Top.Mail.Ru

ДРУГИЕ СЕСТРЫ

Ирина Калинина,- Интернет-журнал "Musecube", 2014, 6 февраля

«Шедевр в области поэзии скуки и пошлости житейской» - так после просмотра премьеры, состоявшейся в 1901 году, описал пьесу Чехова «Три сестры» известный театральный критик того времени Николай Осипович Ракшанин.

Начиная с этого момента и на протяжении всего 20 века интерес к этому произведению не только в России, но и во всем мире возрастал: к «Сестрам» обращаются такие блестящие режиссеры как Владимир Иванович Немирович-Данченко и сам Константин Сергеевич Станиславский, Георгий Александрович Товстоногов, Юрий Петрович Любимов, Эрвин Аксер и Лоуренс Оливье. Каждый из них открывал в драматургии Чехова новые грани, созвучные своему времени. Она остается актуальной и в XXI веке.

Больше ста лет прошло с момента первой постановки одной из самых известных чеховских драм, но и сейчас ту же характеристику можно смело применить к современному спектаклю режиссера Юрия Бутусова, представившему «Трех сестер» на суд зрителей 3 февраля на сцене театра им. Ленсовета. Видение чеховского сюжета главного режиссера театра настолько далеко от привычного классического, что некоторые покинули зал еще во время первого действия, не дождавшись антракта. «Просто это не Чехов. Хочется ходить на классику, на нормальные спектакли с хорошей режиссурой» - делится впечатлением одна из зрительниц. «Эта музыка, которая наводит на сумасшествие» - вторит ей другая.

Режиссуру Юрия Николаевича Бутусова, двукратного обладателя премии «Золотая маска», Высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит», премии им. К.С. Станиславского, назвать плохой никак нельзя, однако «Три сестры» действительно «не нормальный» в привычном смысле этого слова спектакль. Иногда создается впечатление, что театральная сцена пропадает, а ее место занимает экран кинотеатра, на котором идет фильм в стиле артхаус: «другое кино», «кино не для всех». Новой постановке действительно присущи все особенности этого жанра: после просмотра зрители также испытывают «культурный шок». Здесь есть и болезненный самоанализ, и мазохизм, доходящий до настоящего мастерства, и безудержное желание вырваться из опостылевшей жизни без смысла и цели, желание, которое так и не переходит в действие. Так же, как и кино в стиле артхаус, постановку Бутусова нужно не просто смотреть, необходимо всем существом переживать происходящее. Однако все ли готовы пропустить через себя поток мрака, без малейшей надежды на «свет в конце тоннеля»?

Несмотря на превосходную игру актеров, а может быть, и благодаря ей, спектакль выдержать действительно сложно - такая безысходная тоска волной выплескивается со сцены вместе с брызгами шампанского, которым поливает себя в безумном припадке торжества подполковник Вершинин (Олег Андреев). Безнадежности столько, что в ней того и глядишь захлебнешься. С первых минут черная тягучая желчь отчаяния медленно наполняет воздух зала. Вынести такое под силу не каждому.

То, что спектакль приняли не все, не расстраивает режиссера, ведь работы Бутусова, вкладывающего в каждую постановку часть собственной души, отличаются самобытностью: «Любой хороший спектакль - это исповедь человека, который его создает. Если нет исповедальности, этот спектакль не имеет для меня ценности вообще. Начинается, скорее всего, обслуживание зрителя, а театр это ведь не сервис, верно?» - говорит Юрий Николаевич.

Об игре актеров хочется сказать отдельно. Сто двадцать пять лет назад В.И. Немирович-Данченко в своей книге «Рождение театра» писал: «...В пьесе Чехова никак нельзя, чтобы актёр жил только теми словами, которые он сейчас произносит, и тем содержанием, которое по первому впечатлению в них заложено. Каждая фигура носит в себе что-то невысказанное, какую-то скрытую драму, скрытую мечту, скрытые переживания, целую большую - не выраженную в слове - жизнь. Где-то она вдруг прорвётся, - в какой-то фразе, в какой-то сцене. И тогда наступит та высокохудожественная радость, которая составляет смысл театра». Актеры Бутусова работают на сцене именно по этому принципу: так много жизни своих героев, так много их личной истории, драмы они вобрали в себя.

 

По воспоминаниям Станиславского, Чехов считал свою пьесу комедией, веселым водевилем и огорчился, когда и артисты, и режиссеры восприняли ее как драму, некоторые, слушая ее, плакали. После новых «Сестер», поставленных в театре им. Ленсовета плакать не хочется - на это просто нет сил. Хочется одного - чтобы тебя, выпотрошенного, опустошенного, обнял кто-то очень родной и сказал, что все будет хорошо.
Ирина Калинина