Двухсотлетие Гоголя мы отметили необычно. Мариинский театр дал послушать в концертном исполнении все известные и неизвестные оперы на гоголевские сюжеты. Мюзик-холл сочинил музыкальное реалити-шоу «Брак», сильно оттолкнувшись от «Женитьбы». Создалось впечатление, будто Гоголь прославился в качестве либреттиста. Из театров драматических юбилейную премьеру («Ревизор») выпустил один театр им. Ленсовета. Но зато какую!
Входишь в зал, а на сцене чистый XIX век. Для оформления классики привычны: бетономешалка, нефтяная вышка. На худой конец, спортивные снаряды. А тут уютная комната с полосатенькими обоями, канделябры, мебель красного дерева. Ну чистый Павел Федотов (перенесенный в театр Ириной Долговой)! Ближе всего к «Сватовству майора». И классик путался в показаниях
Почему режиссера Сергея Федотова потянуло к Павлу Федотову? Ясно, не из родственных связей. Федотов ставил Гоголя много (от «Вечеров на хуторе близ Диканьки» до «Мертвых душ»). С гротеском, мистикой руководитель пермского театра «У моста» на дружеской ноге. И вот запала ему в голову идея: «А если показать чистого Гоголя, как в книжке написано?» Мысль по нашим временам дерзкая. Однако сомнительная. Кто сможет прочесть «Ревизора» по-гоголевски?
Нечистый возьмет и подложит отсебятину. Скажем, в оригинале Городничий не руководит капеллой городских чиновников (как у Федотова). Пристав Степан не изъясняется с Антоном Антоновичем на украинском языке. Но это пустяки. И сам Гоголь путался в показаниях. В «Предуведомлении» написано одно, в «Развязке «Ревизора» - совсем другое. Хотя режиссер вправе отдать предпочтение тому Гоголю, что помоложе. И не создан Театр им. Ленсовета для мистико-метафорических толкований. Нынешний «Ревизор» идеально разошелся в труппе. Все персонажи получились симпатягами, весельчаками. Особенно сияющие Бобчинский и Добчинский (Евгений Филатов и Петр Квасов). Актеры играют фарс, но мяконький, без перебора. Карикатурность пробивается только в первой сцене. В духе гоголевских иллюстраторов: Петра Боклевского и Александра Агина. Из группы чиновников, сгрудившихся за круглым столом, выделяется задушенный тесным мундиром Земляника-автомат (Александр Новиков). Аммос медленно поворачивает корпус, словно башня танка Т-34. Что не мешает ему в дальнейшем музицировать с ложками и, хитро улыбаясь глазами-пуговками, выходить к Хлестакову в русском танце.
Поцелуйщик-Городничий
В начале хорошо передана атмосфера тоски и ужаса. Руководители ведомств сидят, нахохлившись, при свечах. Только просверкивает взад-вперед Городничий в развевающемся халате и рвет компромат. Кажется, в доме внезапно умер с десяток родственников. Конец света. Потом кошмар рассеивается, ситуация одомашнивается. Не может Сергей Мигицко (Антон Антонович) быть долго начальником. Сделает замечание и обнимет, потребует - и в щечку. Субтильному Хлестакову страшновато, когда Городничий расставит ручищи (словно Вий) для объятья с будущим зятем. Впрочем, медвежья нежность советской правительственной манеры предпочтительнее мордобоя.
У Мигицко больше контрастных красок, чем у остальных. Он трезвый и восторженный, подозрительный и доверчивый. Его бессловесные реакции при первой встрече с Хлестаковым в гостинице не менее интересны, чем болтовня Ивана Александровича. Даже качанию ножкой высокого гостя старается сопереживать. Мигицко, как всегда, играет смешно, иногда на грани капустника, но единственный выводит в финале на драму. Разбойники и танцовщики
Фирменная муниципальная песня - «Было двенадцать разбойников...», хотя на разбойников ответперсоны не тянут. Вероятно, общая идея спектакля: так простодушно, по-детски разворовывают Россию. А вообще-то все обаяшки. Кроме Осипа. Олег Леваков (Осип), конечно, жулик, постоянно настороже. С удовольствием рассказывает и показывает, как надобно бы выпороть барина. Актер-режиссер проводит монолог в трактире мастерски, с отличным чувством ритма. После сцены вранья тоже чувствует себя вельможей, выкобенивается.
О хозяине Осипа говорить трудно. Каких только Хлестаковых мы последнее время не видели: трогательных «сирот», уголовников, шизоидов. В Театре им. Ленсовета - два Хлестаковых на выбор. Олег Федоров-Хлестаков злобноват, режиссерский рисунок держит, но он для него не органичен. Виталий Куликов внешне полностью соответствует гоголевскому описанию. Фитюлька, ничтожество, глуповат, тоненький. Такой тоненький, что угроза - «я ведь могу отощать» - вызывает панику даже у косой сажени, трактирного слуги. Балетное образование артиста сказывается в сложной пластической партитуре роли. Правда, спектакль, благодаря Сергею Грицаю, весь чуть ли не станцован. Огромный массив текста Куликов пробегает скороговоркой («легкость в мыслях необыкновенная»), которой сегодня мало кто владеет. Никакой инфернальности, фантасмагоричности, второго плана в этом Хлестакове вы не найдете. Но в пределах «чистого» Гоголя все в порядке. Куликов напоминает молодого Игоря Горбачева-Хлестакова. Однако нет в нем сладостной эротичности, которой пленял бывший диктатор Александринки не только уездных, но и столичных дам.
Что тот турнюр, что этот
Тем не менее Анна Андреевна (Анна Алексахина) и Марья Антоновна (Маргарита Иванова и Анастасия Самарская) распалились не на шутку. Городничиха чуть с ума не сошла от ревности к дочери. Успокоилась, когда Иван Александрович за спиной у невесты впился в маменькину ручку. Федотов придал поступкам Хлестакова больше смысла, чем тому свойственно. Хлестаков перескакивает с предмета на предмет, не останавливаясь. Нет у него предпочтений. Специалистка по изысканным красавицам Алексахина вдруг явила в «Ревизоре» роскошную вульгарность, оттененную французским прононсом, какого никто не слыхивал. В слове «вояжировка» она выдает такое фантастическое «хррр»!
У дочери реплик поменьше. В качестве компенсации режиссер подарил ей балетное адажио и талант портретистки. Маргарита Иванова в Марье Антоновне напрочь убирает кокетство. Не знает простушка, «что такое любовь», хоть ты тресни. Самарская ближе к инженю-кошечке.
Кто приехал напоследок?
Второй акт (после «пробуждения» «Ревизора») замедляет ход действия. Как произошло и на самой первой премьере комедии. Перед нами - серия тщательно проработанных дуэтов-дивертисментов, иногда забавных, иногда не обязательных. Видя, продолжительность спектакля зашкаливает, Федотов в последнюю минуту убрал из «чистого» Гоголя сцены с купцами и высеченной унтер-офицерской женой, но не поступился эпизодом с лекарем Гибнером (Эрнест Тимерханов) из поздней редакции. Финальная немая сцена, столь важная для Гоголя, не озаботила Федотова. Персонажи стоят за тюлевым занавесом - Хлестаков (или Хлестаков-дубль) в центре. Что это означает? Настоящий ревизор не лучше мнимого? Решение не раз испробованное. Может быть, за живой картинкой скрывается более глубокая мысль?
Зритель не копается в концепциях. Публика с удовольствием слушает забытый текст. Со смехом принимает «традиционализм» постановки, многочисленные режиссерские и актерские находки. Не насилуя, Федотов каждому дал «крупный план». Актеры купаются в своих ролях. Относительно последних работ Театра им Ленсовета «Ревизор» - удача. Что же касается Гоголя, стоит «чистить» его и дальше. А потом, очистив совсем от театральных цитат, пускаться в новое плавание, за собственным золотым руном - «Ревизором». Евгений Соколинский