Театр имени Ленсовета показал премьеру спектакля молодого режиссера Андрея Корионова «Дракон» по пьесе Евгения Шварца. Корреспондент «Культурной столицы» не ждал сценического шедевра, но и масштабов бедствия тоже не предвидел.
Стащив накануне премьеры с полки запылившуюся книжку Шварца и открыв ее на «Драконе», автор этих строк испытал настоящий шок. Пьеса, казавшаяся по памяти устаревшей, посвященной конкретике сталинской эпохи, оказалась буквально репортажем из современности. Не то чтобы кто-то из сегодняшних политических фигурантов тянул на трехголового Дракона (или хотя бы одну его голову) - но кандидатов на роли малосимпатичных функционеров Бургомистра и Генриха или симпатичного, но слабого интеллигента Шарлеманя хоть отбавляй. В какой-то момент пьеса и действительность смешались в голове вашего корреспондента. Вот этот садовник, который учит цветочки львиного зева кричать «Ура президенту!», он из числа инноваторов, тусовавшихся летом на Селигере? А речи Шарлеманя о том, что кровожадный дракон жизненно необходим городу: ведь он защищает от других драконов, - разве не произносил их давеча телеведущий Владимир Соловьев? А как Лужкова снимали, а все его вчерашние друзья от него отвернулись - это было на самом деле, или Шварц написал? А историю про червяка на тарелке тверского губернатора? Ну ее-то точно сочинил Шварц. Какой смелый и осведомленный автор! В сцене, когда рыцарю Ланцелоту, вызвавшему на бой Дракона, городской совет вместо копья выдает справку, что копье находится в ремонте, он, кажется, подпускает намек на историю с внезапной реконструкцией Триумфальной площади, облюбованной «несогласными».Чудовищным усилием воли удалось привести себя в порядок: нет, драматург ни на что не намекает, он умер в 1957 году, а «Дракона» писал и того раньше - во время Великой Отечественной. Шварц не намекает, он просто, к сожалению, не устаревает. Ох, какой боевой спектакль можно было закатить по этой пьесе! Благо, материала для режиссерских и актерских наблюдений предостаточно: и страх найдется, и лизоблюдство, и беззастенчивая ложь, и глупость, и склонность к доносу. Располным-полна коробушка.Художник спектакля Ирина Долгова тем временем дает интервью каналу «Культура» и объясняет, что стремилась «создать объемные костюмы, имитируя 3D». Свои идеи художница явно черпает из другой какой-то коробушки, они к тому же странные: отродясь артисты носили объемные костюмы, даже ничего не имитируя, плоских костюмов не бывало. 3D оказалось модным дефиле во вкусе подтанцовки Филиппа Киркорова - белые балахоны с люрексом, пиджаки из лоскутов кожи, длинные кожаные робы с массивными цепями, причудливые шапки в форме опухоли мозга. То ли «Стар-трек», то ли какое-то космическое садомазо. И ведь есть же у спектакля режиссер - Корионов, который мог бы мягко, не обижая художника, отвергнуть эскизы, обиняками провести мысль, что в приличных театрах так не носят, что он ставит не антрепризный мюзикл, что кожаные штаны и прочие «блестючие» шмотки этой пьесе не идут. Но, кажется, Корионову нравится. Он одобрил и декорацию в том же простодушно-футуристическом духе. Сцена заставлена огромными прозрачными цилиндрами, похожими на лифтовые шахты или трубы пневмопочты. Толку от них по ходу спектакля почти никакого, но, во-первых, они выглядят внушительно (и гармонируют с кожаными штанами), во-вторых, занимают очень много места, так что артистам практически негде играть. Это, видимо, художник Долгова делает режиссеру Корионову ответную услугу. Если кто спросит, почему в спектакле такие примитивные мизансцены, сводящиеся, по сути, к поочередным эстрадным выступлениям героев и их дуэтов лицом к залу (массовка бегает на заднем плане «ручейком» между цилиндрами), так режиссер ответит: а у меня не помещается. А-а, ответит собеседник, и всё поймет.Труднее понять, что вообще Андрей Корионов хотел сказать своим спектаклем. Еще труднее рассуждать об этом и не оскорбить артистов. Театр Ленсовета переживает тяжелый период: и актерам слишком в последнее время доставалось от прессы. Именно через артистов режиссер выражает свои идеи, и, критикуя режиссуру, мы невольно задеваем актерские самолюбия, заставляем их горевать о неуспехе проделанной работы. Хочу сказать, что актерский класс труппы в «Драконе» виден, и артистам не о чем печалиться - несмотря ни на что, они выглядят достойно. Сергей Перегудов, играющий рыцаря Ланцелота, вообще овладел редким даром отторгать плохую режиссуру. То, что от него требуется, Перегудов играет: что Ланцелот сначала слаб, не знает жизни, категоричен в оценках и необаятелен, в финале страшен, зол, упоен властью и заточает врагов в прозрачные цилиндры. Перегудов транслирует сценический текст, но предельно отстранен, как будто играет тело, а душа ждет в гримерке. При всем восхищении талантом Сергея Мигицко так работать Мигицко не умеет - привык на сцене выкладываться на полную катушку. Из предпремьерных интервью режиссера было известно о решении показать в спектакле сложную и противоречивую личность Дракона, который, оказывается, не только палач и кровопивец, но еще и отец родной, и творческая натура. Как и следовало ожидать, недвусмысленный текст Шварца мешает режиссеру поставить этот сомнительный опыт. У Мигицко получается грустный клоун, скандалист и бузотер с потаенной печалью в глазах. Он славный «летун-хлопотун», немножко нервный, но добряк - выходит на сцену с маленькой девочкой и рассказывает ей сказочку. Ни на какие убийства такой миляга неспособен - режиссеру приходится юлить: скажем, в сцене с кинжалом (Дракон подглядывает за встречей Эльзы и Ланцелота, Эльза по приказу Дракона должна убить рыцаря отравленным клинком) артист перевоплощается в строгого театрального репетитора, наблюдающего за игрой дебютантов и делающего замечания. А как иначе оправдать Дракона? Только переведя его зверства в игрушечно-понарошечную плоскость.Зато в сцене смерти поверженного Ланцелотом Дракона мы, видимо, должны сострадать чудовищу всерьез. Почему бы нет? Можно и Сталину, несмотря на все его преступления, сострадать: он страшно умирал. Сострадание - в известных дозах - развивает душу. Но у режиссера Корионова вместо сострадания цирк. Мигицко пытается разбить зрителю сердце, а тут к нему подскакивают гадкие горожане, бывшие раболепные поклонники. Кто-то хочет спереть деталь одежды, кто-то желает фото на память. В довершение цирка Мигицко принимается петь песню. Каюсь, прежде не слышал этого произведения - песня Кати Семеновой «Пони - тоже кони». Говорят, это гимн фанатов мини-футбола. «А пони - тоже кони, / И он грустит в загоне. / Ему б в лихой погоне / Кого-нибудь спасти, / Чтоб друг его счастливый / Потом погладил гриву, / Всё это снится пони, / И пони грустит». Всё смешалось в спектакле Андрея Корионова: пони, кони, драконы, Шварц, Катя Семенова. Кто-нибудь, порадуйте Катю - народный артист Мигицко учил ее песню наизусть. После этого дальше рассказывать не хочется. А можно рассказать и про Шарлеманя - Евгения Филатова, великолепного ансамблевого актера, которому режиссер пытается занять руки: то даст сачок, то банную шайку. Но Филатов руки всё равно протягивает в пространство, словно пытаясь найти партнеров, сформировать взаимодействие, мизансцену. Тщетно. Можно посочувствовать молодой актрисе Дарье Циберкиной, отчаянно ищущей в роли Эльзы нерв и трагическое звучание, но тонущей в общем нестройном хоре. Можно пожалеть об Александре Сулимове, который отлично играет Бургомистра во вдумчивой психологической манере, и всё бы было здорово, но в этой манере эту острогротесковую роль играть нельзя. Особенно когда никто из партнеров не поддерживает твоих манер. Можно удрученно поведать, что одного из лучших молодых актеров Петербурга Олега Абаляна в роли Кота режиссер скрючил в три погибели: Абалян ползает на карачках и мяучит. И это в Театре Ленсовета, где даже в самые непростые поры звери из «Бременских музыкантов» не гнули спин. Но тут есть риск удариться в воспоминания. Роман Баранов (Генрих), одетый и намакияженный, словно делегирован на «Евровидение», даже в таком виде очень похож на отца - Евгения Баранова. Всплывают в памяти легендарные «Люди и страсти» Игоря Владимирова, в которых юный Евгений Баранов был занят в роли паренька из гитлерюгенда: о, как лаконично и как много в том спектакле было сказано о страхе и доносительстве! И там тоже танцевали, но в минуты драматического напряжения, развивая и доводя до кульминации найденные образы. Претенциозная хореография Игоря Григурко в «Драконе» ничего не развивает, она сугубо декоративна и доведет только до оскомины. А уж «лирическая музыка», звучащая с фонограммы, вызвала бы у Владимирова бешенство - безликий ресторанный «фончик» для пищеварения, медленных танцев и приобретения презервативов. Про совместное исполнение Драконом и Ланцелотом вокального номера «Третий должен уйти» промолчу: слов нет.
Молодым режиссерам, конечно, свойственно ошибаться, но не стоит ли проявлять больше ответственности и вдумчивости? Не браться за материал, который не можешь поднять. Не пытаться шокировать публику рискованными идеями, которые не можешь убедительно доказать или хотя бы внятно рассказать. Не втягивать в свои спектакли актеров, если тебе нечего им предложить. Андрей Корионов вырос в Средней Азии, в некоторых тамошних театрах (я не имею в виду ни Бишкекскую драму Владислава Пази, ни грандиозный ташкентский «Ильхом») культивируется принцип «зрелища для чайханы» - с танцами и блестками. Петербургу такой театр не нужен - по крайней мере, на академических сценах. А еще на примере Андрея Корионова можно напомнить, как легко расточить авансы. «Лето, которого мы не видели вовсе» и «Записки провинциального врача» были талантливыми, хотя и весьма несовершенными спектаклями, но мы хвалили их взахлеб, чтобы окрылить молодого художника. Художник окрылился на «Сирано де Бержерака» в «Приюте комедианта»: режиссура была плоха, но многие рецензенты смолчали. Потом Корионов вернулся с постановки в Новосибирске с такой ругательной прессой, что даже не верилось глазам: а еще говорят, самые злобные критики живут в Питере. После «Дракона» лавочка закрывается, кредит доверия исчерпан. Покойный руководитель Театра им. Ленсовета Владислав Пази редактировал неудачные постановки молодых, помогал, доводил спектакли до ума. Если нынешнему художественному руководству театра недосуг заниматься подобными вещами, следовало хотя бы с большей придирчивостью оценивать спектакли, выпускаемые в репертуарный прокат. Пони - тоже кони, но далеко на них не уедешь.
Андрей Пронин