Как гласит народная мудрость, человеческая душа — потемки. И с этим трудно поспорить. Но можно прибавить к сказанному, что женская душа — темный лес с буреломами, цветочными полянами и непролазными чащами. Одним словом, черт знает что такое.
Об этом поставила свой новый спектакль «Тень дерева» Мария Романова — режиссер, привыкший работать с современной драматургией и предпочитающая грубому мужскому слогу плавный женский нарратив. На этот раз материалом для постановки послужила одноименная пьеса Екатерины Нарши.
«Тень дерева» — история в шести рисунках, рассказывающая о Человеке (по всем приметам, женщине) в комнате. Ее героиня, обозначенная в тексте как Человек, старательно не выходит на улицу, поскольку повсюду ей мерещатся «маленькие голенькие зулусы», которых некому обогреть. В глаза смотреть им стыдно, а взять с собой невозможно, иначе через несколько лет ее уютная комната превратится в Таджикистан. Многотрудная жизнь Человека, состоящая из такого рода переживаний, усугубляется неурядицами на личном фронте. Ведь она, как и многие женщины, любит одного, а получает предложение от другого человека, причем по нескольку раз на дню. Отчего, даже такая, казалось бы, приятная процедура превращается в пытку. Единственная радость для нее — дерево, растущее напротив. Именно с ним она делит «отдельное ото всех солнце, ветер и кислород». Благодаря его тени мысленно переносится в Венецию, пустыню Гоби, субтропики и Антарктиду. И ровно в тот момент, когда дерево срубают, а любимый отказывается перевезти ее в свою комнату с таким же деревом по соседству, героиня выбрасывается из окна. Конечно, по истечении нескольких дней он, узнав о случившемся, приходит в комнату и тоже собирается шагнуть вниз, но в самый последний момент слышит телефонный звонок и спрыгивает с подоконника. В трубке, разумеется, шелестят листья.
Печальную историю в шести рисунках Мария Романова решила ретроспективно, миновав смерть и покаяние. Вместо этого в первой сцене режиссером была пущена видеопроекция с концерта Муслима Магомаева. И пока известный советский исполнитель 176 пел «Мелодию», со второго этажа металлической конструкции по одному спускались будущие герои спектакля — люди семидесятых. Поправляя одежду, устанавливая аппаратуру, актеры готовились к своему собственному концерту.
Нелюбимый человек (Александр Новиков) устало и почти отчаявшись рассказывал о шторах, которые надо бы повесить. Лишь через несколько минут становилось понятно, что истинной причиной раздражения становилось желание присвоить себе любимого человека, буквально задушить его в своих объятьях. Не случайно одной из кульминационных сцен спектакля становится драка потенциальных молодоженов. Немолодой Отелло хватает за шею свою Дездемону и в очередной раз в самых нежных предложениях признается ей в любви, утверждая, что жить без нее не может. И судя по накалу страстей, ясно, что до старости эта пара точно не доживет: задушит друг друга где-то на середине пути.
В диалог с ним вступал любимый (Роман Кочержевский), не меньший эгоист, чем первый. Привлекательный молодой парень клянется любимой в своих чувствах, но все время поглядывает на часы, понимая, что романтика романтикой, а работа не ждет. Его отношения с Человеком решены в постановке достаточно условно. То он приходит в начале спектакля в комнату, задумчиво смотрит по сторонам, ищет любимую, но не может никак отыскать. То, стараясь вызвать ревность, исполняет страстный танец с миловидной журналисткой, по стечению обстоятельств оказавшейся с ним на одной площадке. То, почти в финале, прибегает к героине с бутылкой питьевой воды, чтобы успокоить взбудораженную женщину.
Схожая приблизительность прослеживается в образе журналистки (Марина Мокшина-Бычковская), которая прохаживается по площадке, произносит монолог капризной Мальвины, якобы потерявшей смысл жизни, и еще время от времени теребит изящные пальчики, спрятанные в шелковые перчатки. Можно сказать, что на этом ее история заканчивается. Нет, конечно, режиссер добавляет к ней пару зловещих нот. Ведь именно она, словно назойливая муха, врывается в жизнь Человека, жужжит у него под ухом и в результате забирает самое дорогое — дерево, просто-напросто срубает его, согласно санитарным нормам. Но глядя на прекрасное и совершенно безобидное лицо журналистки, с трудом верится, что такая может кого-то обидеть. Украсить собой эпизод — вероятно, чтобы разбавить мужскую компанию — может быть, ну уж точно не убить и не довести до суицида.
Другое дело — Человек в комнате (Ольга Муравицкая). Уставшая и немного рассвирепевшая от непрошеных гостей, она долго и внимательно выжидает своего часа. Вот она появляется в проходе, тихо присаживается на край чемодана, вслушивается в слова, внимательно наблюдает из-под черных очков за всем происходящим. Ей — женщине и законному обитателю этой комнаты — давно все надоело. Оценив мужские признания, она просто и немножко нервно говорит, подвешивая к предполагаемой петле стеклянную бутылку, о главном: о себе и долгом-долгом одиночестве, к которому вполне можно было бы привыкнуть. Потом, размазав по лицу помаду, взъерошив волосы и вывернув все — от чулок до платьев — наизнанку, убедительно и твердо просит оставить ее в покое, не трогать. «Вот так взять и написать на лбу, на шее, на локтях — “мое”, чтобы никто не приближался». Она устала, почти что превратилась в тень — прекрасную черную тень на мягком оранжевом фоне. Ее движения плавны, мысли ясны, а поступки отдаленно напоминают действие африканского шамана, таинственные и завораживающие. Она женщина. Прекрасная сильная женщина на белом бумажном фоне. И благодаря ей оживает не только бумага. Оживают деревья, слова, драматургические конструкции и режиссерские ходы. И становится хорошо. Просто и хорошо, как по мановению волшебной палочки. И уже не так важен затянутый сюжет, не смущают костюмы из семидесятых, не сбивают с толку музыкальные номера. Ты просто растворяешься в Человеке и слушаешь… слушаешь его историю.
