На премьеру «Фальшивая нота» по одноименной пьесе современного французского драматурга Дидье Карона, выпущенную Владимиром Петровым в Театре имени Ленсовета, лучше брать билеты в первые ряды партера. Материал таков, что невероятно важны мельчайшие нюансы: взгляды, интонации, мимика, жесты.
На сцене блестящий дуэт — Артур Ваха и Семен Стругачев. В полной мере насладиться их кропотливой работой лучше с максимально близкого расстояния (и здесь, возможно, стоит посетовать, что спектакль выпущен не на малой сцене, где чувство сопричастности охватывало бы публику всецело). Эти двое впервые заняты вместе в одном спектакле. Их очевидную непохожесть во всем, начиная с актерской школы и способов работы над ролью и заканчивая совершенно разной психофизикой, постановщик Владимир Петров использовал во благо. Ваха в образе маэстро Миллера, известного дирижера и скрипача — высокий худосочный меланхолик, преисполненный собственного достоинства. Стругачев, играющий якобы назойливого поклонника Динкеля — низкорослый, полноватый, елейный, суетливый толстячок. Оммаж великим датским комикам Пату и Паташону.
Впрочем, коллизия такова, что по ходу пьесы герои фактически меняются ролями, социальными и психологическими, а актеры — темпераментом. Ситуация незаметно, реплика за репликой, переходит из смешной в страшную, а зритель незаметно для себя цепенеет до мурашек. Напряжение нарастает постепенно, медленно — как в тексте, так и в актерской игре. Классическая музыка, кропотливо подобранная Петровым из популярных или редких композиций, то расслабляет и убаюкивает, то тревожит и хлещет наотмашь. Сценографическое решение, придуманное Петровым с художником Марией Брянцевой, образует замкнутый круг, из которого персонажи никак не могут вырваться — ни за время судьбоносной встречи в Женеве в 1990-е годы, ни за всю свою жизнь, на ход которой они оба повлияли — один невольно, другой намеренно. «Уши» разгорающегося на наших глазах конфликта «растут» из трагических 1940-х, из ужасов гитлеровской Германии, когда такая, казалось бы, мелочь, как случайно взятая фальшивая нота, могла стоить человеку жизни.
По признанию режиссера, чем больше он работал над этой пьесой, тем больше она его увлекала, хотя изначально он просто принял предложение театра и согласился с выбранным материалом. Нацистская тематика, антивоенный спектакль, который можно играть к памятным датам, звездный состав исполнителей — дело благое и благодарное. Но Петров взглянул на тему масштабнее, а на проблематику — под иным, более актуальным, углом. За изначально детективной и весьма гнусной ситуацией встает подлинная драма жестокой кары и антифашистского пафоса. Обнажается глобальный гуманистический конфликт, непростая этическая дилемма: станешь ли ты лучше от того, что сделаешь кому-то хуже? Получишь ли свою сатисфакцию от морального уничтожения человека, добившегося больших высот?
Создатели спектакля не читают морали, не вешают ярлыки: хороший — плохой, добро — зло... Петров оставляет финал открытым, а героев — в смятении. И такая режиссерская трактовка гораздо шире и многограннее, чем изначальная авторская.
Мария Кингисепп
