сочинить спектакль, используя хорошие актерские кадры. Но, вопреки расхожему мнению, количество в таком тонком и смутном деле, как режиссура, не всегда переходит в качество. Несовпадение по группе крови режиссера и драматурга оборачивается «смертью» пациента. Мак-Донаха можно решать через действенный анализ, выстраивая психологию взаимоотношений персонажей через «петельки-крючочки», погружать его в гущу бытового театра, ставить во главу угла гротеск, одно ему противопоказано - скука, серьез. Но на берегах Невы ему пришлось дважды пережить клиническую смерть.
За пятнадцать минут до конца спектакля «Человек-подушка» режиссера Антона Коваленко тебе внезапно открывается смысл. Ощущение, сходное с тем, которое переживаешь, читая какой-нибудь английский детектив: 500-страничная эпопея пройдена, кто убийца, так и неясно, и лишь финальный монолог следователя или преступника расставляет все точки над i для наивного читателя. Так и здесь: час десять пытаешься найти смысл и не находишь, десять минут филигранного этюда Аркадия Коваля - и мрак отступает, происходящее смысл обретает. Правда, смысл этот выламывается из логики пьесы Мак-Донаха, но дает ощущение исторической справедливости.
Каков сюжет пьесы «Человек-подушка»? Писателя Катуряна бросают в тюрьму, где он попадает в лапы к двум следователям с непростыми характерами и своими представлениями о добре и зле. Оказывается, в городе совершен ряд преступлений против детей по сценариям, совпадающим с сюжетами многочисленных рассказов Катуряна. Когда обнаруживается, что убийца - умалишенный младший брат Катуряна, писатель берет ответственность за эти преступления на себя, но просит следователя не уничтожать его рукописи, а положить в архив. Вот такая непростая во всех отношениях история, и можно подозревать, что Катурян не что иное, как альтер эго самого драматурга.
При чтении пьесы казалось (и спектакль Серебренникова, например, следовал этой идее драматурга), что писатель - талантлив, а следователь нет. Что в осознании своего таланта - наслаждение, и страдание для Катуряна Катуряна, поэтому он готов отвечать за преступления брата. Купировав пьесу до такой степени, что «наивному зрителю» остается домысливать даже фабулу и гадать, а «был ли мальчик», Коваленко выбирает на главную роль актера, который - то ли в силу неясных задач режиссера, то ли в силу собственного темперамента - не обнаружил в своем персонаже ничего, что заставило бы как-то сострадать ему. А уж в «интеллектуальных битвах» он и рядом не сидел со следователем Тупольски. На фоне очень слабого, рыхлого, подленького Катуряна Катуряна все симпатии - и человеческие, и профессиональные - отданы парочке злодеев в кожаных сюртуках. Денис Кириллов (Ариэль) и Аркадий Коваль (Тупольски), разыгрывая этюд за этюдом на тему «плохой следователь - хороший следователь», неожиданно обнаруживают болевые, рэпперные точки своих, казалось бы, дуболомных персонажей. Денис Кириллов с наслаждением изображает садиста-следователя, ударяя в пах и в другие части тела Катуряна Катуряна (бей его, кричит в это время мое человеческое, растормоши), но вдруг за этой грудой мышц, за распаренным жестоким лицом актер обнаруживает и страдание своего героя, и «ребенка», которого последовательно уничтожал мир взрослых. И Ариэля не перестаешь любить, как любишь ребенка, сошедшего с ума от жестокости этого мира.
Аркадий Коваль, сидя в железном кресле и держа в руках бумажного журавлика, так просто, так легко, так виртуозно рассказывает притчу про глухого китайского мальчика, переживая гибель своего сына, что зритель сразу понимает - вот он, настоящий поэт, писатель, отец, брат, сын. Что бы дальше ни говорилось Катуряном на тему: я умру, но рукописи не горят, момент истины, может и не запланированный режиссером, пройден. Вот он, подлинный автор, который наконец нашел человеческие слова и интонации для рассказа о своем горе. Вот она, точка невозврата: режиссер может сколько угодно строить умозрительные концепции о государстве-палаче и свободе художника, драматург может задавать множество вопросов о таланте, ответственности автора, о слезинке ребенка, но будьте уверены: если в слабом, фальшивом спектакле найдется парочка хороших актеров, они всегда сыграют свою драму. Мак-Донах написал очень странную пьесу, свалив в одну кучу все вопросы бытия, пьесу-притчу, пьесу-гротеск, пьесу-макабр, жестокую, умную и смешную одновременно. Драматурга поняли актеры Аркадий Коваль и Денис Кириллов и сыграли свою пьесу.
«Королева красоты» - история из цикла НТВ-шных криминальных очерков: домашняя война между старухой матерью и сорокалетней дочерью, захотевшей любви и счастья, заканчивается смертью матери, на трупе которой будут обнаружены следы насильственной смерти и пыток, в том числе и ожоги от раскаленного масла. Не случайно и в знаменитом пермском спектакле Сергея Федотова, и в спектакле театра «Сатирикон» роль матери играют мужчины: таким образом достигается то отстранение от бытового сюжета, которое необходимо для драматургии Мак-Донаха. Поэтому выбор Елены Маркиной на роль старухи-матери казался безошибочным. Казалось, что амплуа комической старухи (Маркина блестяще, органично существовала, к примеру, в сложносочиненном, гротесковом, интеллектуальном мире «Синхрона» Олега Рыбкина) органично вступит во взаимодействие с драматургией Мак-Донаха. Сделать страшное смешным и через смех приоткрыть калитку ужасу и трагедии, не просто изобразить старость с ее неприглядными физиологическими подробностями, а создать образ, который вызовет сочувствие, ненависть, смех, - непростая актерская задача. Но для этого надо, чтобы режиссер ответил на два главных вопроса: жанр и тип театральной условности в конкретном спектакле.
Мак-Донах - не бытописатель. Хотя его подробные ремарки и описывают скудный быт ирландской провинции, все равно читаешь - как про своих: утлая кухонная посуда, растворимые супы, проигрыватель, шкаф. Можно создать подробную бытовую среду, в которой живут герои, можно - подойти с большой долей условности к быту. По второму пути пошли художник Николай Слободяник и режиссер. В этом спектакле все - условность, что-то - символ. Шкаф с нарядами королевы красоты превратился в стойку с театральными костюмами, которая в драматические для героини моменты начинает ходить ходуном. Провинциальное, самодеятельное нечто, обобщение вместо конкретики, игровой набор посуды - холодная кухонная плита, сковородка, никогда не знавшая раскаленного масла, пустой чайник и чайная чашка, все это - вместо жаркого железа, выжигающего куски плоти, - жаркого, как пылающее сердце королевы красоты, чье нутро горит от ненависти и отчаяния. Иностранные запилы из динамика, ковбойская шляпа - нам и вправду хотят сыграть пьесу об ирландских нравах?
В этой условной обстановке каким-то образом пытаются выстраивать отношения мать - Елена Маркина, дочь Морин - Светлана Письмиченко, Пато - Аркадий Коваль. Кажется, что актерам даны совершенно разные задачи: Елена Маркина играет психологический гротеск, Светлана Письмиченко - жесткую психологическую мелодраму, Аркадий Коваль - условную комедию. Допускаю, что, сыгравшись, почувствовав друг друга, три блистательных актера к чему-то целому и придут. Но режиссеру так и не удалось преодолеть мелодраму со страшным концом, которую достаточно просто сыграть: мать разрушила надежду дочери на счастье, и та ее убила кочергой, не удалось разгадать загадку драматурга - что же так привлекает нас в этих пьесках о маленьких ирландских городках на краю земли? Почему все это так смешно, а не страшно? Так больно? Откуда берется отчаяние, смешанное со смехом?
Никаких связей с внешним миром в спектакле «Королева красоты» нет. Есть плохая театральная условность, страшный апофеоз которой - сцена, где дочь берет холодную сковородку и прижимает ее к руке матери, а актриса Елена Маркина вынуждена решать невозможную задачу - изображать, что ей мучительно больно, в пределах того псевдопсихологического театра, в которые ее поставил режиссер. Вот актриса и «мучается», изображая невыносимую боль. Мучаются и зрители - трудно представить себе большую фальшь, непонимание театральной условности. О чем трудно вспомнить на спектакле Антона Коваленко - что Мак-Донах современный драматург, может быть - одно из главных имен последнего десятилетия.
Елена Строгалева
|
