Заканчивается первый акт, и зрители текут из зала в фойе и буфет. Крупный пожилой мужчина темпераментно допрашивает двух молодых женщин: «Девушки, я опоздал к началу. Расскажите, что произошло, о чем спектакль?». Девушки аккуратно отнекиваются.
Их легко понять — сюжет спектакля Бориса Павловича «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» в отсутствии сюжета, отсутствии действия. В этом режиссер точно следует за «автором», который в собственной автобиографии с трудом движется дальше момента собственного зачатия. Борис Павлович, работавший с творчеством ОБЭРИУтов, а затем начавший исследовать соединение театра и философии (пробы, которые начинались в театральных лабораториях, вылились в масштабный проект по текстам Бибихина «Лес»), превращает чрезвычайно и комически многословный роман Лоренса Стерна в серьезные и сложные философские рассуждения, тщетные попытки исследовать и описать само бытие и мир вокруг. И рассуждения отца Тристрама о вспомогательных глаголах («Видел ли я когда-нибудь белого медведя? Мог ли я когда-нибудь его видеть? Предстоит ли мне когда-нибудь его увидеть?» и проч.) смахивает на тексты Витгенштейна – актеры пытаются обдумать каждый вопрос, пропустить сквозь себя, это мысленный эксперимент. При этом спектакль, не теряя глубины и местами трагичности, сохраняет эксцентричный комизм оригинала. Так, например, мама Тристрама (Наталья Шамина), педантично перечисляя все улицы Парижа, отправляет в кастрюлю вслед за солью солонку, а вслед за томатной пастой банку, постепенно превращаясь чуть ли не в персонажа Монти Пайтон.
«Тристрам» бесконечно условен. Это видно и в декорации, где от дома остался один фасад, и в костюмах, где парики и кринолины сочетаются с вязаными шапочками и пластиковыми передниками. Актеры постоянно напрямую обращаются в зал, а в самом зале то и дело зажигают свет, словно напоминая, что мы в театре, что рядом сидят такие же зрители, что перед нами актеры. По углам сцены пристроились музыкальные инструменты – две гитары, синтезатор, ксилофон, из глубин готов выскочить кларнет – «Тристрам» превращается даже не в мюзикл, а именно в зонгшпиль, где песни – отвлеченные номера, контрапункт и комментарий, текстами для которых становятся стихи Леонида Аронзона.
У спектакля сложная структура, он рассыпается на несколько отдельных микроисторий/новелл/спектаклей. Если первый акт полностью занимает описание зачатия, родов и крестин Тристрама, то второй начинается с надрывного монолога отца Тристрама (Федор Федотов) о смехотворности страха смерти (только что умер старший брат Тристрама — Бобби). Большую же часть второго акта занимает история любви дядюшки Тоби и вдовы Водмен, сам же Тристрам (Александр Новиков), который в первом действие не то как режиссер, не то как автор опекал и направлял других персонажей, здесь практически совсем исчезает, оставаясь только в роли немого наблюдателя, с тоской глядящего на рушащийся вокруг мир.
Заканчивается спектакль старым домашним черно-белым видео – мальчик бегает по песочнице, а вот он уже с мячом. А все герои, повернувшись к нам спинами, наблюдают за этим новым маленьким человеком, еще не осведомленным о том, что его ждет в будущем.
В 2015 году в театре им. Ленсовета вышел спектакль «Кабаре Брехт» — масочная, музыкальная реакция на события того времени. «Тристрама» в театре начали репетировать в феврале этого года, и лёгкий и эксцентричный роман стал музыкальным и масочным ответом на события современности.
Текст: Соня Дымшиц
Фотографии Юлии Смелкиной и Юлии Кудряшовой
