«УТИНАЯ ОХОТА», ТЕАТР ИМ. ЛЕНСОВЕТА, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Об инфернальном и человеческом
Официант Дима – самый загадочный персонаж «Утиной охоты». Он – провожатый в царство мёртвых, в небытие и пространство этой утиной охоты? Он – демон или, может быть, наоборот, единственный порядочный человек?
Сначала на эту роль был назначен Сергей Мигицко. Но, по разным причинам, он не смог принять участие. И Рома Кочержевский обратился ко мне. Я вошёл, конечно, не в готовый спектакль, но уже какие-то наработки были, какое-то направление уже было задано. На мой взгляд, жалко, что Сергея Мигицко нет в этом проекте. Это был бы действительно неожиданный взгляд. Он был бы, как Харон, который провожает в царство мёртвых. Официант загадочный, мы долго думали, кто он. Я бы всё-таки определил его таким двойником самого Зилова. Нельзя сказать, что он точно демон. Или друг. Он – отражение происходящего, созерцание, внутренние переживания самого Зилова. Может быть, Зилов хотел бы быть таким. В какой-то момент Зилов его ненавидит, а в какой-то – обращается к нему. Странные отношения. Поэтому и интересно. Мне частенько достаются неоднозначные персонажи.
Дима по-другому смотрит на жизнь, но не озлобленно. Сказать, что Дима инфернальный – недостаточно. Это всё-таки человек, со сложным и пугающим взглядом на жизнь. Поэтому он такой одиночка. Мы, конечно, сочиняли биографию этого человека. Может быть, этот Дима сидел. Он какой-то обожжённый внутренне. На одно и то же событие люди реагируют по-разному. Кто-то может обозлиться, озлобиться, а кто-то может другие выводы сделать. Я много читал про великих актёров-фронтовиков: Юрий Никулин, Владимир Этуш, Владимир Басов, Юрий Катин-Ярцев, Николай Гринько, Зиновий Гердт… Меня в какой-то момент поразило, как люди, которые прошли войну, самую страшную на тот момент, не утратили человечность, они с огромным удовольствием играли в детских фильмах, детских спектаклях. Они были великими гуманистами. Для меня это – человеческая вершина. Люди после таких военных уроков остались людьми.
После событий, которые происходят с Зиловым – наступает либо смерть, либо перерождение. Он может стать таким, как Дима или он всё равно останется таким, какой он есть?
Это открытый финал. Это повод для размышления. Пройдя эти круги, какими мы выйдем? Это слова, которые говорил Бутусов по поводу Гамлета, они заложены в тексте Шекспира: «Мы знаем, кто мы есть, но мы не знаем, кем мы могли бы стать».
Почему спектакль заканчивается телефонным звонком?
Зилов чего-то ждёт всё-таки. Какого-то спасения. Кто это звонит? Но кто-то же звонит. Значит, он кому-то всё-таки нужен.
О самом важном
Для вашего героя охота так же важна, как для Зилова?
Я думаю да. Почему я и говорю, что Дима – отражение Зилова. Утиная охота их объединяет. Они смотрят на неё с разных точек, но одинаково самозабвенно. Они друг другу интересны. Они прекрасно понимают, что они – совершенно разные. У них есть какой-то внутренний конфликт.
Когда ничего уже нет, в жизни остаётся только последнее и самое важное. Для Зилова – утиная охота. А для вас?
Утиная охота – это тоже образ. Не случайно у нас звучит орган. Есть что-то, в чём мы по-настоящему можем быть собой. То, что мы можем выразить – и нас поймут. Хочется достучаться. Это рай, потерянный рай. Это же не про уехать на Бали и наплевать на все проблемы. Я думаю, это ложное ощущение, такого не происходит – по крайней мере, со мной. Дело не в перемещении точки Земного шара. Это абсолютно неважно, в каком месте мы окажемся. Главное, чтобы мы внутренне пришли с самим собой в согласие.
Но Зилов же пытается сбежать?
Это же не социальный вопрос. Это бегство в себя, внутренняя эмиграция.
Как вы думаете, такой эскапизм очищает человека или наоборот разрушает его?
Это же не значит, что я отгородился от всех, мне всё равно, что происходит, я тут сам с собой, самодостаточный. Не про это. Люди остаются людьми, сохраняют человечность. Пытаются с этим миром, меняющимся, стремительным, пугающим как-то соотнестись и остаться людьми. Это сложно. Этому учиться надо. Мы должны как-то к этому прийти. Я тоже не хочу выглядеть знающим ответы. Я сам пытаюсь найти ответы для себя.
О случайностях и совпадениях
В «Утиной охоте» заложено много философских, мистических тем. Вы верите в судьбу, в то, что всё неслучайно и имеет какой-то более важный смысл?
Не то чтобы в судьбу. Но я верю, что всё неслучайно. Мы не всегда внимательны к таким случайностям. Надо уметь увидеть. Мы же очень невнимательны. Друг к другу, к событиям, к фразам. Надо приучить себя – увидеть, услышать, почувствовать.
Есть ли у вас история, связанная с этим спектаклем?
Когда, мы уже на сцене последние 3-4 дня репетировали, и начиналась эта история с пандемией, приходили тревожные новости и в какой-то момент мы не были уверены, что спектакль выйдет. И эта тревожность в мире с нами соотносилась. Мы репетировали спектакль, как Вахтангов в своё время: гремят выстрелы, революция – а он репетирует «Принцессу Турандот». Этот абсурд, сюрреализм происходящего мы тоже ощущали.
У меня все истории происходят в театре. Однажды к нам на репетицию пришла дочка Лауры Пицхелаури. Она замечательный своеобразный человечек. Стала ходить в этих декорациях. И мы в какой-то момент просто залипли. Стали смотреть. Когда ребёнок ходит, что-то говорит. В начале пьесы же есть мальчик. Которого нет у нас в спектакле. Но это ощущение детства нам как-то внутренне помогло. Тоже, казалось бы, случайно. Главное – попытаться соотнести.
О любви
Герои «Утиной охоты» способны любить? Что такое любовь?
Опять возвращаясь к Гамлету: «Да, я должен жестоким быть, чтоб оставаться добрым». Добрый, любящий – такие категории… Я играл Джерри в спектакле «Двое на качелях» в «Приюте комедианта». И там есть фраза: «После слова ‘любить’ сладчайшее слово на свете – ‘помогать’». Любить – это какое-то растворение, когда отпадают все вопросы «зачем», «почему», «кто»… Любовь – странная штука. Я её могу просто ощутить. В работе, например. Я вот люблю. Кого? Не знаю, неважно. Просто кайфовое ощущение от того, что я здесь сижу или показываю какие-то дурацкие этюды, ошибки делаю. А возникает ощущение любви. Не когда я бегаю, целуюсь и обнимаюсь. Оно внутри. А от чего оно возникает? Надо увидеть, приглядеться, рассмотреть. Мы ходим немножко в шорах, по разным причинам. Мы не виноваты в этом. Просто нам надо приглядываться друг к другу, прислушиваться, присматриваться. Быть очень осторожным по отношению к человеку. Насколько всё хрупко, зыбко. Лишний вздох, не сдунуть лишнюю пылинку. Без обвинения, без поиска виноватых. Прислушаться и остановиться. Чтобы все остановились. Хотя бы на 10 минут. Все. Внутренне. Что это – медитация, молитва?
О сегодняшнем
В спектакле очень много воды – это и дождь, и Всемирный потоп, и очищение. Официант ходит с распылителем. Почему именно распылитель?
Я задавал вопрос режиссёру. Он сказал: «Мне нравится». Это, может быть, юмор. Тем более, когда мы репетировали, началась вся эта пандемия. А потом ведь и в пьесе много воды – идёт дождь. А в театре важна визуальная составляющая – и это работает. Мокрые такие люди. Это и слёзы. И «ощущенческая» влажность этого спектакля.
Почему спектакль должен идти сейчас?
Это хорошая драматургия. Человек с его сложным внутренним миром – это всегда актуально. Люди вроде советской эпохи, но темы, которые там звучат – они созвучны и нашему времени. Люди, ищущие себя. Кто мы в этом мире? Как относиться к событиям, происходящим в семье, на работе и внутри тебя. Зилов не меньше Шекспировских героев. И Кафкианских. Там можно копать. В центре театра всегда актёр, с его сложным, странным, парадоксальным, абсурдным восприятием этого мира. Отражением в этом мире себя.
У вас есть какие-то ожидания от «Золотой Маски»?
На мой взгляд, важно, чтобы на «Золотую Маску» номинировали молодых актёров и режиссёров. Важно смотреть вперёд, театр – дело молодых, мы должны за ними идти, помогая им двигаться. Им, конечно, нужна поддержка в этом непростом мире. Чтобы у них не уходил блеск хорошего идеализма, взгляда на театр – настоящий, подлинный, человечный театр.
Дарья Гриза