Актриса Театра имени Ленсовета Инесса Перелыгина-Владимирова отмечает... нет, не юбилей – круглую дату, но из тех, которые принято называть значимыми, даже рубежными. В том, что она замечательная актриса, петербургские зрители смогли убедиться по первой ее роли на ленсоветовской сцене – Королевы в спектакле «Двуглавый орел». Пьеса Жана Кокто была поставлена художественным руководителем театра Игорем Владимировым в далеком 1994-м...
– Инесса Ивановна, у каждого актера/актрисы в любом возрасте обязательно должна быть роль-мечта…
– В юности, прочтя «Мастера и Маргариту», я поняла: Маргарита – мой персонаж, настолько мне был понятен и близок этот булгаковский образ. Желание сыграть Маргариту просто обволакивало меня. Не случилось! Теперь я благодарю Бога, что он оградил меня от исполнения этой мечты. Зато появилась Настасья Филипповна – не в Театре Ленсовета, а в петербургском «Классическом театре», созданном режиссером, ученицей Товстоногова, Людмилой Николаевной Мартыновой. Принялась учить текст, а он никак не укладывается в моем сознании. Было желание отказаться от роли, о которой можно только мечтать. Все изменилось в один момент, совершенно неожиданно. Поклонники попросили автограф, пишу на программке какие-то добрые слова и понимаю: я излагаю свои мысли языком Достоевского! Все! Работа над ролью пошла – как по маслу! Роль Настасьи Филипповны для меня стала не просто знаковой – судьбоносной.
– Образ не простой.
– Сложный образ. Очень сложный. Трактуется он абсолютно по-разному, но я нашла свой ключ к его пониманию.
– В чем он? Если не секрет…
– У человека есть выбор.
– Всегда?
– Всегда.
– В любых обстоятельствах?
– В любых обстоятельствах. Но за выбор мы платим. Всю жизнь платим за тот или иной выбор. И безвыходных ситуаций не бывает. Если я не могу что-то изменить, меняю отношение к самой ситуации.
– Так, на сегодняшний день у вас есть роль-мечта?
– Безусловно. Есть роль, которую я считаю своей. Героиня пьесы Горького. Думаю, вы догадались, кто это. Да и тема, поднятая Горьким в этой пьесе, сейчас, мне кажется, крайне актуальной – как создать дом, как сохранить и как его легко разрушить.
– Васса – персонаж малопривлекательный.
– Васса – непростой персонаж, – очень сложный, многослойный, чрезвычайно глубокий.
– Ее фамилия уже о многом говорит – Железнова! Кажется, вы настолько далеки от Вассы…
– Нет. Человек я достаточно целеустремленный; всегда поступаю так, как мне надо. Всегда трезво оцениваю ситуацию. Если, предположим, для роли мне надо похудеть на шесть килограммов, что очень трудно, похудею. Если надо поправиться, поправлюсь. Сплю очень мало – по четыре, по пять часов. Поэтому за день успеваю сделать очень много.
– Так ведь можно себя и загнать…
– Иначе я не могу, но, если чувствую, что организм не справляется с нагрузкой, заставляю себя отдохнуть. За-став-ля-ю! На время от чего-то отказываюсь – от того, что не скажется отрицательно на моей профессиональной деятельности. Если человек занимается актерской профессией, он всегда должен быть в форме. Не только физической. Мой ныне покойный друг композитор Георгий Фиртич говорил: «Всё знать могут только дураки». Но при этом человек каждый день должен узнавать что-то новое и соответствовать интеллектуальному, если хотите, дресс-коду. Дресс-коду культуры. Ты должен быть интересен, прежде всего, самому себе. Тогда и зрителю будешь интересен. Моя одежда всегда должна соответствовать обстановке, быть комфортной. Даже на читке пьесы в СТД я не имею права появиться в бахилах или в сапогах. К выходу на сцену всегда должна быть готова «на раз». Недавний пример. Звонит Женя Попондопуло (Евгения Попондопуло – заведующая труппой Театра им. Ленсовета. В.Ж.): «Инесса, сегодня на Малой сцене должны идти «Колымские рассказы». Заболел Марк Овчинников. Ты готова сыграть «Театр мне, что ли, к черту послать?»? (Моноспектакль И. Перелыгиной-Владимировой – сценическая композиция по письмам А.П. Чехова и монологам из его пьес. – В.Ж.) А до начала спектакля минут сорок! Я дома, в постели, не совсем здорова. «Да». «Театр мне, что ли, к черту послать?» играется на Камерной сцене, его за считанные минуты нужно перенести на Малую. Это непросто. К тому же восемь месяцев я не играла его – текст, кажется, забыт основательно. И вот я в театре, благо живу недалеко. По всей гримерке разбросаны листы с текстом; я с нахлобученным после мытья головы колпаком. Стук в дверь. Директор театра Градковский. Взволнованный. И не он меня, а я его успокаиваю: «Валерий Борисович, не переживайте, всё будет хорошо!» И всё действительно прошло хорошо. Художественный руководитель театра Лариса Регинальдовна Луппиан предложила сыграть спектакль и на следующий день. Второй раз сделать это было значительно проще: декорации не разобраны, свет выставлен; какие-то сцены я, правда, перераспределила.
– Актерская профессия – зависимая. Видение роли актером может не совпадать с видением режиссера, с задачами, которые перед вами и собой он ставит. Что делать?
– Если режиссер умный, если не бесталанный, вы обязательно найдете с ним общий язык. Если я что-то понимаю неверно, – объяснит. Можем поспорить – в споре, как известно, рождается истина.
– Я приверженец психологического театра, сейчас же в фаворе так называемые «новые формы».
– Пусть будут новые формы, пусть будут старые формы – какие угодно, но я должна видеть, понимать, знать: то, что нами делается, интересно и талантливо. Спектакль «Среди миров» по произведениям Достоевского, поставленный Людмилой Николаевной Мартыновой, мы играем на лестнице, самой обыкновенной лестнице, в парадной жилого петербургского дома; вначале это была лестница в Доме Достоевского в Кузнечной переулке, потом – в доме Виельгорских на Итальянской улице, потом – в доходном доме на Караванной. Перед зрителями, которые располагаются вдоль стен и на лестничных площадках, исповедуются герои «Подростка», «Идиота», «Братьев Карамазовых», «Бесов». Что это – новая форма или не новая? До Мартыновой никто ничего подобного не делал. К сожалению, «Классическим театром» никто из театроведов еще серьезно не заинтересовался.
– Я не раз видел «Среди миров…» и могу сказать: это трогательные, проникновенные человеческие истории. У Мартыновой и на лестнице нет ничего от аттракциона, который устраивают иные режиссеры даже на академической сцене.
– У Людмилы Николаевны есть ход! Необыкновенный режиссерский ход. Для режиссера очень важен ход. Если хода нет, можно не браться за постановку спектакля. Мы с Юрием Сергеевичем (Юрий Лазарев – В.Ж.) в последнее время посмотрели несколько спектаклей в наших петербургских, театрах. В основном это были, как вы говорите, аттракционы, но актеры работали потрясающе, надо отдать им должное.
– В Театре Ленсовета актеры тоже работают потрясающе! А какой изумительный актерский состав был в спектакле «Чайка»! О том, что ее уже нет в репертуаре, приходится сожалеть.
– Я тоже очень сожалею об этом. Спектакль поставил Олег Леваков, он посвятил его своей жене Вале Егоренковой – царствие ей небесное!
– В моем представлении вы в большей степени Аркадина, чем Васса.
– Да? (Смеется.) Мне не раз говорили, что я – Аркадина. Что я себя играю. Это не так. У нас с Олегом Александровичем была большая и сложная работа над ролью. Какие-то поступки своей героини я не понимала – Леваков объяснял. Характер Ирины Николаевны мы собирали буквально по крупицам, это потом уже я его «присваивала» себе. Но должна сказать: немногие сразу приняли мою Аркадину. Немногие.
– Насколько я знаю, Александр Аркадьевич Белинский, посмотрев «Чайку», вам сказал: «Ваша Аркадина понравилась бы Антону Павловичу».
– Да, было такое. (Смеется.)
– Инесса Ивановна, извините, но в нашем разговоре мы не можем не коснуться очень сложного периода вашей жизни. Тяжело болел Игорь Петрович (Игорь Владимиров, муж. – В.Ж.), потом вы привезли из Орла и ухаживали за тяжело больной мамой… Как долго это продолжалось?
– Все вместе – четырнадцать.
– Четырнадцать лет приходилось совмещать работу и уход за близкими людьми…
– Да, четырнадцать лет каждодневно шла непрерывная борьба за жизнь человека. Об этом мало кто знал даже в театре, но и тем, кто знал, я не жаловалась на жизнь. А зрители вообще ни о чем не подозревали.
– В театре могли недодавать ролей: «А, у нее дома проблемы!»
– Я всё понимала, и хотела, и старалась, чтобы мои проблемы не мешали моей профессиональной работе. Но для меня всегда и во всем первична человечность. Для меня в то время главным было, чтобы мой родной человек чувствовал себя настолько хорошо, насколько это возможно в его состоянии. Самодисциплина у меня была железная. Просыпаешься утром, пьешь кофе или чай, приводишь себя в порядок, надеваешь спортивный костюм и – начинается день. День, за который нужно успеть всё! И болящего не оставить без присмотра, ухода, и по работе сделать, что требуется: выучить, повторить роль, что-то прочесть, написать письма, ответить на письма. Магазины, аптеки, коммунальные платежи… В театре – репетиции, спектакли. Да, от чего-то пришлось отказаться – от кино, от концертной деятельности, каких-то коммерчески выгодных гастрольных поездок. Но от профессии, от театра я не отказалась. Профессии я не предала.
– А смогли бы?
– Нет. Это даже не обсуждается. Зато сейчас мне словно сторицей многое воздается. В моей жизни появились кино, сериалы. Всё понимая, я не отказывалась от маленьких ролей, и они становились всё больше и больше. «Спецотдел», «Спецназ», «Звездочка моя ненаглядная», «Тайна заборского омута», «Убойная сила», «Условный мент», «Формула преступления». «Великолепная пятерка», «Филин» (рабочее название) – список можно продолжить.
– А Театру Ленсовета смогли бы изменить? До него в вашей жизни были другие – орловский ТЮЗ, таллиннский Русский драматический. Реальное приглашение в столицу – в Театр Вахтангова.
– Мой приход в Театр Ленсовета был не по ковровой дорожке. Игорь Петрович Владимиров оказался единственным худруком, которому я показывалась пять раз. В чем, конечно же, необходимости не было. Подруга посоветовала: «Ты идешь в музыкальный театр. Тебе надо петь…» – «Я не знаю, что петь. Может быть, из сказки что-нибудь?» – «Какая сказка! Ты что с ума сошла! Любимую песню Игоря Петровича спеть сможешь?» – «Какую?» – «Шаланды полные кефали… Позже выяснилось: Владимиров на просмотрах всех просил спеть именно эту песню. Почему? В «Шаландах» есть и юмор, и легкость, и драматургия… Всё то, что свойственно было его театру. Я показала отрывок из «Красивой жизни», отрывок из мюзикла, спела романс «А напоследок я скажу…» и песню Александра Розенбаума «Фраер, толстый фраер». Игорь Петрович сказал: «Это близко к «Шаландам». После чего: «Все хорошо, но хорошо бы вам еще раз показаться». – «Что мне еще показывать-то?!» – «То же самое. С другими партнерами…» Когда мне надоели эти его смотрины, я уехала в Москву и дала согласие Евгению Симонову на работу в его театре. Игорь Петрович разыскал меня через подруг, позвонил: «Почему ты в Новый год не у меня?» – «А почему я должна быть у вас?!» – «Да потому что ты нужна… театру!» И назвал конкретную роль. Игорь Петрович сразу сказал: театр – это дом, и для меня его слова – аксиома.
– В доме человеку должно быть хорошо.
– Он так и говорил: в доме должно быть тепло, светло, уютно, сытно, и так далее.
– Сейчас всё так и есть?
– На сегодняшний день у меня, как я считаю, минимум ролей. Думаю, это временно. Не думаю – я в этом убеждена.
– Не будучи загруженной в родном театре, можно себе позволить антрепризные проекты.
– С антрепризой мне повезло. Володя Матвеев создал Санкт-Петербургский русский драматический театр имени Игоря Владимирова, он пригласил меня в две свои постановки – «Методы обольщения» по пьесе Фонвизина «Бригадир» и «Прошлым летом в Чулимске» Вампилова. Роли у меня – диаметрально противоположные. В «Методах» – советница Авдотья Потаповна, в «Чулимске» – Анна Хороших, буфетчица. От Хороших я хотела отказаться: «Что за бред?! Ну какая из меня буфетчица?!» Я уже привыкла играть интеллектуалок, светских дам. Руководитель Вампиловского центра, посмотрев спектакль, сказал: «Анну Хороших еще никто не играл под таким углом зрения». Это, конечно, заслуга в первую очередь Володи Матвеева. Я шла за ним, мы с Володей понимаем друг друга с полуслова.
– Неправильно будет, если мы не вспомним вашу режиссерскую работу – «Бродский. Изгнание».
– Маленькое, но важное уточнение: я – автор сценария и режиссер. Режиссер-постановщик – Олег Леваков. «Бродский» возник совершенно случайно. Юрий Николаевич Бутусов (режиссер, в то время – художественный руководитель Театра им. Ленсовета. – В.Ж.) увидел, как я готовлю молодого человека к поступлению на актерский факультет, и сказал: «Почему бы вам не поработать со стихами?» Я подумала: «Что за ерунда!», но отправилась в библиотеку СТД (Союза театральных деятелей. – В.Ж.), набрала книг о Бродском и принялась просматривать по диагонали. При чтении «Диалогов с Бродским» Соломона Волкова буквально за секунду времени приняла решение: писать сценарий! Стою как-то в коридорчике, замерзшая, согреваюсь кофе, идет Бутусов. «Инесса, как жизнь?» – «Да вот с вашей легкой руки с Осей подружилась». Бродский для меня уже был не великий поэт, а друг! Буквально за два с половиной месяца сценарий был написан.
– Может быть, мы наш разговор завершим цитатой из Бродского?
– «Чтобы такое сказать под занавес?» – это из стихотворения 1972 года. Я был как все. То есть жил похожею жизнью. С цветами входил в прихожую. Пил. Валял дурака под кожею. Брал, что давали. Душа не зарилась на не своё. Обладал опорою, строил рычаг. И пространству впору я звук извлекал, дуя в дудку полую. Что бы такое сказать под занавес?!
Беседовали Владимир Желтов и Юлия Реутова