Режиссер Юрий Бутусов создал спектакль в традициях восточного театра
Этот «Гамлет» Юрия Бутусова не имеет видимого сходства со спектаклем, поставленным им в МХТ им. А.П.Чехова в 2005 году. Премьера Театра имени Ленсовета интригует неожиданными компонентами. Вместо привычного пастернаковского перевода — современный перевод Андрея Чернова, тяготеющий к белому стиху. Своему постоянному сценографу Александру Шишкину, оформлявшему мхатовского «Гамлета», Бутусов предпочел возможность впервые поработать с Владимиром Фирером. В том «Гамлете» принца играл Михаил Трухин, а в этом — Лаура Пицхелаури, одна из ведущих актрис Бутусова, его Леди Макбет и чеховская Ирина.
Спектакль поставлен в привычном для режиссера большом формате: четыре часа, два антракта. Но от других бутусовских постановок «Гамлет» отличается и линейным движением по пьесе, хотя режиссер позволяет себе вольности (скажем, обрубается постановка на готовности Гамлета сражаться, то есть он оставлен в живых), и пустым функциональным пространством взамен шишкинского визионерства, и отсутствием зашкаливающей актерской экспрессии. Если Александру Новикову, блистающему в роли бывалого Первого актера, и позволена сочность красок, то Пицхелаури ведет роль под сурдинку, ее принц кажется «вещью в себе» и изредка «выходит на поверхность», а Евгения Евстигнеева — Гертруда — и вовсе существует на приеме «минус-игры».
Назначая на роль Офелии одновременно актера и актрису, Федора Пшеничного и Юстину Вонщик, Бутусов развивает травестийные перевертыши, навеянные не только сценой времен Шекспира, но и Кабуки и театром Такарадзука («театр девственниц», где все роли играют только девушки). Первую половину действия роль «ведет» Пшеничный: в костюме с оглядкой на елизаветинскую эпоху, с белым лицом-маской актер балансирует между комической условностью и серьезностью. Вонщик же исполняет сцену сумасшествия подчеркнуто просто, но проникновенно, сидя на стуле и обращаясь к зрителям первых рядов.
Этот «Гамлет» насквозь театрален. Огромная белая стена, перекрывающая глубину сцены, служит экраном: некоторые мизансцены, как попытка Гамлета зарезать молящегося Клавдия японской саблей, высвечены так, что зритель воспринимает это как театр теней. «Слуги сцены» с церемониальной медлительностью выкладывают деревянный ковер, на котором разворачивается тот или иной эпизод. Статика мизансцен, бесплотность пластики, визуальный минимализм, черно-белая «картинка» спектакля, отсылающая к дуализму, — из той же восточной традиции.
Она накладывает отсвет и на систему действующих лиц, напоминающих о китайских или японских амплуа (Восток в этом спектакле условен и обобщен). Гертруда с набеленным лицом, рыжими волосами, собранными в халу — гейша. Брюнет Гамлет, благодаря прекрасным чертам Лауры Пицхелаури, кажется хрупким японским или корейским юношей с размытыми гендерными признаками. А на деле оказывается стойким самурайчиком, что очевидно к финалу.
Гамлет Пицхелаури, изящный, миниатюрный и трудный подросток, — душа этого спектакля, его стержень, пусть и нащупывающийся постепенно. Сперва принц кажется «вещью в себе», он словно отделен от остальных невидимой энергетической стеной и только изредка выходит на поверхность. В финале же принц, держа огромный бутафорский меч, который он и поднять не в силах, говорит, что будет фехтовать, несмотря на предостережения Горацио. Принц стоически решает принять бой в обступившей его черной пустоте.
В Петербурге сегодня есть несколько версий шекспировской «трагедии трагедий». Если Валерий Фокин выводит на подмостки Гамлета деградирующего, хотя и симпатичного в своих попытках нащупать правду, а Лев Додин — Гамлета-циника, который не остановится ни перед чем в борьбе за власть, то через своего героя Бутусов дает свет и надежду. В этом Гамлете чувствуется идеализм, принц поступит так, как велит ему сердце, какая бы пустота его ни окружала.
