Две декабрьские премьеры в разных театрах города прозвучали невольным эхом друг друга. В областном театре «Комедианты» Нина Мещанинова поставила «Повесть о Сонечке» Марины Цветаевой, назвав спектакль «Марина! Какое счастье!». А в Театре Ленсовета Инна Аронова инсценировала документальную повесть Тамары Петкевич «Жизнь – сапожок непарный».
Оба спектакля – поклон Марине Цветаевой, оба – женский взгляд на женскую долю, на характеры и судьбы героинь, прочно вписанных в исторический контекст. Их «чужая молодость» выпала на полную испытаний первую половину XX века. Жизнь испытывала женщин на мужественность.
Авторы обоих спектаклей ведут повествование от первого лица, от автора, который вспоминает пережитое. Но на этом, пожалуй, сходство и кончается. Нина Мещанинова, влюбленная в цветаевскую «Сонечку» еще со студенческих лет, так погружена в судьбу героини, что, наверное, уже и докторскую диссертацию могла бы защитить. Но деликатно остается в стороне, лишь слегка обрамляя прозу стихами, позволяя действию идти своим ходом. На сцене артисты, поэты, художники – стайка романтиков на излете Серебряного века в обстоятельствах холодной и голодной Москвы 1919 года.
Дуэт Сонечки Голлидэй и Марины Цветаевой сыгран-прожит Марией Смольниковой (актрисой московского театра «Школа современной пьесы») и Екатериной Культиной с полным сочувствием к героиням, чья молодость пришлась на эпоху перемен. В их речи и пластике сотни тире и восклицательных знаков, столь свойственных Цветаевой и ее стилистике. За сюжетом, который вполне мог бы уместиться (и умещался!) в стихотворение – про столь забывчивых и незабвенных, – возникает время. Тот страшный год, когда «возвышены Бедою, / Ты – маленькой была, я – молодою».
Погружение в далекую, увековеченную стихами эпоху происходит как бы само собой оттого, что актрисы ведут рассказ не об истории большой страны, а о попавших в водоворот юных женщинах, не успевших еще со своими судьбами разобраться. Призвание, любовь, встречи и разлуки... А за порогом – полная неизвестность. Однако уже понятно: все их сапожки будут непарными.
Тамаре Петкевич, автору широко известной и, казалось, всеми уже прочитанной документальной повести «Жизнь – сапожок непарный», не раз предлагали инсценировать или экранизировать ее. На все предложения она отвечала отказом. Опасалась профанации, не хотела быть неправильно понятой и поверхностно прочитанной. Она написала книгу необычайно искреннюю, исповедальную, глубоко лиричную, отразившую время и человека, угодившего в самое пекло обстоятельств 1930 – 1950-х. Рассказала о том, как происходило «воспитание чувств», как формировалась личность. Едва ли она мечтала, чтобы суровая школа жизни на сцене или на экране превратилась в слезливую мелодраму.
Возможно, Театр Ленсовета тоже не мелодрамой прельстился. И к тексту подступил даже с известным пиететом.
Автор инсценировки и режиссер Инна Аронова совершенно справедливо вывела на сцену двух героинь. От них мы вправе ожидать широкого взгляда на персонажей и обстоятельства. Дарья Циберкина играет Тамару в юности, ту, чья «школа мужества» начинается как раз в момент, когда в Елабуге обрывается жизнь Марины Цветаевой. Школьница, студентка, окруженная вниманием мужчин и замеченная недремлющим оком НКВД.
Наталья Немшилова ведет повествование от лица Тамары — нашей современницы, написавшей книгу о том, «как это было», женщины, с высоты горького опыта стремящейся поделиться наболевшим. Однако проследить крутой маршрут – от юной наивности до мудрой и великодушной зрелости – не удается. Две судьбы в одну не сплетаются, и даже драматического напряжения между этими полюсами не возникает.
Торопливый и сбивчивый пересказ романа в жанре литмонтажа, реплики, распределенные между многочисленными персонажами, – все это из какой-то другой оперы. Душещипательная история вместо душевного познания мира и себя, сатирическая буффонада вместо трагической картины ада ГУЛАГа... За три часа (и два акта) добраться до конца повествования так и не удается, и действие обрывается буквально на полуслове. Тем, кто с первоисточником не знаком, едва ли суждено понять, что же такого особенного в героине и людях, ее окружавших. Мужчины (будь то следователь, стукач или врач), едва завидев Тамару, тут же начинают объясняться ей в любви. Женщины ревнуют и строят козни... Главный учитель ее жизни – режиссер лагерного театра Гавронский – выглядит фигурой комической, а театр ГУЛАГа похож на школьный драмкружок...
«Марина! Какое счастье!» – восклицает Сонечка при встрече с Цветаевой. Тамаре Петкевич счастье нечасто доставалось. Вот и на сей раз ее крик души не расслышали, исповедь прочитали в длину, а в глубину не заглянули, скользнув по поверхности равнодушным взглядом. Счастьем автора опять обделили. Читатели обычно дарили ей в утешение башмачки – фарфоровые, стеклянные, вязаные, из папье-маше... И всегда – непарные. Видно, это судьба.
