ДЕТИ ПОБЕЖДАЮТ ТРАГИКОВ

 
И в этой трясине есть юный принц Гамлет, которого играет здесь Лаура Пицхелаури. Вспоминать Сару Бернар и Аллу Демидову, впрочем, не имеет смысла, как и вычислять возраст принца. Этот Гамлет – вовсе не андрогин, он может быть юношей, а может – девушкой. Парадное одеяние принцессы, коротенькое платьишко, вытащенное из сундуков прошлого века, джинсы и футболка унисекс с современной улицы... Любое дитя «вывихнутого века», одинокое, брошенное на произвол судьбы, на заклание все теми же традициями, пока еще не сознающее, что «юность – это возмездие». Но которому, помимо воли, придется это осознать. Быть может, потому, что количество грехов уже просто зашкалило за допустимую норму, и нужно что-то делать. А, может, просто потому, что явился таким живым и почти теплым призраком любимый папа (Виталий Куликов), и детская обида на мать вырастает до глобальных размеров, до желания «все утопить». Но если в давнем и не менее значимом одноименном спектакле Някрошюса Призрак – Владас Багдонас замораживал и завораживал сына местью, то Призрак, играемый Куликовым, так часто отводит руку Гамлета с уже занесенным мечом. И, подхватывая на руки, уносит свое дитя подальше от грехов. Хотя совсем не против их искупления...
 
Хрупкий, почти бестелесно-прозрачный Гамлет – Пицхалаури: неверная, «расфокусированная»какая-то походка, усталый хрипловатый голос. Как сложно, как страшно, как не хочется повышать интонации, чтобы включиться в диалог, доказать, отстоять свое мнение. Это невозможно: одиночество Гамлета здесь тотально и неотвратимо. Порой вокруг не люди – монстры, уроды, маски. Дебильноватые Розенкранц (Всеволод Цурило) и Гильденстерн (Сергей Волков), способные только выпучивать глаза и недоуменно раскрывать рты.
 
Красные воспаленные глаза Полония (Олег Федоров), набеленное лицо почти неживой Гертруды (Евгения Евстигнеева), пропадающий в черноте взгляд Клавдия – Перегудова, жуткая белая маска вместо лица у лже-Офелии (Федор Пшеничный). Эта громадная «девушка»-кукла только и может, что утыкаться головой в книгу, механически произнося заученные реплики. Настоящая Офелия (Юстина Вонщик) появится ближе к финалу, когда будет уже слишком поздно. Да и вообще все эти парики, гримы и маски теряют смысл тогда, когда человек переходит за грань жизни и только там, в видимом нам небытии, наконец, обретает счастье быть просто человеком, без навязанных статусов и «ролей».
 
Живыми кажутся лишь Гамлет, Клавдий и Первый актер и Могильщик, блестяще сыгранный Александром Новиковым. Гамлет в таких понятных нам, сегодняшним, мучительных раздумьях о том, что пора бы что-то делать, а мы все говорим, говорим, сомневаемся, терпим, потому что не готовы и не знаем: а что, собственно, делать, как и зачем? И не лучше ли просто «не быть», даже если ты при этом пребываешь в полной иллюзии жизни.
 
А этот сложный, трагический, думающий Клавдий, созданный Сергеем Перегудовым? Ведь, здесь, кажется, именно у него, а не у Гертруды, запавшие, утонувшие в черноте зрачки обращены, согласно Шекспиру, прямо в душу. Творя зло, согласно «традициям», умея при этом любить по-настоящему, он один, наверное, способен понять и оценить то, что творит сам, и то, что делается вокруг. Он пристально всматривается в лица тех, кто рядом, и тех, кто далеко, по расстоянию и сюжету, сидящих в зале. Его почти богоборческая горькая молитва – одна из лучших сцен в спектакле (кстати, благодаря и тексту перевода Андрея Чернова, который звучит в спектакле). Отчаянные и саркастические вопросы без ответов... Закон можно купить, грех отпустить... Но если так, зачем мучиться совестью и раскаянием? И дальше он пускает свою жизнь на самотек, словно выпивая внушительный бокал цинизма, и начинает так спокойно, так бесстрастно манипулировать всем и всеми, прекрасно осознавая, что изменить ничего нельзя, а конец предопределен и близок.
 
А Александр Новиков, направляемый режиссером, повеселив партер «трагически»-смешными монологами, вдруг дальше оборачивается Могильщиком-мудрецом. И продолжая оставаться Актером, легко берет на себя и роль «бедного Йорика», и вечного шута, напяливая рыжий клоунский парик. И юный Гамлет, внезапно вспоминает такие редкие счастливые моменты детства, вскарабкивается к нему на закорки, и скачет на нем, как на любимой игрушечной лошадке, впервые, кажется, смеясь. Тут не нужно слов и объяснений, эта лирическая и ностальгическая сценка покажет все без них, приоткроет зияющую яму одиночества и тоски юного невольного мстителя.
 
Мести не будет. Медленно, друг за другом, эти шекспировские люди будут переходить черту: Полоний – Федоров, Офелия – Вонщик. И радостно тянуться друг к другу, улыбаясь, обнимаясь. Там, за бездарной жизнью, вдруг открывается жизнь настоящая: светлая, радостная, безбедная. И на минутку показалось, что этим все и закончится: они будут все прибывать и прибывать: Гертруда, Клавдий, сам Гамлет, наконец, встречаться в этом постжизненном пространстве, все забывая, всех прощая...
 
Но нет. В самом финале на сцену вышел один Гамлет, кажущийся совсем хрупким и невесомым под тяжестью огромного деревянного меча, который он и поднять-то не в состоянии. Он пытается из последних сил, он очень старается, но эта задача ему не по плечу. Он никого не убивает, все остается по-прежнему. И этот финал полон  правды, прекрасного идеализма и трагически безнадежен. Сегодня. Но не на веки вечные. Потому что против всех правил игры, парадоксально и необъяснимо какой-то очень тусклый проблеск надежды все-равно остается. Быть может, Гамлету достанет сил? Или гниение Датского королевства прекратится как-то по-другому?
 
Вот только Фортинбрас здесь совсем не при чем. О нем и не вспоминали...