5 февраля на Малой сцене Театра имени Ленсовета артистка Инесса Перелыгина-Владимирова в спектакле «Бродский. Изгнание» встречает юбилейную дату – 60 лет. Из них ровно половина отдана «ленсоветовским» подмосткам. О пути на сцену, о режиссёрах, с которыми свела жизнь, о том, что такое актёрский труд расспросили мы героиню с пристрастием. Разговор получился прямым и честным.
- Инесса, как ты вышла на актёрскую тропку?
- С самого раннего детства хотела заниматься этим. У бабушки в Курске всегда были широкие весёлые застольные компании, было у неё пятеро детей, и у мамы моей уже в Орле тоже всегда было шумно, с песнями и прибаутками, с хорошими голосами, с юмором. И всегда отдельно выступали дети. Я была в лидерах. Профессиональных артистов в семье не было. Мама отдала меня в балетную студию при Дворце пионеров. Я была в восторге от музыки, от работы нашего концертмейстера. И попросилась в музыкальную школу, но это же надо пианино покупать, а семья небогатая. Но девочка была упёртая, убедила родителей, честно отучилась на пятёрки, - и благополучно крышку закрыла и больше к этому не возвращалась. Но музыкальную базу получила.
В Щукинское училище при Вахтанговском театре поступила сразу. До этого ещё после девятого класса ездила с подругой на показ в Щепкинское при Малом театре, туда тоже проходила. Статная была, громкая, большеглазая, темпераментная, что называется – фактурная.
- Ты закончила учёбу в Москве, но не думала там остаться работать?
- Почему-то не думала об этом. Привезла из родного Орла запрос на распределение в театр, и уехала домой. Но, поработав в Орловском ТЮЗе два года, поняла, что «королевство маловато». Да, город – жемчужина России, литературная столица, но для моей энергии, творческих порывов было слишком ограниченное пространство. У меня сокурсница замечательная Катя Дронова из Петербурга, работала в то время уже там. Сейчас – в Молодёжном театре у Спивака уже долгие годы. Я приехала к ней в гости зимой на Новый Год, город меня покорил сразу и бесповоротно, я захотела здесь жить. Договорилась о показах, в том числе и с Игорем Петровичем Владимировым здесь, в Ленсовета. Показ, можно сказать, провалился. Я играла Донну Анну из пьесы Радзинского, партнер помогал, а перед этим носилась по театру, отобрала у уборщицы ведро с водой и вылила на себя со всей дури на определенную реплику. Испугала Владимирова, видимо, страшно, он меня просто с криком «Вы не готовы!» прогнал. Это был 1986 год. Показалась я тогда к Виктору Харитонову в театр «Эксперимент», он даже пригласил участвовать в репетициях спектакля по «Степному волку» Гессе, но нужна была прописка. Я маму уговаривала перебираться, но она не готова была тогда расставаться с любимым Орлом.
В один прекрасный день поехала с друзьями на 9 мая в Таллинн отдыхать, и в Русском драмтеатре встретила сокурсников. А можно показаться? – Можно, но надо договориться с главным режиссёром Николаем Михайловичем Шейко. – А где он? – А он здесь. И показ состоялся прямо вот так «с колёс». Показала Донну Анну, уже без ведра воды, фрагмент «Человеческого голоса» Кокто, спела по-французски. И меня взяли. Дело было под отпуск, а когда начался сезон, Шейко уже из театра перебрался в Москву. Пару лет правил в театре худсовет, это всегда очень сложно, я как молодой новичок играла в основном сказки – Лису в «Красной шапочке», Принцессу в «Голом короле». Много было эпизодов, маленьких ролей, вводов. А когда главрежем стал Григорий Михайлов, режиссер ленинградской школы, – он меня увидел, пошли роли посерьёзнее, любимая – Леди Уиндермир в пьесе Оскара Уайльда «Веер леди Уиндермир». Он хотел на меня ставить «Бесприданницу», но я уже по второму заходу засобиралась в столицы. Это было смутное время, начало 90-х, нам открыто говорили, что вот-вот в Прибалтике с русским населением и русскоязычными театрами станет сложно, жизни не будет никакой. Я даже за три месяца выучила эстонский язык на бытовом уровне на всякий случай.
- И ты снова совершала попытки поступить в Театр Ленсовета к Владимирову?
- Да, он меня в результате смотрел пять раз. И даже приезжал в Таллинн смотреть мою леди Уиндермир, наведя шороху в театре. Вдруг на спектакле в зале сам Владимиров! – это же было событие по тем временам.
В Петербурге на одном из моих показов мне очень помог, подыграл и даже перережиссировал мои отрывки артист Александр Блок. Наверное, вот тогда Владимиров и рассмотрел нас, как пару, что вылилось потом в наши с Сашей два спектакля в партнерстве – «Двуглавый орёл» Кокто и «Хэппи энд отменяется» Фратти. Но параллельно я показывалась худсовету театра Комиссаржевской, и меня брали в труппу. А я ж честная, прямая, и Владимирову про это сказала. И он, конечно, рассердился, приревновал. И никак не мог определиться по моей кандидатуре.
В результате меня всё это измотало, и я написала заявление о поступлении в Москве в театр Евгения Симонова, куда меня брали, и уже встречала Новый Год там в общежитии у подруги. И вдруг – звонок в общежитие, Владимиров на проводе. И сказал: «Ты нужна… (пауза) … театру». Всем общежитием мы обсуждали, что же делать. Было решено, что надо поехать и поставить все точки над I.
И эта встреча, когда он мне к поезду принес бананы, пригласил домой, стояла ёлочка с одиноким картонным петушком на ней, так грустно у него было… Посмотрела – на кухонном столе везде слой пыли с палец, только там, где он руками опирался, рукавами вытирал, было чисто… Одиночество полное… И я осталась в Петербурге. Сделала выбор. Включилась уже в репетиции «Двуглавого орла», спектакль вышел в 1993 году.
- Что тебе с твоей вахтанговской школой нового открыл в театре Владимиров?
- Я не сразу поняла Игоря Петровича на репетициях. Его раздражал мой вопрос ежеминутный «Что я здесь делаю?». Думаю, я и всех партнеров этим вопросом утомляла, просто бесила. Он ставил задачи поэтическим языком, образами, гиперболами, а не логическими цепочками петелька-крючочек. И я не могла включиться, понять. Темпоритмы он строил быстро-быстро, лихо, азартно, его артисты привыкли к такому способу – сначала выполни, потом поймёшь. Мы мучали, терзали по первости друг друга на репетициях очень сильно. Мне казалось, что от меня требуют какой-то поверхностности, я не понимала, что лёгкость может быть театрально содержательной. Понимание на чувственном уровне пришло позже. Помогло телевидение, группа, приехавшая снимать про спектакль сюжет. «Какая у вас интересная новая актриса», - сказали они. «Да?» - сказал Владимиров и по-новому на меня посмотрел. Потому что – со стороны сказали. Путь навстречу друг другу был нелегким. Но в свою веру он меня обратил, перетащил. Докопался творчески до самой меня, раскрыл индивидуальность. На спектакле «Хэппи энд отменяется» я уже схватывала всё налету, могла сплести любую чувственную эмоциональную вязь, которую он просил. Конечно, главная боль – мы сделали вместе всего два спектакля. Поздно встретились.
- Чем тебе запомнился период, когда театром руководил режиссёр Владислав Борисович Пази?
- Он был мудрый человек. На начало его работы в театре выпали болезни и уход из жизни Владимирова. Пази понимал, что на меня, как жену, свалилось. Он очень много делал для нас, например, сумел найти возможность бесплатной установки Игорю Петровичу кардиостимулятора в хорошей клинике. Я всё время ощущала помощь Пази, он меня не бросил. Он давал мне в своих спектаклях работу, я сыграла яркие роли в «Дверь в смежную комнату» и «С болваном». Пази понимал, что мне нужна в тяжелый период творческая отдушина, выход в люди, к зрителю. Я с годами ценю это всё больше и больше. Владислав Борисович помогал мне, когда Игорь Петрович болел, и не мешал, когда я приходила после его смерти в себя.
Игорь Петрович ушёл 20 марта 1999 года. Через три года мы открыли мемориальную доску в театре по эскизу скульптора Альберта Чаркина, и это тоже во многом – заслуга Пази, он прошел как руководитель все этапы сложных административных согласований. При Пази было организовано в разные годы два прекрасных удивительных тёплых вечера памяти Игоря Петровича - в театре и в Доме актёра СТД.
В период руководства Пази у меня произошла знаковая встреча – я начала работать с режиссёром нашего театра Олегом Александровичем Леваковым, учеником Владимирова. Первым спектаклем стал «Банан» Славомира Мрожека. Это было как раз время, когда меня после потери Владимирова просто боялись брать в работу, не понимали, в каком я психологическом и творческом состоянии. Это нормально и понятно. Неожиданно отказалась от роли артистка, и мне Леваков предложил попробовать. Я согласилась. И мы очень легко и быстро нашли общий язык. И с партнёрами, молодыми Александром Новиковым и Георгием Трауготом, мы прекрасно понимали друг друга. В нашем театре спектакль посмотрел сам Мрожек, и в Польшу мы ездили. И везде этот великий драматург XX века говорил, что наш спектакль – лучший в мире по этой его пьесе. Потом с Леваковым у меня были «Развод по-женски», «Чайка», «Свободная пара», «Цилиндр».
- Новый виток развития театра случился в 2011 году, когда главным режиссёром стал Юрий Николаевич Бутусов. Какие у тебя взаимоотношения с этим периодом?
- Бутусов – очень талантливый человек. Помню, сильнейшее впечатление на меня произвёл его «Король Лир» с Райкиным в театре «Сатирикон». Это было потрясение настоящее. Его театр – живой, он – искусство. У нас и его ранние спектакли ещё при Пази были прекрасные – «Войцек». «В ожидании Годо», «Калигула». Кстати, я была в распределении «Войцека», как и довольно многие артисты, но потом, в процессе репетиций все второстепенные роли аккумулировал в роли Дурачка Карла молодой Костя Хабенский. У нас на премьере даже капустный номер был от непопавших в спектакль: «А всё, что мы сыграть могли бы, досталось гадине Хабенскому». Так бывает, рождение спектакля - творческий процесс.
Восемь бутусовских лет в театре – интереснейшее время. Да, мне могли какие-то спектакли нравиться или не нравиться, проникать в меня больше или меньше, но все они – честные, с чувством и мыслью. Бутусов не умеет врать, он делает только то и о том, что у него болит, что его беспокоит, мучает. И люди в зале от этого честного разговора испытывают настоящие чувства.
- Как возник спектакль «Бродский. Изгнание»? Именно его ты будешь играть в день юбилея. К идее ведь имел отношение Юрий Бутусов, так?
- История удивительная. Я на нашей Камерной сцене помогала молодому выпускнику-школьнику готовиться к поступлению на актёрский. Готовили программу. А это - помещение бывшей репетиционной Владимирова, куда через небольшой «предбанничек» выходит дверь его кабинета, в котором поселился Юрий Николаевич в качестве главного режиссёра. И он услышал мои занятия-наставления. Влетел, увидел – кто тут занимается у него под дверью? В то время как раз вышла премьера «Комната Шекспира» в его постановке, и он предложил мне позаниматься с молодыми артистами на предмет умения читать шекспировские стихи. Я стушевалась – ну как я в уже готовый спектакль полезу, буду выхватывать молодых и наставления им давать, учить? Тогда он стал накидывать имена поэтов - на предмет попробовать сделать поэтический спектакль. Я поняла, что надо написать какой-то сценарий, чтобы показать ему заготовку с артистами, увлечь артистов историей какой-то. И за два с половиной месяца в библиотеке СТД перелопатила книги по Бродскому, написала сценарий. Стало ясно, что тема современнейшая, мощная. Судьба уникальная. Показала Бутусову прямо горяченькие страницы, он одобрил, но встал вопрос – кто будет ставить. Я говорю – давайте я сама сделаю с артистами несколько сцен. Заинтересовала главного героя – Марка Овчинникова – потому что в таком сюжете нужен точный протагонист, от лица Бродского действующий. И мы с группой артистов стали готовить показ. Их было несколько, по сценам, потом со связками. Показ финальный был одобрен, подключился Олег Леваков как худрук постановки, и вышел спектакль - сильный по теме, по звучанию. Вот уже пятый сезон идёт на Малой сцене. Должна сказать, что мы с Юрием Николаевичем определённо были симпатичны друг другу. Он не умеет врать – и я не умею врать. Его захлёстывает энергия, необузданный темперамент творца – и я могу быть тайфуном.
- Что ты сейчас ждёшь от родного театра?
- Хороший вопрос: что вы делаете, когда у вас нет работы? Ответ: я иду туда, где я нужна. Главное: чтобы не оказалось так, что про тебя вспомнят, ты понадобишься – а будешь не готов, не в форме. Надо быть готовой в любую секунду. Призовут – и вперёд. Надо играть там, где предлагают, надо читать, надо смотреть спектакли, фильмы, надо общаться с людьми. Надо бередить душу. Надо понимать, что происходит и в театре, и за окном. Не лететь мимо времени – и ты обязательно пригодишься. А лучше Чехова всё равно не скажешь: «Главное не слава, не блеск, а уменье терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую и мне не так больно, и когда я думаю о своём призвании, то не боюсь жизни».
Беседу вела Вера Николаева