А.Н.Островский. "На всякого мудреца довольно простоты"
Театр им. Ленсовета. Режиссёр Василий Сенин
Хочется простого и яркого, внешне эффектного, с внятной идеей, простыми словами и чёткими образами, без напускного глубокомыслия, надутых щёк и распушённых усов. Без излишней концептуальности и метафизического надрыва.
Сбылось. Василий Сенин поставил в театре Ленсовета «На всякого мудреца довольно простоты». Поставил в жанре музыкальной шкатулки: открываешь - и засветилось, зазвенело, застучало, засверкало, заиграло, поехало.
Красный занавес, белые колонны, изогнутые кушетки, массивные древтрестовские стулья. И декорацией, и костюмами - умышленно - мимо конкретного времени, мимо конкретной эпохи. Крупные клетки ширм рифмуются с шахматной доской в глубине глумовского буфета - перед нами банальная история маленькой злобной пешки, очень хотевшей добраться до конца доски и стать фигурой. Или маленькой злобной шашки, мечтавшей выбиться в дамки. Под разухабистые шпанские мелодии разыгрывается красивая комбинация не отношений, но движений, перемещений, ходов. Комедия нравов оборачивается комедией положений. Положений на игровом поле.
Темп рассказа задан сразу, с первых же произнесённых главным героем фраз, стремительный, чуть задыхающийся в безостановочном движении, чудом не сбивающемся в мельтешение. Так, на едином дыхании, бодрячком, без пауз и пронесётся рассказ до финала, вытанцовывая чёткий рисунок в условном интерьере, и остановится только на заключительном монологе Глумова. Этот монолог и окажется проваленным, потому что - с какой стати именно эта фигурка вдруг противопоставила себя кордебалету и решила читать мораль, к чему эти обличающие речи, этот бунт секундной стрелки против отлаженного механизма? Ничто не сломается, ничто не изменится, и так на кругу с музычкой и поедут дальше действующие лица и исполнители.
История режиссёром щедро оформлена самыми разнообразными хулиганствами - от «умирающего лебедя» в исполнении дуры-приживалки и старческого дуэта Крутицкого и Мамаева «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг» до марширующего ансамбля песни и пляски в парадной форме с аксельбантами и наградами, распевающего «Солдатушки, бравы ребятушки». И все эти милые арабески совершенно не мешают основному действию, которое так непривычно для современного театра движется строго по тексту. «Мудрец» - пьеса самоигральная, и отдав её на откуп хорошим актерам, трудно прогадать.
Гениальная пьеса Островского - жестокая вневременная сатира на общественные нравы и устои. Ни одного положительного или хотя бы обаятельного героя, сплошь малосимпатичные, гадкие, глупые, на грани карикатуры люди. Именно на этой грани и сыграл Сенин, населив свой спектакль грубовато-карикатурными персонажами, нарочито плоскими, умышленно в одну-две краски крашенными, словно и вправду куколки из музыкальной шкатулки или башенных часов. Но как они сделаны, эти куколки!
Какое же это счастье, уже подзабывающееся счастье - когда человек на сцене живёт непрерывной и полной жизнью, когда глаза разбегаются и не знаешь, на кого смотреть, чтобы не пропустить самое интересное, на Сергея Мигицко - маразматика Крутицкого, искренне несущего свою ахинею, или на Эрнеста Тимерханова - его лакея, в котором внезапно прорывается неожиданная и необоснованная нежность к своему престарелому хозяину. На Анну Алексахину - хоть и вульгарную, но умопомрачительно красивую Мамаеву, тихо спивающуюся от тоски, или на Ирину Ракшину - нарочито жалкую Глумову, в простеньком костюмчике, грубых туфлях и с ухмылкой голодной волчицы. На Ларису Луппиан - визгливую Турусину, добродушную холёную богомолку с бурным прошлым, приоткрывающимся в жестах и взглядах, или на Владимира Матвеева - пучеглазого одышливого Мамаева, по-медвежьи неповоротливого и совершенно тупого. На Дмитрия Лысенкова - Глумова, нервозного, гибкого, слегка ошарашенного происходящим, или на Евгения Филатова - Городулина, приплясывающего, всем довольного сибарита. Какое редкое по нынешним временам сочетание отличного и честного текста и отличных и честных артистов.
Да, ленсоветовскому «Мудрецу» далеко до вершин жанра, до блистательных театральных хулиганств Тростянецкого или Захарова, - но стиль выдержан, ритм не сбит ни разу, вкус хорош, чувство меры не отказывает. А что глубины особой нет - так выше головы не прыгнешь, глубже Александра Николаевича Островского не копнёшь, вся глубина словами написана.
Елизевета МИНИНА
