Фея Сирени разъезжала в колеснице, запряженной кроликами, и спасала Принцессу от заклятья Колдуньи. Точно помню легкий сиреневый наряд - откуда бы, ведь черно-белый телевизор не различал оттенков! Вот и сейчас темные глаза окутаны облаком нежно-сиреневых теней. Определенно - ее цвет. Анна Алексахина похожа... на сирень. Даже в сатирическом «беременном» свадебном платье с подушкой в области талии и восемью кокетливыми бантиками, прикрывающими конфуз, в котором Алексахина играет в «Фредерике Леметре».
- Анна, вы любите сиреневый?
- Одно время очень любила. А потом узнала, что этот цвет предпочитают люди, которые очень ценят свою индивидуальность, - и стала от него отходить. Во «Фредерике» моя героиня говорит другой актрисе: «Вы завидуете моим фиалковым глазам!» - поэтому мне даже купили на премьеру сиреневые линзы. К сожалению, на карих глазах они не очень-то читались как фиалковые.
- На сцене вы все время в платьях с кринолинами, напоминающими цветы.
- Мне очень нравятся женственные линии в одежде. Брюки - это удобно, но, думаю, женщина очень теряет в стиле, отдавая им предпочтение. Я даже дома ношу платья, которые превращаются в домашние из старых выходных.
- А каким было свадебное? (Шестнадцать лет назад Анна вышла за Александра Васильева, актера Театра Комедии. - Авт.)
- Это было не специально свадебное платье - простое белое вязаное. Тогда еще никто не венчался, а официальная церемония меня не вдохновляла. Нам вообще хотелось быть только вдвоем...
Нас познакомил мой однокурсник, который привел Сашу на мой спектакль. Потом оказалось, что он меня уже знал и был влюблен издалека. Я поначалу не обратила на него внимание: поклонников много было. На мой день рождения Саша не появился, но передал огромную коробку из-под телевизора, полную веток сирени. Где он ее достал?! В апреле сирень еще не цветет! Я была абсолютно сражена, и он сразу перешел из разряда поклонников в особую «категорию». А потом мы встречали вместе Новый год, и в какую-то минуту меня вдруг осенило: это МОЙ человек.
- О вас в театральном мире говорят как о редких семейных «долгожителях».
- Актерские семьи - это действительно сложно. Но Саша был постарше, у него уже был брак за плечами, и в силу своего опыта относился к нашим отношениям по-взрослому, хорошо понимал меня. Когда рождается ребенок, женщина обычно оказывается связана по рукам и ногам, а мне так хотелось играть! Муж подменял меня буквально во всем. До сих пор совершенно спокойно оставляю их, уезжая на гастроли. Сама выросла без отца, и только теперь, глядя на отношения мужа и дочери, понимаю, как они для девочки важны.
- Дочка собирается в актрисы?
- Пока не говорит. Но нам бы очень не хотелось. Это профессия, в которой все зависит от случая. В ней часто успех не пропорционален способностям: человек менее одаренный достигает большего просто потому, что попадает «в струю», а личность с мощным потенциалом может себя вообще не реализовать. Здесь тебя все время должны выбирать.
- Вы ощутили волю случая на собственной актерской судьбе?
- Конечно. Она и началась-то со случая. Когда была совсем крохой, шла с няней по улице, подошел человек: «Хочешь сниматься в кино?» Снялась в эпизоде, карточка осталась на «Ленфильме», и время от времени я попадала в разные картины. В «Открытой книге» играла героиню Чурсиной в детстве, и чтобы мы были похожи, мне на щеке ставили родинку. Случайно по фото в десятом классе пригласили на Одесскую киностудию сниматься в «Фотографии на стене» с Дмитрием Харатьяном. Он тоже был школьник, но уже очень знаменитый («Розыгрыш» с его участием стал культовым фильмом). У Димы уже появился звездный лоск, он курил, ему письма поклонников приносили мешками. Я была просто парализована! А он меня не выносил: зажатая, неуклюжая, худосочный ленинградский заморыш, да еще смотрит на него восторженными глазами. Кто бы мог подумать тогда, что мы подружимся и будем ходить друг к другу на спектакли!
Так же случайно меня, второкурсницу, выбрали для съемок в «Американской трагедии», и я провела два незабываемых года в Литве.
Один из недавних подарков судьбы - участие в сокуровском «Русском ковчеге».
- Не страшно было бросаться в омут элитарного авторского кино?
- Было безумно интересно с профессиональной точки зрения. Каждый понедельник (выходной день Эрмитажа) в течение двух месяцев мы последовательно проходили свои эпизоды, причем каждую микросцену «разминал» свой режиссер. Моя героиня - Александра - трагическая фигура, но для Сокурова в первую очередь было очень важно создать атмосферу редких семейных взаимоотношений царской семьи. Драматизм был снят, и сцена решена в светлых тонах.
Параллельно с репетициями для нас проводили экскурсии по музею. Два-три раза с нами репетировал сам Сокуров. Нагрузка у него была невероятная: ведь занято больше тысячи человек. Он поразил меня тем, что ни разу ни на кого не повысил голос. Общение начиналось с того, что он подходил и каждому говорил и благодарил за участие в его проекте. Было ощущение, что именно ты для него необходим - а для артиста это бесценное чувство! Я уже готова была стоять там сутки, что в результате и вышло. Съемка проходила с середины ночи и весь следующий день. Представьте: ночь, пустой Эрмитаж, вид из окон на пустую набережную. Меня охватило мистическое чувство движения времени сквозь интерьеры, что и пытался уловить Сокуров.
- В своем театре вам удалось пережить кардинальную «смену курса». И вы нашли общий язык и с Владимировым, и с Пази.
- Встреча с Владимировым опять-таки была счастливым совпадением: он набирал курс в тот год, когда я заканчивала школу. Для ленинградцев он проводил первый отборочный тур зимой, и я прошла. Потом он взял в театр семь своих студентов (сейчас я осталась одна). Но не все складывалось так безоблачно. Мы были заняты, пока учились, а когда только пришли в театр, образовался вакуум. Ничего нет страшнее пустых дней. Просыпаться не хотелось! Придумала себе какие-то курсы английского языка, ходила хвостиком за завтруппой и умоляла поставить меня хотя бы в массовку. Но потом «ученица Владимирова» - а у него ведь с каждым человеком была своя отдельная история, мини-спектакль, - стала много играть у разных режиссеров. Для актера очень важно много играть, особенно в начале: ведь его формируют роли, он учится быть свободным, а зрители ведь и приходят в театр смотреть на свободного человека и его проявления в разных ситуациях.
Конечно, момент смены режиссера для всех артистов его школы был тяжелым. Тем более что переходный период тянулся довольно долго. В последние годы Владимиров очень плохо себя чувствовал, и в театре возникали какие-то непонятные люди со случайными постановками. Когда на нашем горизонте появился Пази, все восприняли это как спасение. Он абсолютно другой человек и режиссер, более интеллектуальный, он идет как бы изнутри произведения, забирается в самую глубину. Но мы нашли компромисс, и сочетание его видения с нашей привычкой к яркости, открытости театра пошло только на пользу.
- С Фрейндлих довелось поработать?
- Когда я пришла, Алиса Бруновна работала в театре последний сезон, но я даже успела сыграть с ней в одном спектакле. Ирина Мазуркевич ушла в декрет, и меня, третьекурсницу, ввели на роль дочки героини Фрейндлих в спектакле «Пятый десяток». Ужас! Роль совершенно не моя, да еще приходилось встраиваться в спектакль, шедший много лет. Алиса Бруновна меня всячески опекала, делала конкретные замечания и учила, что на сцене не бывает мелочей: зритель все видит, как под увеличительным стеклом.
В этом же спектакле меня учили курить и целоваться. Там в одной сцене мать (Фрейндлих) и ее подруга (ныне покойная дивная актриса Вера Улик) курят, и приехавшая из провинции дочка к ним пристраивается. А мне ну никак было не затянуться! За кулисы прибегала помреж с раскуренной сигаретой, я на лету хватала ее и выскакивала на сцену. А в другом эпизоде должна была поцеловать Дьячкова, игравшего ухажера матери, с которым дочка пыталась завязать роман. Вначале роль репетировала другая артистка, с которой у Дьячкова был долгий страстный поцелуй. Не знаю, как справлялась Мазуркевич, но она была уже опытной артисткой и замужней женщиной, так что наверняка насчет поцелуев было все в порядке. Я же едва чмокала его и отскакивала. За кулисами он обиженно мне выговаривал: «Ну что же это такое, как вы меня целуете!»
- Вот уж эта наука пригодилась! Какая без нее «Интимная жизнь»! (Алексахина с Мигицко, Боярским и Луппиан отпраздновали трехсотый юбилей любимого спектакля. - Авт.)
- Страшно сказать, мы его играем девять лет! Он необычен тем, что, сколько ни проходит времени, не перестает изнутри развиваться. Одна зрительница призналась, что смотрела «Интимную жизнь» семь раз - не скучно! Это как бы отдельная сфера жизни, в которой каждый раз появляются новые нюансы. На премьере мы с Сережей играли совсем другой финал, чем теперь. С этим спектаклем объехали весь мир.
Однажды перед гастролями в Америку у Ларисы заболела мама, и мне пришлось вводиться на ее роль, а на свою пригласить однокурсницу, у которой был заграничный паспорт: через четыре дня нужно было лететь, был подписан контракт. Весь девятичасовой перелет мы с Мишей учили текст. Он жутко нервничал, куда больше, чем я. У меня было просто ощущение прыжка в неизвестность: играть чужую роль, да еще в Нью-Йорке! Все получилось, но больше подобных экспериментов мы не проводили.
В поездках после спектакля мы скорее спешили в гостиницу, чтобы заняться любимой игрой в «показуху»: одни показывают, а другие угадывают пословицы, афоризмы или стихотворные строчки. Как-то приехали в Чехию на фестиваль. Пошли гулять. Городишко маленький, и казалось, что тут все дороги ведут на главную площадь, где стоит театр. Времени до спектакля оставалось в обрез, а тут грянул ливень. Я каким-то прохожим показала на пальцах «усы» троллейбуса, те закивали и махнули рукой в сторону остановки. Мы впрыгнули в троллейбус - и уехали на другой конец города. За пять минут до спектакля мокрые и всклокоченные вбежали в театр, уже никто не смеялся. Потом подтрунивали надо мной: вот как показуха «пригодилась»!
Благодаря «Интимной жизни» мы вчетвером подружились. Ведь в театре, где все построено на соперничестве, очень трудно найти друзей, сводит только работа. Теперь уже настолько «срослись», что вместе ездим отдыхать, вместе отмечаем праздники, даже Новый год.
- С Сергеем Мигицко зрители вас просто «повенчали»!
- Это стало комическим элементом в нашей компании. Дружим семьями, но зрители в это не верят. Часто звонят мне домой и просят его к телефону. Первый раз мы встретились с Сережей в «Снежной королеве», где я играла Маленькую Разбойницу, а он - Атаманшу. Пытались посчитать, сколько спектаклей сыграли в паре: получилось около семнадцати. Мы с Сережей абсолютно разные, но у нас сложился сценический и человеческий дуэт. Нам вместе все время что-то придумывается! Так, во «Фредерике» очень много наших собственных фантазий и экспериментов. Свою роль фактически целиком придумала сама. И Сережин персонаж построен на его неожиданности, индивидуальности, парадоксальных оценках, одесском солнечном темпераменте.
- В финале Леметр говорит, что актеры не в состоянии жить реальной жизнью: «Оставьте нам сцену, мы же вам оставляем весь мир». Можете отнести это к себе?
- Поначалу я ощущала себя прежде всего актрисой. А теперь мне бы не хотелось, чтобы меня полностью идентифицировали с профессией. Прежде всего я - человек. И в том числе - актриса.
P. S. В новом году мы увидим Анну в сериале про гонщиков «На вираже», а также в четырехсерийном фильме «Как в старом детективе», где «фея Сирени» появится уж совсем в непривычном образе женщины, которую подозревают в убийстве мужа, причем не без оснований.
Марина ПОЛУБАРЬЕВА