Актриса, телеведущая и колумнист HELLO! Рената Пиотровски поговорила с исполнительницей одной из главных ролей в сериале "Чистые" о красоте, отношении к Петербургу и мечтах попробовать себя в режиссуре.
Диана, «Чистые» — наверное, главная премьера лета. И ты в этом проекте сыграла куртизанку. Согласилась на роль без колебаний?
Когда меня предупредили об обилии откровенных сцен, в которых нужно сниматься, я не испугалась. Во-первых, у меня уже был такой опыт в кино. Во-вторых, это определенный актерский вызов. Было интересно. Сценарий написан круто и захватывающе, нет ни одной сцены обнажения просто ради обнажения. А когда узнала, что режиссер — Николай Хомерики, стало ясно: это не будет грязно, будет красиво.
Диана Милютина и Рената Пиотровски (в Ra&Lly)
Но одно дело обнажиться, а совсем другое — сыграть проститутку…
Думаю, каждая женщина, выбравшая такой путь, переходит определенную грань, и происходит профдеформация. Наверное, как и в любом деле, в какой-то момент начинает действовать автоматически. Я сосредоточилась на том, что играю не просто проститутку. У моей героини есть цель, мечта, она остается чистой душевно, отстраняясь от происходящего. В обычной жизни она играет неприглядную роль и старается относиться к этому максимально безэмоционально.
Сериал называется «Чистые» — что за двойное дно у истории про бордель?
Они чистые, по сравнению с девушками из открытых публичных домов, где платят копейки и бьют — в то время таких домов было много и от этой репутации невозможно было отмыться. А в доме, где живут наши героини, никто не знает, что они проститутки. Мужчины платят большие деньги и просят встреч, потому что думают, что получат взамен любовь и настоящую страсть, ведь наши девушки дарят им надежду на искренние чувства. Чистые — значит без «истории». Но если копать еще глубже, то это и про попытку, запятнавшись физически, остаться с чистой душой.
Снимал сериал Николай Хомерики — режиссер, которому удается существовать и в авторском, и в коммерческом кино. Насколько он позволяет актерам экспериментировать на площадке?
Я счастлива, что мне удалось поработать с Николаем. Он дает полную свободу импровизации. С ним актер сосуществует в диалоге. И в итоге все живут одной общей идеей, предлагают, обсуждают, выстраивают — и слов не надо. «А можно…?» — «Да!» — «А если…?» — «Супер». И, как дуновение ветра, все чувствуют настроение Николая, все смотрят в одну сторону. А это на самом деле редкость. Чаще отношение такое: «Все написано же — текст выучи». Причем в «Чистых», несмотря на все позволенные режиссером вольности, из уважения к автору, Александру Родионову, мы учили в тексте каждую букву, потому что этот витиеватый слог завораживает.
«Чистые» снимали в Санкт-Петербурге — твоем родном городе. Родные стены помогали?
Мне было комфортно. После энергетически сложных сцен я приезжала домой абсолютно вымотанная, без сил, и меня встречала с ужином мама. Период был насыщенный, ведь параллельно я выпускала спектакль к 90-летию Театра им. Ленсовета.
А вообще с Питером у меня связано много эмоций: я тут выросла, училась в РГИСИ, ходила на танцы, в спортшколу… Гуляя по городу, бывает, погружаюсь в какие-то юношеские флешбэки — и хочется плакать. Любимый Питер давит на меня воспоминаниями. А вот в Москве у меня все хорошо, потому что такого прошлого нет. Питер — город, который я очень люблю, но мне нужно из него уезжать, чтобы отдохнуть и соскучиться.
На Диане и Ренате: Ra&Lly
Москвичи едут в Питер за размеренностью и культурой, а питерцы зачем едут в Москву?
За движением и оптимизмом. В Петербурге один из самых высоких показателей по количеству самоубийств, у этого города тяжелая энергетика. Но именно эта гнетущая атмосфера помогла мне создать образ куртизанки, свести все к одной доминанте.
Ты очень органично смотришься в исторических драмах, и история «Чистых» происходит в начале XX века. Чем тебе этот жанр интересен как актрисе?
Не хочется быть ряженым — хочется создавать историю про людей. Дмитрий Иосифов, с которым я работала в первом моем большом историческом проекте — «Екатерина. Самозванцы», сказал мне важные слова: «Во-первых, не пойте, ставьте точки. А во-вторых, помните, что вы играете человека здесь и сейчас — костюмы другие, речь другая, но проблемы и волнения те же». Историческое кино — не представление в стиле «извольте, батюшка» и не персонажи в костюмах.
Кстати, о костюмах: а в обычной жизни ты любишь наряжаться? Следишь за модой?
Еще как! Я всегда за комфорт, потому что все время в движении, на бегу. Но и «нарядиться девочкой» мне интересно. И я бы с удовольствием снялась в каком-нибудь кино вроде «Красной королевы» о Регине Збарской.
Ты как-то сказала, что не боишься быть некрасивой и смешной на экране. А что для тебя, женщины действительно красивой, значит быть некрасивой в кино?
Красота — понятие субъективное. Я в детстве считала себя страшной, а мама говорила, что я очень красивая, самая лучшая, самая любимая, что все у меня получится. Но красота не всегда была в плюс: в институте мне говорили «ты красотка», подразумевая, что я не могу играть характерные, смешные роли. Так что роли страшных монстриков мне в итоге стали интереснее, чем образы красоток. Помню, дали мне задание на курсе — сыграть корову, и эта роль коровы, где я выбегала с выменем, — это было так здорово! Я знаю, что могу в кадре быть красивой, но надо ли постоянно об этом кричать? Если кричать — то надо было идти в фотомодели. А актерская профессия — она про нутро, про умение перевоплощаться. И сыграть некрасивость или болезнь — это челлендж.
Знаю, что твоя яркая внешность и талант в детстве нравились не всем — и ты столкнулась с буллингом в школе. Как эта ситуация на тебя повлияла? Научилась защищаться?
Это была история не про внешность, а про некую концентрацию «привилегий»: у меня есть классный старший брат, а бабушка в моей же школе работала учителем — то есть я учительская внучка, у меня есть партнер по танцам, я приезжаю с соревнований с кубками, медалями. И никто не понимает, какой кровью эти медальки даются. Не понимают, что я в выходные танцую на соревнованиях, а в понедельник прихожу в школу учиться — с кругами под глазами от усталости и автозагаром, который не оттирается, потому что он на спирту. А все думают: вот она зараза, с мальчиком плясала в красивом платье! Помню, как мне устроили настоящий бойкот, причем по инициативе моей лучшей на тот момент подруги. Что ж, пришлось мне общаться с мальчиками. Мама сказала: «Поменяешь школу — покажешь им, что сдалась, что тебе больно, обидно. А ты ходи как ни в чем не бывало и не обращай внимания». И я пережила. И поняла, что не боюсь.
А в кино ты чего-то боишься? Сравнения, например, не обижают? Вот эти: «Диана, вы так похожи на Светлану Ходченкову!».
Светлана — классная, разная, может быть и красивой, и нет, и королевой, и замарашкой. Так что мне не обидно, когда сравнивают, но и не льстит. На танцах нас учили: у каждого должен быть кумир, чтобы было к чему стремиться. А у меня нет кумира в профессии. Мама меня так воспитала — я одна такая.
А кочевая жизнь артиста, разъезжающего по разным городам, — это плюс или минус профессии? Перелеты, поезда, гостиницы…
А я именно о такой жизни всегда и мечтала! Я с детства приучена к такому режиму: школа, дом, танцы, школа, дом, танцы… Когда в 2020-м всех закрыли на карантин, я в панике металась и не знала, куда себя деть. Когда у меня нет работы, мне тяжело. Да, бывает, силы покидают, когда четыре месяца параллельно идут съемки и выпускается спектакль. Но в минуту слабости я говорю себе: «Ты же об этом и мечтала — радуйся! Потом работы может и не быть — и тогда поспишь, почитаешь, погуляешь».
При такой занятости у тебя нет проходных проектов. Твой агент ведет тебя, советует, рекомендует — или ты сама выбираешь, где сниматься, а где нет, полагаясь на актерское чутье?
Я хожу на все пробы, читаю весь материал, который мне присылают. И все, что предлагают агенты, читаю. Потому что никогда не знаешь, где найдешь свою роль. Мне кажется, в итоге каждый проект — это судьба. Случилась «Черная весна», где я познакомилась с Сережей Тарамаевым и Любой Львовой, из этого знакомства вырос и «Фишер». А агента своего нужно просто найти. Я уже пять лет с Еленой и Олей Катковыми — и сначала все шло не гладко. Я была уверена, что умею все и подойду везде, они же — не знали, что со мной делать. В итоге меня отпустили в свободное плавание — а я оскорбилась. Ушла, пообщалась с другими агентами, поспрашивала, повстречалась и… вернулась. «Теперь вы — мой осознанный выбор, я выбираю вас». Надо найти своего агента, перестать метаться и психовать — и внутренне довериться этому человеку. И тогда дело пойдет.
А на площадке ты можешь психануть?
Спорт научил меня держать эмоции при себе. Я не конфликтую и дверьми не хлопаю. Даже если партнерша, не умеющая фехтовать, шпагой глаз чуть не выколола! (Смеется)
Одна из ярких твоих ролей — в «Фишере». Не каждый артист готов взять на себя такую ношу…
Жесткая история, а я еще и суеверная, в детстве много болела… Перед съемками пошла в церковь, спросила совета у батюшки и решила, что смогу абстрагироваться: это история про нее, а не про меня. Это моя профессия — и не такие истории люди в кино рассказывают!
Ты и в театре активно играешь. Лет 10 назад актеры часто забрасывали театр ради кино, а сейчас это почти дурной тон — все стремятся играть в театре. Почему?
Я считаю, что актер должен быть синтетическим, он должен успевать все и овладевать всем. А театр и кино — это как папа и мама: нельзя сказать, кого ты больше любишь.
Но активно совмещать, мне кажется, получается только у молодых…
Съемки «Чистых» шли одновременно с выпуском спектакля, где у меня главная роль. И взрослый артист Театра им. Ленсовета, мой друг Александр Новиков, сначала посоветовал отказаться от кино. А на утро… передумал. Старшее поколение актеров осознало, что сниматься в кино — это круто и тоже важно, а наше поколение убедилось, что кино без театра — тоже не выход. Все понимают, что театр — это постоянная практика. Каждый день репетиции, выход на сцену к зрителю, живые эмоции, которых в кино просто нет… И эта энергия манит и питает.
Какая твоя любимая роль в театре? Лидия в «Бешеных деньгах»? Наденька в «Обыкновенной истории»? Снежная королева?
Люблю их всех! А еще — Оливию в «Двенадцатой ночи» Шекспира и Эльмиру в «Тартюфе». Это был мой первый спектакль Романа Кочержевского, с которым я продолжаю работать и сейчас. Он сразу доверил мне «взрослую» роль, я пришла в театр играть не девочек, но женщин — и теперь мне доверили Лидию в «Бешеных деньгах» — спектакле, которым 90 лет назад открывали наш театр. Роль классная — про сейчас. Получилось гармонично — и не нафталин, и не кричаще модно.
В 25 лет ты сказала, что хочешь попробовать себя в режиссуре! В таком возрасте это очень смело! Тебе уже есть что сказать миру?
Мне с детства нравится ставить хореографию, придумывать истории. Но я еще маленькая, режиссер — это после 30 как минимум. Во-первых, для начала я хочу реализоваться как актриса. Во-вторых, я должна накопить жизненный опыт, пожить и понять, про что я буду снимать кино, про что я хочу рассказать. И я иду к этому маленькими шажками. Есть, например, идея сделать в театре пластическое высказывание — самостоятельную работу на камерной сцене. Для меня яркий пример человека, который как режиссер умеет работать филигранно, — Сергей Владимирович Гинзбург. Он горит, он заряжает, и каждая его сцена — не проходная. И мне хочется к чему-то такому прийти, чтобы заряжать людей тем, что меня волнует.
Думаешь, эта способность заряжать зависит от возраста?
Не зависит, но я пока не являюсь таким авторитетом, чтобы пригласить взрослых артистов к себе в постановку и говорить им, что делать. Пока я не имею на это права. И надеюсь, что когда-нибудь вырасту, выучусь (а учиться надо!) — и все смогу!
Фото: Иван Пономаренко